Хранимые небом
Елена Киричек
Родилась в 1974 году. Прозаик, член Союза российских писателей. В 1996 году окончила КГУ. Кандидат физикоматематических наук. Первая публикация в 12 лет: в газете «Советская Калмыкия» были опубликованы стихи. Автор романа «Страна без возврата», книги «Сказки народов России», изданий для детей. В настоящее время работает главным редактором в издательствах Москвы, разрабатывает научно-популярные и развлекательные проекты для детей и взрослых.
Жил-был богатый хан. Прозвали его Золотым, Алтн, за его богатство и славу. Долго не было у него детей, и вот наконец родился светлоликий, светлоокий мальчик. Мать, любимая жена хана, умерла при родах; но едва хан взял мальчика на руки, как услышал от старой повивальной бабки слова: жить ханскому сыну в чужой семье бедняком, пока не минует 15 лет, иначе ждут хана и весь род его страшные беды. Опечалился могучий хан, да что тут поделать? Посмотрел он в ясные глаза сына и отвернулся, и верные нойоны отвезли мальчика далекодалеко, в бедную кибитку.
И вот минуло 15 лет. Старый хан, по слухам, заболел и ослаб, все верные друзья его погибли в сражениях. А что сталось с юным наследником, о том не ведали даже степные орлы, летающие вольно и глядящие далеко.
Тем временем кочевал в степи один человек – не богатый, не бедный. Был у него небольшой табун лошадей да кибитка в 6 решёток и 15 войлоков. Правда, войлоки те были тонкими, а решётку, покрытую красной краской, давно пора было красить заново. Другое богатство было у него – сын Мерген, смышлёный не по годам, мудрый, как змея, быстрый, как ястреб, сильный, как молодой жеребец.
Сели как-то отец и сын ужинать, поднесла им мать по чаше горячего чая, заправленного солью и курдючным салом. Едва отхлебнули мужчины из своих чаш, как послышались на дворе конский топот и ржание, и чьи-то недобрые глаза заглянули в кибитку через отверстие между верхним краем двери и решёткой. Покачала головой седая мать Мергена: ох, беда на пороге! Всегда жила она этим предчувствием – что однажды ворвутся в их простую жизнь злые, одержимые мусом люди. Давным-давно сплела она длинную прочную нить – оберег из белого конского волоса. Знала: в недобрый час эта нить поможет сыну уберечься от зла. Тут войлок, прикрывающий вход, кто-то приподнял и грубо закинул на кибитку во всю длину, до самого верха. Поднялся отец на ноги, поднялся сын на ноги, отошла мать от входа подальше – вот она, беда, пришла беда, входит в кибитку.
В кибитку вошли двое нойонов. За ними – отрок, светлый, как солнце. А за ним – ещё шестеро нойонов, незваных гостей. Невесел казался отрок, грубы были его спутники. Ничего не ответил отец на оскорбление – разве не знают гости, что только люди с дурными мыслями заглядывают в кибитку через отверстие между решёткой и дверью? Разве не знают они, что входить надо, аккуратно скатав белый наддверный войлок? Но ничего не сказал отец, пригласил гостей ужинать.
– Иди накорми наших коней, – потребовали в ответ нойоны. – А тут мы и сами справимся.
Повернулся отец и вышел. Мать согнулась в поклоне. Посмотрел светлоликий юноша на Мергена и сделал ему знак сесть с ним рядом.
Послушался Мерген. Подала мать ужин – всё, что было в доме. И жирного кислого молока, и мяса, и бульона, и ароматного калмыцкого чая, и свежих лепёшек с маслом. Всё, чем семья могла питаться дней десять, пошло на угощение по закону гостеприимства. Съели нойоны мясо, а молоко вылили на пол. Пили из бурдюков крепкую водку, выменянную на сотню овец, прихлёбывали из чаш горячий бульон, ломали лепёшки. Отрок сидел молча, лишь отпил из пиалы немного чая и опустил глаза. Тяжело ему было глядеть, что творят его спутники. Тут приметил Мерген, как один из нойонов незаметно бросил в чашу светлого отрока щепотку белой соли. Удивился Мерген и незаметно поменял местами чаши отрока и нойона. Никто не заметил этого, только светлый юноша взглянул внимательно на Мергена и снова опустил взор.
