Почему образование не может существовать без принуждения?
В связи с уже изрядно надоевшей эпидемией коронавируса едва ли не наибольший урон несет система школьного образования в стране. Школьники вот уже два месяца не ходят в школу, родители стонут, попытка запустить «дистанционное обучение», по всеобщему мнению, провалилась. Система в тупике. И на этом фоне еще больше расцветает давняя и массовая ностальгия по «советскому образованию — лучшему в мире», которое, как считается, могло бы легко справиться и не с такими проблемами.
Вот давайте об этом «лучшем в мире образовании» и поговорим.
Да, своим «лучшим в мире образованием» мы привыкли гордиться практически так же, как полетом первого человека в космос. При этом, однако, мало кто задумывается — а почему, собственно, оно «лучшее»? Что в нем было такого выдающегося в сравнении с другими системами образования? Хотя искать ответ вроде бы просто — ведь советское образование это то, что почти каждый из нас испытал на себе.
Может быть, учебники? Нет, уж мы-то знаем: советские учебники, какой предмет ни возьми, никогда не отличались ни красотами стиля, ни убедительностью, ни доходчивостью, ни, упаси боже, увлекательностью. Хотя, конечно, в выдающейся глупости они тоже замечены не были. В общем, это были довольно серые, неудобочитаемые, но все-таки доступные для понимания книжки, с не слишком понятными и не очень хорошо сделанными, но в целом приемлемыми иллюстрациями…
Тогда дело, наверно, было в какой-то невероятно эффективной, невиданной нигде в мире системе преподавания? Да, в общем, тоже нет. Система была обычная, прусская, с 19 века. Пятибалльная система оценок — оттуда же. Те же классы. Да мы сами сколько раз видели во французских, немецких, американских фильмах: классы, парты, за партами ученики, перед классом учитель с указкой, за спиной учителя — доска. Классика. Учитель рассказывает, дети слушают. Всё, как везде в мире. Но ведь наша-то система обучения была лучшей?
Тогда, может быть, учителя? У нас в СССР были самые лучшие учителя? Да, учителя (больше все-таки учительницы) были неплохие, однако не сказать, что советское государство учителей как-то особо привечало. Во всяком случае, зарплаты у учителей были совсем не из ряда вон, и работа в школе вовсе не была пределом мечтаний советского человека.
Мы, опять же, помним своих учителей. Кому-то, конечно, повезло — но многие ли смогут сказать, что их учили сплошь Песталоцци и Макаренки? Да, держались советские учителя поувереннее, их социальный статус был повыше — но все-таки в большинстве своем это были замордованные жизнью тетки, которые каждый день входили в классы, как рабочие на соседнем заводе вставали за конвейер.
То есть мы эмпирически приходим к пониманию, что ни учебники, ни учебные программы, ни учителя не представляли из себя ничего особо выдающегося. Лучше всего все названное скопом охарактеризовала бы русская поговорка «неладно скроен, да крепко сшит». А образование было «лучшим в мире». Как так, если в содержании учебного процесса мы в упор не видим никаких прорывов?
А между тем действительно был фактор, который делал советское образование выдающимся феноменом, который заметили на Западе, который обсуждали с восхищением и даже некоторой завистью. Просто этот фактор не внутри, а вне собственно учебного процесса. Речь о тотальности. А если точнее — о тотальности принуждения к образованию. Одна из основ буквально всякого массового образования — принуждение.
Так же и все наше общество, несмотря на то, что прошло уже больше 20 лет, все еще никак не осознало главную, определяющую часть своего «лучшего в мире образования»: того, что оно было основано в первую очередь на тотальном, пронизывающем всю структуру советского общества, принуждении. Собственно, в этом и была его сила.
Ну в самом деле, давайте признаемся хотя бы сами себе: в мысли, что дети вовсе не так уж и жаждут «обалдевать знаниями» — нет ничего сногсшибательного. Об этом даже при СССР в песнях пели:
А нам говорят, что катет
Короче гипотенузы.
А я говорю, что долго
Не вынесу этой обузы…
Вот именно. Обузы. Дети не хотят шагать (в школу), им хочется гулять. Кто-то должен заставить их все-таки прийти в душный класс, а там еще и учить теоремы про ненавистные катеты. И так — изо дня в день, на протяжении — если брать советский период — 10 лет подряд. Кто и чего ради будет этим заниматься?
В советское время системы принуждения были продуманы, отлажены и работали на полную катушку. Главное, что они, как и положено в тоталитарном государстве, действовали не только «сверху» и «снаружи», но были или по крайней мере старались проникнуть всюду, даже в самое что ни на есть личное пространство: в семью, в круг друзей
Наконец, школа обеспечивала давление на ребенка и с третьей стороны — со стороны родителей. И дело тут вовсе не ограничивалось душеспасительными беседами учителей с родителями. Обязанности учителей понимались гораздо шире: им не возбранялось проследить, в какой обстановке живет тот или иной «трудный» ученик. Учитель мог в случае необходимости и «надавить» на родителя, если считал, что тот уделяет мало внимания ребенку. Причем тут ему вполне могла помочь как комсомольская, так и, при необходимости, партийная организация. Возможности были: например, сообщение на работу. В тоталитарном обществе партия одна, партком в школе и партком на любом советском предприятии, где бы ни работал нерадивый родитель, принадлежали к одной структуре.
