Канторович Леонид Витальевич, академик

"..Многих удивляет, как это вдруг случилось, что я стал экономистом. Нужно сказать, что некоторый интерес к экономике, к экономическим решениям у меня всегда был. Например, я с большим интересом слушал лекции по политэкономии, которые нам читал на третьем курсе А. А. Вознесенский, в последующем ректор университета, брат известного экономиста, председателя Госплана, члена Политбюро Н. А. Вознесенского. Я часто подходил к нему после лекций с вопросами. Марксова теория капиталистического хозяйства, в особенности в части, относящейся к третьему тому «Капитала», выглядела научно стройной и содержательной. Экономика социализма как будто нам тогда не читалась.

Мне даже пришлось работать экономистом. После третьего курса — летом 1929 г. — мы должны были пойти на практику. У математиков практика заключалась в том, чтобы считать цифры от одного до десяти — облачность в геофизической обсерватории или на счетах в сберкассе. Я нашел единственное подходящее место — это работа статистиком в Ташкенте, в управлении Средазводхоз (огромное управление, которое занималось проектированием и строительством систем орошения по всей Средней Азии). Должности статистика не оказалось, и я был зачислен на должность младшего экономиста. Небезынтересно, что моим руководителем оказалась Мария Спиридонова (была знаменитой террористкой, а в период октябрьского переворота - лидером партии левых эсеров), работавшая там, находясь в ссылке.

Половину времени я занимался изучением экономических материалов, описанием условий орошения, использования водных ресурсов и их распределения. Я работал по Чу-Таласской водной системе, которая проходила через две республики — Киргизию и Узбекистан. Другая половина времени мне давалась для собственных занятий...

Однако это было скорее эпизодом. Как я говорил, на выбор тем для научных занятий, наряду с внутренними интересами и математическими устремлениями, определенное влияние оказывали и внешние факторы, общая обстановка. В 1936-1937 гг., когда я заканчивал свои работы по полуупорядоченным пространствам, я почувствовал некоторую неудовлетворенность математикой. Не то чтобы работа была неинтересной или безуспешной, но мир находился под страшной угрозой коричневой чумы — немецкого фашизма. Было ясно, что через несколько лет наступит тяжелейшая война, угрожающая цивилизации. И я почувствовал ответственность, понимая, что незаурядные люди должны что-то сделать.

Конечно, мои работы по чистой и прикладной математике находили использование, в том числе и в спецтематике. В то же время у меня было ясное ощущение, что слабым местом, снижающим нашу индустриальную и экономическую мощь, было состояние экономических решений. Это была не только моя оценка. В основном докладе Г. М. Маленкова на XVIII партконференции (1941 г., февраль), посвященной вопросам совершенствования управления на предприятиях, говорилось, что только от одного устранения явления штурмовщины выпуск продукции может возрасти на 20-25%. И это был далеко не единственный недостаток, свидетельствующий о несовершенстве управления экономикой.

В это время как раз была введена новая Конституция, выборы, образован Верховный Совет. Создалась несколько более демократическая обстановка для обсуждения экономических проблем, и я все чаще думал об этих вопросах, скорее, правда, на дилетантском уровне, чем научно, но все же используя общую интуицию. Например, мной была написана в Верховный Совет записка о нелепом положении с книжной торговлей, системой тиражей и цен, которая приводила к неоправданному книжному дефициту, спекуляции, большим потерям государства и населения.

Перед XVIII партсъездом состоялась открытая дискуссия, подобно тому, как сейчас перед XXVII, можно было писать предложения, соображения, и я тоже направил статью о крайнем искажении системы цен из-за того, что в них не отражается фондоемкость, и об ущербе, который из-за этого происходит. Напечатана она не была, но мне был прислан ответ из Бюро цен Госплана, что они рассмотрели статью, но-де мои предложения не учитывают существующего порядка определения цен и политику цен. Одним словом, была послана отписка.

Однако непосредственным поводом к переходу на занятия экономикой послужил в какой-то мере даже случайный факт. Будучи профессором университета, я также заведовал отделом математики в Институте математики и механики ЛГУ и выполнял в связи с этим некоторые административные обязанности. Однажды ко мне за консультацией пришло несколько инженеров из лаборатории фанерного треста с довольно грамотно поставленной задачей. При обработке на лущильных станках разного вида материалов получается различная производительность; в связи с этим выход продукции этой группы станков зависел от такого, казалось бы, случайного факта, какая группа сырья на какой лущильный станок была направлена. Как это обстоятельство рационально использовать?