Продолжался тем временем хмельной грубый пир. Кричали нойоны отроку: «Ешь! Ешь и пей, ханский сын, а не то мы привезём Алтн-хану одни твои голубые кости! Ешь! Поголодать ты успеешь, уж мы позаботимся».
Гоготали нойоны, бросали друг в друга едой, резали ножами постеленную для них цветную кошму.
Выпил отрок ароматный калмыцкий чай, поклонился хозяйке, поднялся на ноги. А Мерген смотрел, как нойон, бросивший в пиалу отрока какую-то соль, ухмыльнулся в усы, вытер о халат жирные пальцы и выпил свою чашу залпом. Не успел отрок и шага в сторону сделать, как захрипел нойон, багровым стало его лицо, схватился он за горло и упал мёртвый на пол.
Шум и крик поднялись в кибитке. Схватили нойоны хозяйку, приволокли со двора хозяина и стали их бить плетьми. Бросился было Мерген на помощь родителям, но отрок схватил его за руку, покачал головой.
– Прекратить! – крикнул юноша. – Кто станет служить мне утром, когда я проснусь? Вынесите тело во двор, а хозяев оставьте. В кибитке, где умер человек, уже не поселится счастье. Эти люди уже наказаны так, как вы не сумеете наказать.
Остановились нойоны, отдышались, вынесли мертвеца из кибитки. Было их восемь, осталось семеро. Подошёл один из них к светлому отроку, поглядел с ненавистью:
– Бережёт тебя небо, ханский сын. Но не бывать тебе ханом. Наш старший брат, что сидит по правую руку от старого Алтн-хана, заменит тебя, а твоё белое тело мы скормим собакам. До золотой кибитки хана ещё два дня пути. Мало ли что бывает в дороге.
Ничего не ответил отрок, лёг спать и заснул как младенец. Наутро решили нойоны забрать с собой хозяина и отдать его Алтн-хану на страшный суд за убийство. Но отрок воспротивился этому:
– Зачем отцу этот старый табунщик? Нойон умер от водки, выменянной вами на сотню овец. Я заберу себе его сына, будет служить мне, пока я жив.
Снова издевательски захохотали нойоны:
– Бери, бери! Недолго щенку служить молодому волчонку!
Бросили нойоны старого отца лицом на пол, вывели из кибитки ханского сына, вышли и сами забрали всё, что ещё оставалось съестного. Схватили за плечи Мергена. Едва успела мать надеть на руку сыну тонкую нить из белого конского волоса, едва успела всунуть ему в руки бурдюк с чистой водой. Выволокли из кибитки Мергена. Сел он на коня, что возил на себе погибшего нойона, и поскакали они седой степью вперёд, к золотой кибитке старого хана.
Когда солнце выкатилось на самую середину неба, нойоны остановили коней. Развели костёр, достали припасы. Разогрели арьку, которую возили с собой, передавали чашу один другому. Стали глумиться над отроком:
– Не смотри, ханский сын, что везём тебя в золотую кибитку. Бережёт тебя небо, но недолго нам тебя слушаться. Нас – девять братьев, и сидит старший из нас по правую руку от старого хана. За погибель одного заплатишь нам дорогой ценой. Сдохнешь, как шелудивый пёс, под телегой, а мы будем править ханством.
Сидит отрок ровно, прямо, глаза опустил, не слушает грубиянов. Не ест, не пьёт с нойонами, лишь разделил с Мергеном глоток чистой воды из бурдюка, что дала мать Мергена. Начеку друг Мерген. Видит он, как встал один из нойонов, начал ходить по кругу вокруг сидящих у дневного костра. Вот поравнялся он с отроком, выхватил из-за пояса нож. Вскинул Мерген свою руку, на которой намотан был оберег из белого конского волоса. Вскинул так, будто обнял за плечи отрока. В тот же миг нож выскочил из руки нойона и поразил его в горло. Упал убийца, хрипит, обливается кровью. Вскочили нойоны на ноги, отрок же сидит как ни в чём не бывало. Закричали нойоны, схватили брата, а его уже и душа оставила. Поднялся на ноги ханский сын:
– Злого настигнет злое. Зачем играл со своим ножом? Хочу ехать дальше, а тело его оставим здесь, посреди степи.
