Француженка: между Францией и Россией
Расспросили французскую актрису Сесиль Плеже о русской кулинарии, французском равноправии и русских страданиях. В новом сезоне на канале стартует проект «Сесиль в Стране чудес».
Мой папа француз, а мама русская. Они познакомились в санатории на Клязьме. У папы тогда был период русофильства. Большая страна манила его романтикой. И он, парижский инженер, приехал на стажировку в Москву. По тогдашним законам оказалось, что папа не имеет права выезжать дальше чем на 60 км от столицы. Так он оказался в Подмосковье, где в некоем пансионате моя мама была бардом. Влюбились, поженились. Как только я родилась, мы уехали в Париж.
Валенки я не меряла. Матрешек у меня нет. Зато я смотрела на YouTube концерт балалаечника. И дома у меня стоит деревянный Винни-Пух, а у него в руке — французский флаг
До 18 лет я жила во Франции, но периодически — иногда летом, иногда зимой — приезжала в Москву. Когда стала профессионально заниматься фигурным катанием, то приезжала уже каждое лето. Потом папу перевели сюда по работе, мы собрали чемоданы и обосновались в столице России.
Об СССР и русской кухне
Одно из первых моих детских воспоминаний о России — сырок «Дружба» и коньки. Сырок я покупала в магазине «Марьинский восторг». Каким же вкусным он был! А коньками я так бредила, что надевала их еще дома, спускалась по лестнице и шла на каток. По пути не то что льда не было, там и снег был не везде. Так и шла по асфальту. Хорошо, что каток был через дорогу, в Зуевском парке.
Больше всего в детстве мне нравились советские дачи. Когда я там оказывалась в компании детей, у меня ни разу не было «а вот у нас в Париже…». Я в момент превращалась в советского ребенка. Дети смотрели на меня так, будто я с другой планеты. А я тут же была готова менялась вкладышами Bombibom. Помню, была девочка, которая только что вернулась из Болгарии. И я с неподдельным восторгом спрашивала у нее: «О, ты была в Болгарии, как там?» И каждую субботу мы всей детворой ждали по телевизору мультфильмы «Диснея».
Единственное, что я не понимаю у русских, — грибы. Если устрицы для меня — сопли в асфальте, то грибы — это цветные сопли в тарелк.
Я завидовала советским девочкам. Они могли ходить в школу в нереальном платье с нереальным фартуком и огромными бантами. А мы ходили в школу в джинсах, и ничего особенного в этом не было. Единственное, чего я не понимала, так это почему мишки у советских детей кислотно-синие. Они же коричневые!
Все детство в центре Парижа, неподалеку от Елисейских Полей, я ела борщ, суп с клецками, котлетки, пюре и пирожки. Моим детством заведовала бабушка, мамина мама. Она была мне и няня, и повар. И она мастерски лепила пельмени. Весь морозильник был ими забит. И знаете, я фанат манки с комочками.
Я люблю почти всю русскую кухню. Мне даже подарили книгу рецептов от Александра Дюма. Но там все очень изысканное. (Кстати, Дюма бывал в России и оставил о ней довольно едкие воспоминания. Равно как и Казанова и Льюис Кэрролл. Впрочем, современная русская кухня тоже не для лентяев. Борщ — это реально долго. Пирожки — тоже не 15 минут. Даже чтобы сделать оливье, нужно часа три — пока все отваришь, пока очистишь...
Единственное, что я не понимаю у русских, — грибы. Если устрицы для меня — сопли в асфальте, то грибы — это цветные сопли в тарелке.
О самоопределении
Лет десять назад у меня случился бзик на почве готовки. Я пекла печенья, упаковывала в крафтовые пакеты, писала на них детским шрифтом Cookies и пришивала для красоты пуговки. Моя бабушка в свое время торговала пуговицами. Во Франции покупала, тут продавала. И их осталось море. Печенье и правда было вкусным, его покупали. Но скоро я подумала: «Я же актриса, а не повар, чего я буду этим заниматься?»
С детства я мечтала быть актрисой, но говорить об этом стеснялась: актерство мне казалось несерьезной профессией. Однако после того, как я закончила с большим спортом, я приняла решение пойти в актрисы — была не была! Мама, поступившая к тому времени на работу в РАМТ, подсказала, что в ГИТИСе набирает курс Алексей Бородин. Она как раз с ним работала. Я сдала экзамены и отучилась на актерском.
Самая удивительная жизнь у тех людей, которые путешествуют по работе. До «Моей Планеты» я мало путешествовала, потому что мне самой не хватает времени и желания продумать себе путешествие.
Ехать куда-то без дела неинтересно. А путешествие по работе — это потрясающе. Когда у меня есть задача на месте, я сразу же включаюсь! И неважно, где мы снимаем. Россия — это нереальный кусок мира, который не перестает удивлять.