Меня эта задача заинтересовала, но все-таки показалась довольно частной, элементарной, так что я не стал, бросив всё, ею заниматься. Я поставил эту задачу на обсуждение на заседании отдела математики.. Все послушали, но никто не предложил решения; к кому-то они уже обращались раньше в индивидуальном порядке, как будто к Кузьмину. Однако эта задача все-таки висела надо мной. Это был год моей женитьбы, так что я был отвлечен и этим. Летом или после отпуска мне стали приходить в голову конкретные, в какой-то мере похожие экономические, инженерные и хозяйственные ситуации, где тоже требовалось решение задачи максимизации при наличии ряда линейных ограничений.

В простейшем случае одного-двух переменных такие задачи решаются запросто — перебрать всевозможные крайние точки и выбрать наилучшую. Но уже, скажем, в задаче фанерного треста при пяти станках и восьми видах материала такой перебор потребовал бы решения примерно миллиарда систем линейных уравнений, и было очевидно, что это нереальный путь. Я строил частные приемы решения отдельных видов таких задач, геометрические приемы и, вероятно, впервые докладывал об этой задаче в 1938 г. на Октябрьской научной сессии Герценовского института, причем в основном это была постановка ряда задач и некоторые соображения по их решению.

...Если требуется найти экстремальное состояние при данных ресурсах и заданном ассортименте конечной продукции, то есть требуется определить на луче, исходящем из поверхности данных ресурсов, крайнюю точку — то это так называемая основная производственная задача. Если при данном конечном задании требуется получить результат с наименьшей затратой ресурсов, в векторной форме или в виде их линейной комбинации — то это основная задача линейного программирования.

Насколько мне помнится, в январе 1939 г. мною был создан метод разрешающих множителей, в котором решение самой системы в каком-то смысле заменялось, объединялось с задачей нахождения некоторых множителей, соответствующих каждому виду продукции, что гарантировало оптимум найденного решения и давало эффективный путь для решения исходной задачи...

Стала ясной и разрешимость этих задач и большое их распространение, поэтому на обсуждение моего доклада в университете были приглашены представители промышленности. Этот доклад составил основное содержание брошюры «Математические методы организации и планирования производства». Аналогичный доклад, относящийся специально к строительному производству, я сделал в Строительном институте. Университетом в срочном порядке была выпущена моя брошюра, которая была разослана пятидесяти наркоматам. Она была распространена только в Союзе, так как вышла уже в последние дни перед началом Мировой войны и тиражом всего тысяча экземпляров.

Число откликов было невелико. Был довольно содержательный отзыв из Наркомата путей сообщения, в котором рассматривались некоторые оптимизационные задачи, направленные на уменьшение пробега вагонов, и была хорошая рецензия на брошюру в журнале «Лесная промышленность», написанная профессором Гутерманом...

В начале 1940 г. я опубликовал чисто математическую версию этой работы в Докладах АН, выраженную в терминах функционального анализа и алгебраических. Однако не сделал в ней даже ссылки на свою вышедшую брошюру — учитывая обстановку, я не хотел, чтобы та моя практическая работа была использована вне страны.

Той же весной 1939 г. я сделал еще несколько докладов — в Политехническом институте и в Доме ученых, но несколько раз встречался с возражениями, что работа использует математические методы, а на Западе математическая школа в экономике — это антимарксистская школа, и математика — средство апологетики капитализма. Это вынудило меня при написании брошюры максимально избегать термина «экономическое», а говорить об организации и планировании производства; роль и смысл разрешающих множителей пришлось дать где-то на окраине второго приложения и полуэзоповским языком.

В моей книге 1939 г. был описан широкий круг задач — размещение производства, распределение работ, рациональный раскрой, некоторые транспортные задачи и т. д., то есть практически весь круг задач линейного программирования на низовом уровне. Дж. Данциг в своей книге «Линейное программирование, его обобщения и применения» отмечает, что мною был описан почти весь круг применений линейного программирования, который был известен в США к 1960 г. Такое ограничение задачами низового уровня было отчасти связано с теми небезопасными возражениями, о которых я уже говорил.

