Вспоминая Шафаревича

Уроженец Житомира, выпускник физмата МГУ, крупный учёный-математик, член-корреспондент АН СССР, лауреат Ленинской премии вошёл в историю ещё и как диссидент, выступавший в защиту Сахарова и Солженицына. Шафаревич – символическая фигура, мыслитель, публицист, автор многих знаковых философских, общественно-политических трудов. Вековой юбилей – повод вспомнить этого уникального человека.

Его крест

Александр Проханов,
писатель:

– Игорь Шафаревич для меня – не отдельно взятая фигура, его надо рассматривать в контексте трёх других не менее важных персон советской и русской истории. А последние советские десятилетия дали четыре очень мощные личности, принадлежавшие к разным элементам тогдашнего советского общества.

Перечислю. Академик Сахаров – типичный представитель советской прозападной интеллигенции, от которой пошло движение страны в сторону Запада, наше растворение в западной цивилизации и крушение советской империи. Зиновьев – коммунистический философ левых взглядов, полагавший, что у советского строя есть огромный потенциал, а у коммунизма – огромное будущее. Солженицын – не империалист, не православный человек, а скорее русский националист мягкого, кадетского толка. И был Игорь Шафаревич – ярко выраженный русский националист, тяжело переживавший трагедию русского народа, попавшего под огромные жернова Истории и претерпевавшего в этих жерновах чудовищные муки.

Он стал одним из столпов советского и русского диссидентства, но он был прежде всего учёным, который «не вдруг» занялся политикой и философией. Подобно Эйнштейну, стремившемуся создать «общую теорию поля», такие люди стремятся к универсальному познанию мира. И когда они понимают, что одной физики или математики недостаточно, – приходят к исследованиям гуманитарного, психологического, религиозного характера, и объектами их исследования неизбежно становятся государство и общество. Чем крупнее такая личность, тем сильнее она стремится к гуманитарной составляющей в своих исследованиях. Такие люди науки, как Сахаров и Шафаревич, перешагнули границы своей профессии, прорвали советские идеологические рамки каждый в своём направлении. Я бы сравнил их с Леонардо да Винчи, стремившимся к полноте знаний и представлений о мире.

Я плохо помню конкретные обстоятельства нашего знакомства. Возможно, потому, что познакомились мы в самый разгар позднеперестроечных бурь, когда на наших глазах разрушалась держава, мы уже понимали трагедию этого развала. В то время появлялись самые разные патриотические организации. Шафаревич с его проповедью уже был известным человеком, у него была своя школа, были единомышленники. Вот в это время он и пришёл в мою газету «День», ставшую рупором сопротивления горбачёвской перестройке. Напомню, «День» был органом Союза писателей, созданным в противовес другому органу СП, «Литературной газете», захваченной в ту пору радикальными либералами, вышвырнувшими из редакции весь авторский актив и сотрудников, уличённых, замеченных в «антиперестроечных» настроениях. Шафаревич увидел в нашей газете «День» чётко обозначенные русские патриотические тенденции и начал работать с нами, войдя в редколлегию, где были люди достаточно широкого спектра взглядов.

Общались мы при разных обстоятельствах и по разным поводам, и далеко не всегда наши взгляды полностью совпадали. Одним из идеологических устремлений моей газеты было примирение белых и красных. Белые потерпели поражение в 1917 году, красные – в 1991-м, и мне хотелось объединить две эти «армии» для противодействия либералам-западникам. В одном из номеров я написал, что «пришла пора закопать белые и красные кости», и мы опубликовали два портрета – Деникина и Фрунзе. Шафаревич пришёл ко мне и сказал, что уходит из редколлегии, потому что не может работать в газете, прославляющей Фрунзе, – «палача Крыма и убийцу пленных белых офицеров».

Но эта наша распря не была долгой и глубокой. Шафаревич приходил на наши творческие вечера, выступал у нас, и его очень тепло принимали в писательской среде.