Затаили злобу нойоны, но ничего не сказали в ответ. Было их восемь, осталось шестеро. Поехали дальше. К ночи заметили кибитки в степи. Подъехал к ближайшей один из нойонов, заглянул внутрь через отверстие между верхним краем двери и первым выступом решётки. Постучал нойон по кибитке нагайкой, схватил полог, прикрывавший вход, закинул наверх. Поднялись хозяева навстречу неучтивым гостям, вошли нойоны в кибитку, затолкали отрока с другом Мергеном. Поклонился хозяин – простой табунщик – ханским нойонам, пригласил ужинать.
– Иди накорми наших коней, – закричали в ответ нойоны. – А тут мы и сами справимся.
Подали хозяева ужин – всё, что было в доме, всё, чем семья могла бы питаться дней десять, – всё пошло на угощение незваным гостям. Съели нойоны мясо, а молоко вылили на пол. Пили из бурдюков крепкую водку, выменянную на сотню овец, прихлёбывали из чаш горячий бульон, ломали лепёшки.
Молча сидел ханский сын, лишь отпил из чаши глоток калмыцкого чая, а потом встал и удалился на приготовленную для него постель. Едва коснулся он головой постланной для него белой бараньей шкуры, как заснул сном младенца. Но начеку друг Мерген, не спит, ждёт, пока закончат хмельной ужин нойоны и улягутся отдохнуть. Наевшись и выпив водки, нойоны заснули, но один из них вышел наружу. Не спит Мерген, чует недоброе. И видит: приподнялся полог кибитки, просунулась внутрь кибитки рука нойона и положила на грудь светлому отроку чёрную степную гадюку. Проснётся юноша, очнётся змея от ночного холода – и ужалит ханского сына.
Нойон же вернулся в кибитку, упал на приготовленное для него ложе и захрапел. Взял Мерген спящую гадюку за голову, переложил её в сапог нойона и стал ждать утра.
Утром проснулся юноша – ханский сын, поклонился на четыре стороны, поклонился хозяевам, сел, как старший, на место хозяина. Нойоны молчат, переглядываются. Подали хозяева угощение. Всё съели-выпили жадные нойоны. Что не съели, бросили на пол. А как стали собираться, сунул один из них ногу в сапог, и ужалила его степная гадюка. Было нойонов восемь, осталось пятеро. Поднялся было переполох, но приказал ханский сын:
– Едем дальше.
Оседлали нойоны коней, едут молча. Один дневной переход оставался до золотого дворца Алтн-хана. Но, когда солнце вышло на самую середину неба, нойоны остановили коней. Развели костёр, достали припасы. Разогрели арьку, которую возили с собой, передавали чашу один другому. Стали глумиться над отроком:
– Не смотри, ханский сын, что бережёт тебя небо. Нас – девять братьев, и сидит старший по правую руку от старого хана. За погибель троих заплатишь нам страшную цену.
Сидит отрок ровно, прямо, не слушает грубых нойонов. Не ест, не пьёт с ними, лишь разделил с Мергеном глоток ключевой воды из бурдюка, что дала мать Мергена. И тут придумали нойоны устроить скачки.
– Покажи, ханский сын, свою удаль! Не видели мы тебя в деле, что сказать хану?
Поднялся ханский сын, поднялся его друг Мерген. Установили нойоны копьё далеко в степи, порешили: кто доскачет до него и первым вернётся, тот победил.
Вскочили на коней ханский сын, Мерген и нойоны. Однако не успели всадники покрыть и половины расстояния до копья, как приблизился к ханскому сыну один из нойонов, вынул свой острый нож и перерезал подпругу седла. Вскинулся конь, едва не стряхнул юношу. Уцепился отрок за гриву, обхватил ногами бока коня – удержался, но видит Мерген: снова приближается к нему нойон, перегнулся в седле, тянет руку с ножом. Ещё немного – и заколет он ханского сына. Вспомнил тогда Мерген, как учил его отец-табунщик останавливать или ускорять бег коней, заставлять их рассыпаться по степи или сбиться в табун. Поставил Мерген своего коня на дыбы, привстал на стременах и засвистел по-особому. Шарахнулись кони нойонов кто куда. Не удержался нойон-убийца в седле, упал на землю, и затоптал его конь.