Одновременно, развивая модели и осмысливая их в более крупномасштабных задачах планирования, я стал ясно понимать значение этих моделей для разработки принципов ценообразования, оценки эффективности, во всяком случае, эффективности капиталовложений, то есть в основных чертах создавалась теория линейной экономики социалистического хозяйства, выраженная математическим языком.

В какой-то мере были задеты и задачи нелинейного программирования, но мое внимание было сосредоточено на раскрытии понятий и количественных соотношений основных характеристик социалистической экономики, хотя были видны и возможности применения разработанного аппарата и к некоторым математическим проблемам, например, аппроксимации функций, но я считал, что сейчас это имеет второстепенное значение.

В это время мною был написан ряд остающихся неизданными статей и рукописей на эту тему. Об этом круге прикладных вопросов я докладывал в Москве, в Математическом институте, и доклад вызвал большой интерес. В частности, при решении вопроса о создании ЛОМИ (ленинградского отделения института) наличие этого комплекса прикладных задач сыграло определенную роль — ЛОМИ было открыто в марте 1940 г.

Первой из работ в этой области, выполненной в ЛОМИ, была совместная работа по транспортной задаче с недавно защитившим кандидатскую диссертацию Гавуриным. Эта задача у нас возникла сама собой, но вскоре мы узнали, что задачей планирования перевозок на железнодорожном транспорте, применительно к вопросам перегона порожняка и перевозкам тяжелых грузов, железнодорожники уже занимались. На эту тему имелась брошюра Толстого, и были некоторые попытки внедрения этой работы со стороны соответствующего отдела Наркомата путей сообщения. Однако ни математической формулировки этой задачи, ни эффективного метода ее решения не было (в 1941 г. Хичкоком было дано математическое описание задачи, но без ее анализа и указания метода решения).

В работе с Гавуриным были в развернутой форме даны эффективные методы решения задачи (это был некоторый вариант метода разрешающих множителей, но специальный — метод потенциалов), критерий оптимальности решения, поставлены некоторые более общие задачи, в то время не решаемые при имевшихся вычислительных средствах. Был раскрыт экономический смысл этих параметров как территориальных цен для данного груза, была рассмотрена и задача рационального размещения производства. В печатном виде это было сильно сокращено по сравнению с рукописным вариантом, который, к сожалению, утерян. Эта работа в январе 1941 г. была доложена на математической секции Ленинградского Дома ученых.

Публикация этой работы встретила большие затруднения. Она была сдана в печать еще в 1940 г. в журнал «Железнодорожный транспорт», но из-за упомянутой математикобоязни ни в нем, ни в журнале «Известия Транспортной академии», ни в каком-либо другом журнале она тогда напечатана не была, несмотря на поддержку академиков А. Н. Колмогорова и В. Н. Образцова, транспортного генерала. К счастью, я сделал абстрактный вариант этой задачи — заметку о перемещении масс в компактном метрическом пространстве, в которой был и критерий и метод потенциалов. В конце приводились две задачи — задача о железнодорожных перевозках (со ссылкой на находящуюся в печати нашу статью с М. К. Гавуриным) и задача о выравнивании площади аэродрома, которая тоже носит прикладной характер. Эта работа, опубликованная в 1942 г. на русском и английском языках, по-видимому, была первой, из которой специалисты на Западе узнали о моих работах по линейному программированию, но это произошло только в начале 50-х годов.

Примерно такая же судьба постигла и мою работу о трехмерном рациональном раскрое древесины на пиловочнике наиболее высокой ценности. Она пролежала в редакции журнала «Лесная промышленность» до 1949 г. и только тогда вышла в свет, — это был год, когда я, правда за другие работы, получил Сталинскую премию.