Игорь Шафаревич не был внешне эмоциональным человеком, скорее он производил впечатление типичного «технаря-сухаря», всегда был строго логичен и не позволял себе пушистых «ампирных» высказываний. Но он умел видеть в человеке человека. Вот одна история. В разгар всех этих политических битв я вдруг почувствовал чудовищную усталость, когда уже ничего не хотелось делать. В одну из встреч Шафаревич, возможно, почувствовав моё настроение, спросил, как дела. Я ответил, что устал бороться. Игорь Ростиславович сказал: «Все устали, но нам нельзя бросать своё дело, мы все должны оставаться на своих местах». Эти его простые слова сразу привели меня в чувство.

А на мой юбилей Игорь Ростиславович подарил крест бронзового литья с распятием, он и сейчас стоит в моём домашнем киоте, я так его и называю – «крест Шафаревича».

С болью в сердце

Михаил Любимов,
писатель, ветеран Службы внешней разведки

– Впервые узнал о крупном учёном и замечательном философе Игоре Шафаревиче в западной прессе, писавшей о его выступлениях в поддержку Сахарова и Солженицына. Однако комплиментами пресса его не баловала, ибо он был критиком западной цивилизации и ярым сторонником русского мира. Позднее прочитал его труды – статьи, опубликованные в солженицынском сборнике «Из-под глыб», книги «Русофобия», «Есть ли у России будущее?» и другие, ставшие сегодня настоящим откровением для нашего общества, окружённого ныне русофобскими шакалами.

Уже после работы в разведке, на пенсии, я сблизился с известным русофилом, литературоведом Вадимом Кожиновым, который частично разделял идеи Игоря Шафаревича.

Игорь Ростиславович вовсе не был адептом Запада. Более того, он прямо предупреждал о коварстве западных политиков. А мы почему-то долго им верили, и эта вера некоторых советских лидеров в порядочность Запада, русская доверчивость начались давно.

Куратор французских спецслужб Константин Мельник лично рассказывал мне, что он сам, под эгидой ЦРУ и «Рэнд корпорейшн», работал над знаменитыми Хельсинкскими соглашениями 1975 года в разделе, предусматривающем соблюдение прав человека, сохранение тогдашних границ и послевоенного устройства. Именно тогда в СССР было легализовано правозащитное движение, существующее и поныне. Но где послевоенное устройство, закреплённое Хельсинкскими соглашениями? Где Варшавский договор? Оказалось, что кровавую войну «выиграли» США, Польша точит зуб на Калининград, Япония – на Курилы, в Европе рушат памятники советским солдатам.

Мой сокурсник по МГИМО, последний начальник советской разведки Леонид Шебаршин с большим интересом относился к идеям Игоря Шафаревича, симпатизировал газете «Завтра» и выдающемуся публицисту, побывавшему во всех горячих точках Александру Проханову, печатавшему в своей газете в том числе и статьи Шафаревича. И это не случайно. Советская разведка, лояльно претворяя в жизнь политику перестройки, в то же время на основе секретных документов постоянно информировала Горбачёва о её негативных последствиях, что, разумеется, вызывало возмущение генсека и президента. Речь шла о неискренности западных лидеров, об их двуличии, о хаосе и злоупотреблениях во время вывода наших войск из ГДР, о предательстве нашей властью друзей – «стран народной демократии», о непотребном отношении перестроечных лидеров к руководителю СДПГ Эриху Хонеккеру. Наша разведка постоянно получала секретную информацию о замыслах Запада разрушить СССР и тем или иным способом «вписать» Россию в западную цивилизацию. Собственно, Игорь Шафаревич философски обосновал наступление западной цивилизации на иную, своеобразную цивилизацию – русскую. После распада СССР и смены общественно-политического строя – разве это не революция? – он с болью писал о трагической судьбе русских в бывших союзных республиках и волне эмиграции на Запад в поисках лучшей доли, о насущной необходимости «собирания русских», возвращения их в родные пенаты.

Да, не всё из сказанного Шафаревичем можно принимать безоговорочно, но одно несомненно: он был настоящим патриотом, с болью в сердце пытался уберечь свою страну от грядущих бед. Игорь Шафаревич, без всяких преувеличений, крупный русский философ, всегда остававшийся честным перед собой и своей страной.