Ханский же сын усмирил своего жеребца. Закончились скачки. Было в провожатых у ханского сына восемь нойонов, осталось четверо. Подъехали они к нему, спешились, сняли шапки, встали перед ним на колени. Молчит светлый отрок, молчит его друг Мерген. Пали негодяи-нойоны лицом перед ханским сыном на землю, молят о пощаде:
– Бережёт тебя небо, ханский сын. Будем служить тебе верой и правдой, не губи нас. Брату не будем служить, тебе будем.
Ничего не ответил отрок, повернул назад к лагерю. Поспешили нойоны следом. У костра стал расспрашивать их ханский сын, светлый юноша, что ждёт его во дворце отца.
И рассказали ему нойоны, что знали. Изменился старый Алтн-хан. Злой стал и грубый. Посадил по правую руку свою старшего брата нойонов – человека хитрого и коварного. Сделал его ближайшим советником, во всём его слушается. Подговорил советник Алтн-хана жениться, произвести на свет нового наследника, а юного первенца призвать ко двору и убить.
Молча выслушал отрок нойонов, приказал двигаться дальше, чтобы успеть до захода солнца попасть во дворец отца.
И вот показались впереди золотые кибитки Алтн-хана. Обнесён был дворец стеной из сандала, и стоял часовой у той стены через каждые четыре шага.
Подъехал ханский сын со своей свитой к широким красным воротам, и пропустили их беспрепятственно. Спешились они, идут к золотой кибитке. Сияет она в лучах солнца, будто это ещё одно солнце спустилось на землю.
Много людей встретило их во дворе хана – ратные люди и слуги, нойоны, зайсанги и простой люд, все одеты по-праздничному, все склоняются перед ханским сыном в низком поклоне. Хоть и бедно одет юноша, но так величественна осанка его, так светел лик, что сразу виден в нём наследник великого хана.
Вошли в ханскую кибитку через левую створку двери, поклонились. Видят – сидит хан насупившись в золотых одеждах, в доспехе, будто на войну собирается, и доспех тот весь покрыт золотой чешуёй. Удивился про себя Мерген, но ничего не сказал.
По правую руку от хана в шитом золотом халате сидит брат нойонов, советник. Не смотрит на братьев, смотрит перед собой, гордый, высокомерный. Стоит перед ханом прекрасная девушка, тонкая станом, светлая ликом, во всём белом, как небесная птица, стоит, опустив ресницы. Вдоль стен дворца стоят двадцать четыре лучника с оружием наготове. Накрыт перед ханом богатый стол, но нет во дворце гостей, нет веселья. Молчит хан. Подошёл к отцу ханский сын, встал на колени перед родителем, здоровается почтительно, просит отцовского благословения. Молчит хан. Поднялся на ноги его советник, человек с хитрым лицом.
– Нет сына у нашего хана, безумец. Был у Алтн-хана сын, да только оставил он своего родителя без поддержки и помощи. Другие люди помогают хану править страной. А тебе нет прощения, ибо беспутный ты сын отца своего. От имени Алтн-хана приказываю предать тебя лютой смерти, а после справит Алтн-хан весёлую свадьбу на твоих голубых костях.
Подбежали стражники с мечами к ханскому сыну, схватили под локти. Закрыла лицо руками девушка, тонкая станом, – приглянулся ей ханский сын, тяжело будет пережить его смерть. Поднял хан на сына глаза – блестят они красным, как огонь в костре. Протянул хан к сыну ладонь, а на пальцах – когти.
И тут вспомнил Мерген всё, что рассказывала ему мать про злых мусов. Вскинул он руку, на которой носил оберег – длинную нить из белого конского волоса. Развернулась нить, как аркан, упала хану на плечи. Заревел хан нечеловеческим голосом и превратился на глазах у всех в ужасного муса. Лапы с когтями прорвали золотую одежду, вырос у хана могучий хвост, странный доспех обратился золотой чешуёй, обезобразили лицо хана длинные острые зубы, глаза налились кровью, а усы хана стали синими змеями.
В ужасе бросились стражники врассыпную. Забился советник за ханское кресло. Только Мерген остался стоять рядом с другом по правую его руку, да девушка, тонкая станом, выпрямилась и гордо встала по левую руку ханского сына. Кинулся на них мус, грозит разодрать в клочья.
Тогда вышел вперёд Мерген. Поднял он брошенный стражами меч, нанёс мусу удар прямо в пасть. Но не остановился мус, стряхнул меч, забрызгал синей кровью золотую кибитку, отбросил Мергена далеко в сторону.