Примерно к лету сорокового года относится мое знакомство с Виктором Валентиновичем Новожиловым, одним из наиболее квалифицированных экономистов-статистиков нашей страны, имевшим дореволюционное экономическое образование и хорошую математическую подготовку. Он работал в Политехническом институте и занимался задачей наиболее эффективного использования капиталовложений, рассматривая ее как экстремальную — математически эта задача не очень интересна, потому что это однопараметрический случай и задача решается введением одного разрешающего множителя. Но, во всяком случае, знание экономической теории и практический опыт у него были большие. Вообще, В. В. Новожилов был экономистом широкого профиля и интересовался многими задачами. Наше знакомство состоялось по инициативе Виктора Валентиновича, на которого моя брошюра произвела большое впечатление — использование нескольких разрешающих множителей позволило ему дать более широкие постановки задач, которыми он раньше занимался.

В 1940-1941 гг. нами был проведен совместный семинар в Политехническом институте с участием ряда молодых сотрудников Института, где он и я сделали серию докладов, относящихся к описанию конкретных задач социалистической экономики. Доклады проходили с интересными дискуссиями. Мне помнится, что тогда же состоялась защита докторской диссертации В.В. Новожилова, — главным оппонентом выступал академик С. Г. Струмилин, который хотя и подверг резкой критике математический подход, но все же оценил высокий уровень исследования и высказался за присуждение степени.

Даже в последние дни перед началом войны были назначены встречи на заводах, посвященные попыткам внедрения отдельных задач. Начало войны, конечно, все изменило.
Делал я и отдельные заметки по экономическим проблемам, но в условиях блокады, военной службы эта работа не могла идти достаточно интенсивно, тем более, что я был привлечен и к спецтематике.

После выезда из Ленинграда в январе 1942 г. в Ярославль, куда было перемещено БИТУ ВМФ, в какой-то мере возобновилась регулярная деятельность — лекции и исследовательская работа. Именно в это время мной была написана большая рукопись «Экономический расчет, обеспечивающий наиболее целесообразное использование ресурсов», название которой я потом несколько изменил. Этот труд при поддержке академика С. Л. Соболева, бывшего тогда депутатом Верховного Совета РСФСР, был направлен в Госплан и рассмотрен некоторыми его руководителями — В. Н. Старовским, Г. П. Косяченко, тогдашними заместителями председателя Госплана, но не встретил одобрения. В это же время я докладывал об этой работе в Москве в Институте экономики на семинаре под председательством К. В. Островитянова. В обсуждении участвовал ряд видных экономистов — 3. В. Атлас, А. И. Ноткин и др.

Нужно сказать, что обсуждение в Госплане было временами достаточно острым. Один из авторитетных статистиков, проф. Б. С. Ястремский сказал: «Канторович предлагает оптимум, а кто еще предлагал оптимум? Фашист Парето, любимец Муссолини». Докладывал я эту работу и в Казани, где в эти годы были размещены МИАН и ЛОМИ. В это же время я познакомился и с некоторыми экономистами. Кое-кто решался читать рукопись, но после этого даже сторонился меня при встрече.

Нужно сказать, что инженеры отнеслись к этой работе совершенно иначе. Так, военное заведение, где я работал, в 1943 г. собиралось выдвинуть ее на Сталинскую премию. Так как оно не было достаточно компетентно в этих вопросах, то предполагалось представить ее через Ленинградский университет. Оно обратилось к проф. Г. М. Фихтенгольцу, который ознакомил с этой работой ректора — А. А. Вознесенского. Ректор прозондировал почву в Москве и затем решительно отверг эту возможность по причине «апологетического характера работ математического направления».

Всё говорило о том, что необходимо на определенное время оставить эти работы. Их продолжение становилось опасным — как я узнал впоследствии, мои предположения были небезосновательными. Вариант моей изоляции всерьез обсуждался. Конечно, это было жестоким ударом для меня, так как я возлагал большие надежды на эти работы. Некоторое время я даже был в состоянии депрессии — стал сомневаться, смогу ли успешно заниматься наукой — эти работы надо было отложить, а в математике я за это время отстал.

Это были уже последние месяцы войны, мы вернулись с военным училищем, в котором я работал, в Ленинград (в октябре 1944г.). В Ленинград вернулся и университет, ожидалось возвращение ЛОМИ. В университете я возобновил работу сразу, с ЛОМИ было труднее — чувства Ивана Матвеевича ко мне явно переменились.

Любопытно, что в середине пятидесятых годов мои работы были вновь посланы в Госплан и другие органы и опять были встречены отрицательно, правда, не столь жестко.