Загадочная русская душа — не миф, герои «Вишневого сада» повсюду. Драма русских людей по-прежнему внутри. Русские любят пострадать. Французы тоже любят, но они выражают недовольство, а русские именно что страдают
О России и Франции
Только недавно у меня случилось климатическое привыкание к России. Каждую осень или зиму у меня случалась депрессия. Так мой организм реагировал на холод. Только сейчас я привыкла к российским морозам. Не поверите, я прилетаю в Париж и там умираю от холода, потому что влажно. А вот мои волосы привыкли к французской погоде и Россию не любят. Во Франции у меня шикарная пышная грива, тут — нет. Да и кожа там чувствует себя лучше. Так что биологически мой организм отчасти счастлив во Франции, но я счастлива тут, в России.
С «Моей Планетой» я уже объехала три региона: Нальчик, Вологду, Екатеринбург. Я не увидела огромной разницы между регионами и Москвой. Да, Москва быстрее, больше. Но люди и тут и там одинаковые. Возможно, дело в том, что в Москве я обычный человек. А в регионах люди видят вокруг меня камеры, воспринимают меня как героя.
Из командировок мне понравился Екатеринбург. Он какой-то стильный. Люди тянутся к прекрасному, они творческие. И мне это близко. Мы искали там суровых сибирских парней, а нашли художников и музыкантов.
Загадочная русская душа — не миф, герои «Вишневого сада» повсюду. Драма русских людей по-прежнему внутри. Русские любят пострадать. Французы тоже любят, но они выражают недовольство, а русские именно страдают. У русских природа переживаний и глубина другая. Француз скажет: «Я недоволен погодой», а русский: «Я страдаю, я так больше не могу».
В России есть романтизация алкоголизма и страданий. И то и другое кажется красивым. Не страдаешь — не живешь. А я вижу в русском желании пострадать больше разрушения, чем созидания.
У меня есть теория, почему русские мало улыбаются. И ее подтвердил мой опрос. Во всех командировках «Моей Планеты» я спрашиваю, чего вы не улыбаетесь. И они отвечают: «Потому что холодно. Холодно широко улыбаться».
Вторая часть моей теории связана с этикетом. В школах Франции с детьми годами говорят о вежливости и прививают социальное поведение. И улыбка — часть этического кодекса. Во Франции улыбаются не потому, что это весело, а потому, что это вежливо.
Во Франции люди не должны знать, как ты такая прекрасная вышла из дома. В Москве очевидно, как ты уложила кудри, как накрасилась… А француженки делают так, что никто не видит их старания
Я думаю, что никому бы не помешало побольше улыбаться. Но не буду упрекать людей в России за то, что они этого не делают. Это то же самое, что говорить в России: «Чего вы палочками не едите. Вон в Китае-то едят. А вы почему нет?» В том смысле, что каждому свое. В России другая культура, в которой не принято улыбаться из вежливости.
Русские женщины такие кокетки! Кокетства в них гораздо больше, чем во француженках. Есть миф, что француженки ходят в платьях, душатся Шанель. Все не совсем так. Во Франции люди не должны знать, как ты такая прекрасная вышла из дома. В Москве очевидно, как ты уложила кудри, как накрасилась… А француженки делают так, что никто не видит их старания.
И кодекс поведения у французских и русских женщин разный. Русские — это недосягаемый цветок эдельвейс. Если мужчина тебе нравится, ни в коем случае не покажи этого. Здесь ты королева, мужчина тебя должны добиться. Хочется сказать русским девушкам: «Он же тебя и знать не знает, почему он чего-то должен?» А во Франции мужчины и женщины на равных: они должны понравиться друг другу, никто никого не завоевывает. Там все обоюдно.
В России быстрее заводят детей. Во Франции у мужчин позиция такая: «Я пожил, я готов, теперь давай примем статус родителя». Да и для женщин сначала идет карьера, потом — дети. Потому что не факт, что ты найдешь хорошую работу после раннего декрета. И маловероятно, что построишь карьеру и кем-то станешь. В России же ты можешь родить в 20 лет, а в 25 начать новую карьеру.
В Москве мне не хватает всего районного, местечкового, камерного. Мне хочется свой бар внизу, свою булочную на углу, где тебе скажут: «Здравствуйте, Сесиль, вам как обычно?» Так что я не хочу новый «Ашан». Я хочу ресторан на пять столиков недалеко от дома и побольше маленьких магазинчиков. Хочешь продавать зеленые шнурки — открывай лавочку, продавай.
Когда я скучаю по Франции, я иду в кафе La boule в парке Горького. Там и пообедать можно, и в петанк сыграть. Вот это для меня кусочек Франции. Та милота из книг про Францию, которой даже в Париже не найдешь, есть в La boule. Кстати, в Париже никогда не было той тихой улочки, где играют на аккордеоне, готовят рататуй и тут же мим жмет вам руку. Это стереотип о Париже.
Я готова жить где угодно, лишь бы была работа. История дауншифтеров — не моя. Я очень деятельный человек. Я хочу быть там, где я могу что-то делать. Сейчас это Россия. И я наслаждаюсь!
Смотрите проект «Сесиль в Стране чудес» осенью, в новом сезоне на «Моей Планете». В новой программе Сесиль путешествует по стране и в юмористической форме развенчивает мифы о России.