Тогда вышел вперёд ханский сын. Зашипел мус, навис над юношей, вот-вот схватит его когтями, раздерёт зубами белое тело. Тут девушка, гибкая и тонкая станом, наклонилась и подняла с пола лук, брошенный ханской охраной. Подала она ханскому сыну лук и серебряную стрелу, что всегда носила в белом колчане на поясе. Натянул ханский сын боевой лук, вложил в него серебряную стрелу и поразил муса в самое сердце. Забился мус в страшных судорогах, закричал громким голосом. Сметает хвостом светильники, утварь, вот уже и решётка золотой ханской кибитки шатается. Схватил ханский сын за руку девушку, отыскал у стены Мергена.
Тем временем пали золотые светильники на пол, разлилось из них масло, загорелись шерстяные ковры. Мечется по кибитке мус, ревёт, не даёт пройти к выходу. Да тут ещё Мерген заартачился: не пойду, говорит, с вами, надо взять с собой этот сундук из чёрного дерева. Зашатался сундук сам собой, лишь только хан превратился в муса, и, верю я, неспроста. Надо вынести сундук из кибитки.
Ударил Мерген мечом по решётке, но не поддаётся она. Ударил ханский сын другим мечом по решётке, и сломалась она. Но затупились мечи. Никак не разрубят ханский сын и Мерген толстые белые войлоки. Мечется мус, бьёт хвостом, бьёт когтистыми лапами направо, налево, рвёт зубами всё, что попадается ему в пасть. Вот ударил он было лапой по ханскому сыну. Еле увернулся от когтей ханский сын, но зато прорвали когти толстые войлоки.
Выбрались через дыру ханский сын, девушка и Мерген. Едва лишь выволокли они за собой чёрный сундук, как взвилось пламя над золотой ханской кибиткой, поглотило ревущего муса и злого советника, обратило всё в пепел, и не осталось на этой земле зла. Открыл ханский сын чёрный сундук, а там старый Алтн-хан, связанный, бьётся. Освободил ханский сын родного отца, пал перед ним на колени. Встал на колени и Мерген-табунщик, и гордая девушка-невеста, и все, кто был в тот момент в ханском дворе, опустились на колени перед старым ханом.
Поднял хан сына с колен, обнял, заплакал.
– Сын мой Санал! – молвил он, и услышали его слова все, кто был рядом. – Хвала великому небу, что послало мне тебя на старости лет. Хвала великому небу за гибель подлого муса. Хвала великому небу за то, что послало оно тебе верного друга Мергена.
Поклонился Санал до земли, выпрямился – высокий, стройный, светлый ликом, волос как вороново крыло, взгляд как орлиный взор. Поклонился до земли и Мерген.
– Сын мой Санал! – продолжал Алтн-хан. – Отныне и при всех я передаю тебе ханство. Правь страной, а я и твой друг всегда будем рядом.
– Проси чего хочешь, Мерген, – сказал хан Санал. – Пусть первое моё приказание касается моего друга.
– Хочу я к родителям, дорогой друг, возлюбленный хан. Один я у них.
Улыбнулся Санал:
– Станет твой отец у меня главным табунщиком, пить будет жирный кумыс, есть свежее мясо. Мать твоя в золотом халате ходить будет.
Поклонился Мерген.
– Тогда проси и ты чего хочешь! – сказал старый хан сыну. – Мы все получили желаемое. Я – долгожданного сына, друг твой Мерген – драгоценных отца и мать. Скажи мне, о возлюбленный сын мой Санал, чего хочешь ты?
Взял тогда Санал руку прекрасной девушки в свои ладони:
– Позволь мне жениться, отец.
С радостью дал согласие Алтн-хан. Счастливо засмеялась гордая девушка, прекрасная ликом Герел.
Весело и легко стало у всех на душе. Забыли люди про страшного муса, возвели для молодых новую золотую кибитку и праздновали свадьбу нового хана много дней и ночей.
И следующие годы стали для той земли на редкость богатыми и благополучными. Самые здоровые и крепкие дети рождались тогда, травы вырастали в рост всадника, самые выносливые жеребцы и верблюды, самые жирные овцы паслись тогда в калмыцкой степи. Земля цвела благополучием, и люди жили в любви.