Еще в 1943 г., будучи в командировке в Москве, я попал, по приглашению Лазаря Ароновича Люстерника, на семинар, где обсуждались проблемы использования машин для больших вычислительных работ. В это время в Москве проводились некоторые такие расчеты. Сначала шла речь о при­митивных машинах — счетно-аналитических, которые были приобретены в связи с переписью населения 1939 г. и после этого практически не использо­вались. По-видимому, впервые эти машины были применены для некоторых численных расчетов проф. И. Н. Янжулом из Астрономического институ­та в Ленинграде. На семинаре обсуждались возможности использования этих машин для других расчетов. Они были очень медленными — табуля­тор делал сложение за полсекунды, умножение — в течение пяти-восьми секунд. Вскользь говорилось о начавшихся разработках по электронным машинам и счетно-аналитическим, построенным на тех же принципах (ти­па «Марк I», «Марк II» в США). Меня эти вопросы очень заинтересовали, и я тут же на семинаре предложил ряд вариантов их применения.

После возвращения в Ленинград мне была поручена сначала группа в ЛОМИ, а затем и отдел «Приближенных вычислений», который должен был заниматься разработкой численных методов и проводить большие кон­кретные вычислительные работы по заданию тех или иных организаций (как правило, связанных с физикой).

Нами была установлена связь с ленинградской машинно-счетной фаб­рикой, занятой простейшими бухгалтерскими вычислениями на машинах, оставшихся там после переписи населения. М. К. Гавурин и я предложи­ли некоторые новые схемы использования этих счетных машин. Основ­ной принцип их эффективного использования — это запараллеливание ана­логичных вычислений, благодаря чему появлялась возможность введения простейших программных изменений на коммутационной доске (конечно, вручную).

Так, были предложены способы скорой выборки из таблиц и способ рас­чета скалярного произведения не умножением, а сложением на табуляторе, при этом один из сомножителей формировался не в десятичной, а в двоич­ной системе.

Серьезным конкретным достижением было вычисление на этой прими­тивной технике таблиц Бесселевых функций до 120 порядка на большом интервале. Наиболее интересным тут было запараллеливание вычис­лений при интегрировании на этих машинах дифференциального уравнения для Бесселевых функций. Запараллеливание достигалось тем, что промежуток интегрирования был разбит на несколько интервалов и функ­ции разных номеров на каждом из интервалов вычислялись одновременно, поэтому получались достаточно большие массивы одинаковых операций, которые эффективно осуществлялись на этих машинах.

Эта работа была сделана при моем участии М. К. Гавуриным и В. Н. Фаддеевой. Любопытно, что параллельно таблицы Бесселевых функций рассчитывались в США на машинах «Марк» и даже «ЭНИАК». Наша ра­бота началась двумя годами позже и была выполнена всего за полтора года, еще до того, как было закончено издание американских таблиц.

Мое внимание привлекла и сама вычислительная техника. Возникла идея — важную, часто встречающуюся операцию выборки значений функ­ции из таблиц осуществлять автоматически. Для этого было спроектирова­но специальное устройство — «функциональный преобразователь» на простейшей электромеханике, полупроводниках — купроксах и селенах, включавшее более 10 тысяч полупроводниковых элементов. По заказу Математического института и заинтересованных организаций это устройство было изготовлено в нескольких экземплярах на заводе счетно-аналитических ма­шин в Москве. Оно позволяло операцию расчета значения функции — вы­борки основного значения из таблицы и расчета поправки — делать за ко­роткое время.

Для каждой функции требовалась своя система коммутации. Впрочем, как я уже говорил, была и доска с универсальной коммутацией, которая одновременно позволяла вычислять десять различных функций, но с меньшей точностью. В дальнейшем «функциональный преобразователь» был зарегистрирован как изобретение, некоторое время применялся, но это было уже время перехода на электронную вычислительную техни­ку. У нас появились первые ЭВМ — «Стрела» и БЭСМ, с которыми наше устройство конкурировать не могло. Но, вероятно, это была первая в мире вычислительная машина, в которой широко использовались полупроводни­ки.

