Михаил Жванецкий: "В слово «запрещено», – верю свято. Наше слово"
НЕ ВЕРЮ
Наш человек, если сто раз в день не услышит, что живет в полном дерьме, не успокоится.
Он же должен во что-то верить!
Что железнодорожная авария была – верю, а что двадцать человек погибло – не верю. Мало! Мало! Не по-нашему!
Что чернобыльская авария была – верю, что первомайская демонстрация под радиацией в Киеве была – верю, а что сейчас там все в порядке – не верю. Счетчика у меня нет, а в слова: «Поверьте мне как министру», – не верю. Именно, как министру, – не верю. Не верю! Что делать – привык.
Что людям в аренду землю дают, с трудом – верю, что они соберут там чего-то – верю, и сдадут государству – верю, а что потом – не верю.
Где начинается государство – не верю. Кто там? Здесь люди – Петя и Катя. Они повезли хлеб, скот и до государства довезли – верю. Дальше не верю. Государство приняло на хранение, высушило, отправило в магазины – не верю. Государство – это кто?
Когда государство ночью нагрянуло, знаю – милиция пришла.
Кое-как государство в виде милиции могу себе представить.
«Родина не простит!» И родину представляю в виде ОВИРа, выездной комиссии обкома партии, отдела учета и распределения жилой площади.
Какие-то прокуренные мясистые бабы в исполкомовской одежде это и есть та Родина, которая главные бумаги дает.
Что что-то в магазинах появилось – не верю.
Что последнее мыло и сахар исчезли – верю сразу и мгновенно.
Что с первого января цены повысят, никого не спросят, а спросят – не услышат, – верю сразу.
Во-первых, у нас вся гадость всегда с первого числа начинается, никогда с шестнадцатого или двадцать восьмого.
В то, что что-то добавят, – не верю. Что отберут то, что есть, – верю сразу и во веки веков.
Никто не войдет никогда и не скажет: «Добавим тебе комнату, что же ты мучаешься».
А всегда войдут и скажут: «Отнимем у тебя комнату – шикарно живешь».
Никакая комиссия самого близкого, народного революционного исполкома не позвонит: «Что-то не видно тебя, может, ты не ел уже три дня, одинокий, голодный, может, у тебя сил нет в магазинах стоять». А радостно втолкнется: «Вот жалоба на вас – три дня не видать, а мусор жирный, кал крепкий, в унитазе вода гремить, значить, на нетрудовые пожираете, ночами при лампаде; государство беспокоится, как бы вы тут жить лучше не стали, а это противоречит интересам, мы должны по справедливости еще раз допеределить и допереконфисковать, чтоб руководству не обидно было…»
Верю. Верю. Оно! В слово «запрещено», – верю свято. Наше слово.
В то, что «все разрешено, что не запрещено», – не верю. И не поверю никогда. Сто раз буду биться, умру на границе запрещено-разрешено, а не пересеку явно, потому что знаю – тяжело в Воркуте пожилой женщине с гитарой.
В то, что, может, и будет закон – не сажать за слова, с трудом, но верю, а в то, что даже этот закон будет перечеркнут одним росчерком пера того секретаря обкома, где живет и суд, и подсудимые, – верю сразу и во веки веков. Ибо никто у него власть не отнимал.
А все кричат – идите возьмите, он отдасть, он уже спрашивал, где же они…
Ах ты дурачок, Петя, кто же те власть отдасть, я что ли… Ты же видишь, что всего не хватает. А раз не хватает буквально всего, то, чтоб есть спокойно, жить спокойно, —власть нужна. Без нее войдут и скажут: «Ты сажал – тебя сажаем».
В море житейском, в отличие от морского, буря всегда внизу. Никакой урожай ни одной помидоры не добавляет, никакой рост добычи нефти в Тюмени ни капли бензина не добавляет.
Поэтому в то, что нефть в Тюмени добывают, – не верю, что урожай в стране убирают, – не верю.
В то, что с Парижем насчет одежды соглашение, – не верю. Нету ее. Я есть, Париж есть, а ее нету.
Бесконечные совещания, пленумы, а ко мне ничего нет. Как к трактору – меня выпускают, а ко мне – ни еды, ни одежды, ни лекарств.
На хрена меня выпускать?!
Я сам лично не знаю как страной командовать – меня никто не учил, я и не берусь. Но можно подыскать тех, кто знает, особенно на местах, где мы все живем.
В то, что командиры теперешние на совещание соберутся – я еще верю, что неделю сидеть будут – верю, а что что-нибудь придумают – не верю. Не верю, извините.
Через желудок воспринимаю, через магазин.
Как на эти рубли смогу жить – так буду, и телеграмму сдам в правительство: «Начал жить. Чувствую правительство, чувствую».
А пока читаю в газетах: «Правительство приняло решение самое решительное среди всех решений…»
Все! Пошел чего-нибудь на ужин добывать…
Вы также можете подписаться на мои страницы:
- в фейсбуке: https://www.facebook.com/podosokorskiy
- в твиттере: https://twitter.com/podosokorsky
- в контакте: http://vk.com/podosokorskiy
- в инстаграм: https://www.instagram.com/podosokorsky/
- в телеграм: http://telegram.me/podosokorsky
- в одноклассниках: https://ok.ru/podosokorsky