Сейчас атавистические формы этого «советского времени» можно найти в некоторых маленьких городках с одним градообразующим предприятием: важно лишь, чтобы это предприятие успешно работало. В таких «моногородах» (особенно этим славятся «города ЛУКойла» в Тюменской области) на улицах поддерживается образцовый, почти европейский порядок, чистота, ухоженность, дети прилежно учатся в школах, почти нет хулиганства. Власть в городе и руководство предприятия представляют собой одно нерасторжимое целое, работать в городе, кроме как на градообразующем предприятии или в муниципальных структурах, особо негде; немногочисленные частные фирмы, действующие в моногороде, также полностью зависят от симбиоза городских и промышленных властей.
Поэтому, если чей-то ребенок не проявляет прилежания в учебе, или, того хуже, пытается хулиганить — школа оперативно связывается с городскими и заводскими руководителями, и «перевоспитывать» начинают не только самого ребенка, но и его семью (о таких случаях в г. Когалым, в частности, много рассказывали в 90-х, когда мэром Когалыма работал небезызвесный С. Собянин). Для начала родителю объявляется выговор; если ребенок продолжает хулиганить и плохо учиться — отца и мать просто увольняют, и другой работы им в городе просто не найти; семья «хулигана» оказывается вынужденной уезжать из города.
Система кажется дикой; конечно, далеко не во всех городках она проявляется в таком же «чистом» виде, как в Когалыме 90-х. Но факт есть факт: зачастую именно выпускники школ из маленьких городков такого типа оказываются наиболее успешными при продолжении образования: набирают высокие баллы ЕГЭ, поступают в самые престижные столичные ВУЗы «на бюджет» и далее учатся без особых проблем, так как «база» у них действительно есть.
Ну и, соответственно, наоборот: в большинстве прочих школ в других городах и весях, где нет и не может быть никакой зависимости частных предприятий от «шкрабов» (как большевики называли «школьных работников») — учеба нынче происходит в обстановке, довольно близко к оригиналу переданной в известном сериале Гай-Германики «Школа». На уроках бедлам, учителей никто не слушает, все занимаются своими делами, попытки учителей «потребовать уважения», как правило, тщетны.
В этом, кстати, и была одна из важнейших функций «детских организаций» типа «пионерии» и, в особенности, комсомола: помощь учителю в поддержании так называемой «дисциплины в классе» — через давление на «школьных хулиганов», непосед и прочих нарушителей спокойствия. Основа основ советской школы: ученик должен, даже если он не понимает предмет и ему скучно, как минимум вести себя смирно и тихо, не мешая остальным.
Все это потеряно в нынешней школе, соответственно, низкая дисциплина на уроках мешает усваивать материал даже тем немногим ученикам, которые остаются способны это делать. Можно вскричать — «так давайте же скорее воссоздадим пионерию и комсомол». Однако делу это не поможет. Такие организации работают не сами по себе, а только внутри по-настоящему тоталитарной государственной структуры. Тот же комсомол будет эффективен «по-сталински», только если членство в нем будет обязательным, а исключение из него бумерангом ударит не только по «изгою», но и по всей его семье.
В конечном итоге смысл всей советской системы «принуждения к образованию» в круговой поруке — когда за успехи или по крайней мере за учебную дисциплину школьника так или иначе отвечает вся его семья.
Тут, кстати, стоит отметить, что на самом-то деле «лучшая в мире система образования» начала рассыпаться еще при жизни СССР — по мере того, как разлагалась советская тоталитарная система принуждения. Я заканчивал школу еще в первой половине 80-х (в «оруэлловском» 1984-м) — и прекрасно помню, что уже тогда обучение в моей окраинной московской школе шло «полосами»: на каких-то уроках учителя действительно «давали предмет», а на каких-то уже стоял полный бедлам в стиле Гай-Германики, и никакие комсомольские собрания уже ничего не могли с этим поделать.
Обществу просто до сих невдомек, что «лучшее в мире советское образование» умерло еще при СССР, а окончательно развеялось по ветру вместе с кончиной всеобщей советской системы принуждения. Без толку что-то требовать от министров: даже если бы они захотели, не в силах отдельного министра воссоздать ту машину принуждения, которую являл собой «совок».
Новое обучение надо строить на совсем других принципах. И заново думать: как же все-таки, при помощи каких новых механизмов заставлять учеников учиться?
В качестве эпилога — анекдот: Урок «Основы православной культуры». Учительница:
— И помните, дети. Те, кто будет учиться на «4» и «5», попадут в рай. А те, кто будет учиться на «2» и «3», — в ад.
Вовочка с задней парты:
— Мариванна, а что, живым закончить школу не получится?