Первые годы электронно-вычислительная техника была малопроизводи­тельна, дорога и доступна только некоторым приоритетным учреждениям. Между тем расчеты велись во многих организациях — научных, проектных, геодезических и других, в которых работали десятки и сотни вычислителей - операторов, и именно ими фактически выполнялись массовые вычисления. Эти операторы работали на счетных машинах механического типа — ариф­мометрах. Наиболее совершенными из настольных счетных машин были в то время «Мерседес-Эвклид» и «Рейнметалл», которые импортировались из-за границы.

Попытки собственного производства подобных автоматов встретили значительные трудности — нужны были высококачественные материалы и очень точная механическая обработка. Было произведено лишь несколько десятков или сотен таких машин, причем работали они неудовлетворитель­но. Между тем и зарубежные машины также имели недостатки — были не очень надежны, требовали частого и сложного ремонта, запасных частей, так что каждые пять работающих машин должен был опекать квалифици­рованный механик.

Здесь пригодился наш опыт в области составления элементов, вычис­лительных приемов и конструирования устройств, накопленный в процессе работы над «функциональным преобразователем» и некоторыми другими экспериментальными образцами. На основе этих элементов были сконструированы оригинальные образцы настольных счетных автоматов, причем была использована техника, которая не применялась ранее ни у нас, ни за рубежом. Это было зарегистрировано как изобретение. Сконструирован­ные машины были несколько более производительными, чем механические автоматы, и очень простыми в эксплуатации и ремонте — достаточно было замены одного из нескольких типов элементов.

Внедрение их в практику оказалось делом довольно трудным. И в Москве, и в Ленинграде их отказались производить, но, к счастью, тогда было время совнархозов, и в Кирове нашелся завод и конструкторское бюро, которые были мало загружены и приняли это изобретение к реализации. Всё же в течение года или полутора лет они не приступали к работе, желая создать аналогичную машину, но собственной разработки. Однако работа вошла в план, сроки поджимали, и у нас запросили чертежи. В довольно короткий срок было начато изготовление этих машин на трех заводах, в том чис­ле в Кирове — машина «Вятка» — и в Вильнюсе — машина «Вильнюс» (практически они совпадали).

В течение десяти лет было выпущено около сорока тысяч машин, что в основном удовлетворило нужды страны и позволило по большей части освободиться от импорта. Несмотря на большой эффект от реализации нашего изобретения, авторское вознаграждение мы получили далеко не полностью и не сразу. Лишь около семидесятого года начали производить настольные электронно-счетные клавишные машины, которые первое время были на­много дороже и менее удобны в эксплуатации. Но прогресс неизбежен."

Из воспоминаний современников: "Главная идея Леонида Витальевича состояла в том, что каждая частная задача о максимально экономном целевом использовании ресурсов порождает показатели стоимостного типа. И что такого рода показатели необходимо учитывать при принятии решений. Это было неприемлемо для примитивно трактовавших слова "трудовая стоимость" ортодоксальных марксистов. (Маркс только на примере земельной дифференциальной ренты рассмотрел уже "нетрудовой" вклад особо урожайных земель в стоимость урожая). Модели Л. В. Канторовича показывают, что разумное использование каждого, имеющегося не в избыточном количестве ресурса, способного увеличивать эффективность производства, требует учета рентонесущей способности этого ресурса.

Будь то особо удачные месторождения, более совершенное оборудование, удачные створы гидростанций и т.п. А разумное использование всегда ограниченных возможностей для новых капиталовложений порождает такой важный показатель как норма прибыли. (Это тоже встречалось враждебно.) При высочайшей научной активности у Леонида Витальевича бывали огорчения, приводившие почти к депрессии. Помню, кажется в 1962 г., его жена Наталья Владимировна сказала мне (мы тогда жили рядом на даче): "Пожалуйста, не разговаривайте с ним на математические или острые политические темы. Пусть он повозится в огороде, сходит за грибами... ему надо успокоиться".

...Так вот, теория Леонида Витальевича утверждает, что рентонесущими факторами являются не только урожайные земли, что было и у Маркса, но и любой ограниченный фактор. Япония стала богатой потому, что она использовала новые технологии, и она живет не только трудолюбием, но и на ренту, которую дает опережающее использование новых технологий. Если весь мир ткал вручную, а одна Англия на станках, то Англия богатела. И так происходит с каждой новой технологией. Пока новая технология не освоена всеми, до тех пор она дает ренту. Кому последняя должна принадлежать? Изобретателю? Один Гейтс должен получать всю ренту от всех программ мира? Ну, на здоровье, на здоровье. Я не против Гейтса, не против Форда, который изобрел конвейерное производство в свое время. Но я хочу вас спросить, каким способом у нас изымается эта рента?

Простите, но мне трудно говорить об этом без эмоций. Вот одна из сторон того нового, колоссального, что внес в понимание экономики Леонид Витальевич. А мы пошли на приватизацию, не создав налоговой системы, изымающей ренту, и разорили страну. По теории Маркса, в том виде, как ее преподавали, получается, что мир состоит из большого поля с разной урожайностью, неограниченного количества лопат и рабочей силы, а задача — производить хлеб. В этом случае теория Леонида Витальевича совпадет с теорией Маркса. Но на самом деле в экономике всегда участвует множество ценных факторов, имеющихся не в избыточном количестве. И каждый из них обладает рентонесущей способностью, требующей учета.

Леонида Витальевича отличала потрясающая дальновидность, основанная, вероятно, на его удивительном умении проникать в суть вещей. Он никогда не боялся упрощения задачи, чтобы выделить в ней главное. В частности, он абсолютно был убежден в том, что хорошая теория, даже если она и приближенная, имеет колоссальную практическую ценность. Он часто повторял, что разумное обобщение дает больше, чем детальное исследование. И многократно это демонстрировал, хотя бы своей теорией приближенных методов. Сколько раз возражавшие ему сыпали мелкими подробностями, зная вопрос детальнее, но они только ухудшали картину. С этой дальновидностью связана и его манера вести борьбу. Создавалось впечатление, что он вообще не борется.

...A. М. Там были и такси и автобусы... Суть состояла в том, что Леонид Витальевич ввел посадочный гривенник за самый факт посадки в такси, и это осталось навечно. Цены меняются, все меняется, но с тех пор всегда есть выделенная плата за посадку в такси. Она и сейчас сохраняется. А тогда... Картина до вмешательства Леонида Витальевича была такая: все такси стояли на стоянках, а люди на них почти не ездили. После этого мероприятия люди стали много и активно ездить на такси. Это была в высшей степени удачная операция. В частности, была очень остроумно оценена эластичность спроса, и это позволило правильно предсказать реакцию потребителей на изменение тарифа.

Транспортные чиновники никак не могли понять, зачем же собственно нужна эта плата за посадку. И тогда Леонид Витальевич устроил — а работа, ведь, делалась по поручению «товарища Спиридонова» - общее собрание шоферов, на котором рассказал о предлагаемом тарифе. Таксисты сразу все поняли и поддержали.

Леонид Витальевич хотел показать полезность оптимизационных расчетов на крупных конкретных задачах. Он с молодых лет близко знал проблему согласования заказанного ассортимента досок с минимизацией отходов при лесопилении. Он располагал статистикой данных о распределении бревен по диаметрам и данными о заказанном ассортименте досок в годичном экспорте из СССР в Англию. Оптимальный план распиловки он поручил в 1940г. рассчитать аспиранту Г.М. Хейсину, который вскоре ушел на фронт и погиб.

Когда я вернулся с фронта, Л.В. предложил мне продолжить эту работу. Это были громоздкие расчеты (компьютеров тогда не было, а обсчитывать надо было данные примерно следующих размеров: 14 классов бревен, 12000 возможных установок пил, 70 заказанных типов досок). Хейсин начал расчеты, опираясь на наивно упрощенные предположения о других данных — о среднем ассортименте выхода досок при известном среднем диаметре партии бревен и фиксированной установке пил. Поэтому я написал исследование о таком выходе. Позже гибкий пакет программ компьютерной оптимизации в лесопилении по методам Леонида Витальевича, уже со всеми реальными данными, был создан коллективом под руководством Соболева в Петрозаводске. У них ушло на это 12 лет. Они имели большой экономический успех и опередили в этом западных специалистов, которые позже пришли к использованию этих методов. Поучителен вопрос, заданный Соболеву аналогичным скандинавским специалистом: "В СССР 70 заводов экспортного лесопиления. Только 8 из них используют оптимизационные методы. Почему остальные заводы не разоряются?" Что мог в те годы ответить Соболев?

С задачей транспортного типа связаны поучительные переживания. Трубы прокатывают на многих металлургических заводах страны. Смена размера трубы требует остановки стана для смены валков. Изменением прикрепления потребителей к поставщикам можно на каждом заводе сократить простои станов. Но еще надо учесть изменения транспортных расходов и пропускные возможности транспорта. Собрав все реальные данные по всему СССР, Леонид Витальевич с помощью своих новосибирских коллег решил эту задачу (были обсчитаны матрицы миллионных размеров). Выяснилась возможность без каких-либо потерь получать в год 300 тыс. тонн труб дополнительно.

Когда Леонид Витальевич разъяснял это специалистам, то при полном признании этих расчетов услышал доверительно примерно следующее, (один зам. министра): "Дорогой Леонид Витальевич, кому что прокатывать — решает Минчермет, а кому куда посылать — решает Госснаб. Ни одна из этих организаций своих прав не уступит. Чтобы реализовать ваш план, надо изменить всю систему управления". 2) ( директор завода): "Дорогой Леонид Витальевич, у меня нет прав управления зарплатой. Ее фонд спущен вместе с заказом. На тонкие трубы этот фонд больше. Изменив заказы, вы нарушите рутинно сложившуюся стабильность фонда зарплаты. Чтобы реализовать ваш план, надо изменить всю систему управления".

Книга Леонида Витальевича встретила замечания даже со стороны друзей. Так А.Д. Александров, чрезвычайно высоко ценивший его как ученого и как человека и поддерживавший его, заметил в те годы, что, к сожалению, теория Леонида Витальевича не рассматривает интересы отдельных групп людей. У Маркса рядом с упрощенной до малого числа факторов экономической схемой есть классовые интересы и борьба за них. У Леонида Витальевича этого нет. Любые изменения в управлении экономикой встретят сопротивление тех групп, чьи интересы будут затронуты.

Не был Леонид Витальевич и "чистым монетаристом'. Помню его возражения академику Т.С. Хачатурову, специалисту по экономике транспорта. Л.В. настаивал, что новые железные дороги должны прокладываться так, чтобы они открывали путь к новым эффективным месторождениям или другим рентонесущим факторам. Именно эта рента (изымаемая государством и инвестором) должна затем окупить вложения в строительство. В частности, целесообразен повышенный тариф на перевозку тех ресурсов, ради которых строилась дорога, без повышения обычной оплаты других грузов.

Билеты для пассажиров, по мнению Леонида Витальевича, не обязаны полностью окупать содержание железной дороги. Расходы на инфраструктуру (пассажирские перевозки, телефонная связь) частью окупаются косвенно: повышением эффективности работы всех лиц и предприятий и соответствующим ростом доходов от налогов. Кроме того, инфраструктура должна быть да" несколько избыточной.

Вот еще один пример. Министр угольной промышленности А.Ф. Засядько собрал реальные данные о производстве и потреблении (по укрупненным группам) всех видов продукции в СССР. Экономист В.Д. Белкин рассчитал оценки которые соответствовали бы этому балансу, если бы он был оптимальным. Оценки оказались явно более здравыми, чем тогдашние цены, за исключена неожиданно высоких оценок мясной и рыбной продукции. Тогда Белкин сделал. перерасчет, приняв освобождение этих двух отраслей от налога. Он мотивировал это тем, что эти отрасли дают косвенный доход: белковое питание подымает производительность труда населения. Леонид Витальевич против такого перерасчета не возражал, но отверг желание Белкина предложить Госкомитету цен немедленно принять эти оценки за основу новых цен, сказав, что дело не в ценах, пока не изменена система принятия экономических решений.

Мне рассказывали, что приглашенный для консультации в самом начале перестройки известный зарубежный экономист Леонтьев высказывался в том смысле, что введение в СССР свободного рынка при исходных ценах, искаженных в 1000 раз, поведет только к уголовщине; измените сначала цены так, чтобы они были искажены не более, чем раз в 50; их вам может рассчитать экономист Белкин. Этим советом не воспользовались. Тогда еще не научились считать?