Папина квартира
Сын пришел к отцу, долго мялся, нервничал, не знал, с чего начать. На кухне выпил воды, в комнату вернулся, выдавил:
- Давно собирался с тобой поговорить. Вот смотри: я, жена и сын ютимся в крохотной двухкомнатной квартире, где негде повернуться. На меня стены давят, кажется, что вот-вот раздавят, и жена нервничает. У тебя большая трехкомнатная, ты после ухода мамы один. Предлагаю два варианта: первый - твою жилплощадь продать и купить небольшую студию. Мы свою тоже продадим и купим дом с участком, чтобы воздух чистый был. Второй – ты переезжаешь в нашу, а мы перебираемся сюда.
Натянуто улыбнулся, спросил: «Какой вариант больше нравится? Выбирай, папа».
А сам подумал: «Первый, только первый! Давай, старина, жду».
Теперь очередь отца – нервничать. Заметно было, что нужные слова ищет, чтобы не обидеть.
Нашел, как ответить: «Правильно меня пойми. Я привык к этому месту, все здесь напоминает твою мать. Здесь прошли лучшие мои годы. Если в другой квартире окажусь, чахнуть буду. Не смогу там жить. Можешь пока меня не трогать? Мне тяжело, понимаешь, тяжело».
Осмелел сын: «И ты пойми, это же так ясно. Тебе в другой квартире ничто не будет маму напоминать, легче будет. В себя быстро придешь, радостнее жить будешь».
И разошелся, что можно сменить мебель, даже одежду другую купить. Маму не вернешь, и нечего цепляться за прошлое, оно как удавка: «Думаешь, не вижу, как ты страдаешь»?
Отец молчит, глаза стали тяжелыми. Растерялся отец.
Жалобно, как ребенок, попросил: «Не тревожь меня, прошу. Честно скажу: не хочу на эту тему говорить, ты словно заставляешься меня в чем-то оправдываться. Неприятно мне».
Понял сын, что ни первого, ни второго варианта не будет. Молча встал, ушел, не прощаясь.
Шел и думал, что отец стал чувствительным, даже сентиментальным, а это так противно.
Надо выбросить ненужные чувства, которые жить мешают. Отец, можно сказать, жизнь прожил. Какая разница, где доживать?
Ходит с трудом, а большая квартира требует ухода. Где силы взять?
Упрямый, и звонить ему не надо. Может, тогда дурь из головы уйдет?
Очень разволновался, позвонил лучшему другу, чтобы встретиться. Идут по улице, слушает друг, что случилось. Слушает, но ничего не говорит.
Но на прямой вопрос придется ответить, а вопрос такой: «Язык проглотил? Ты же все слышал, я все объяснил. Говори»!
Друг сказал: «Можешь обижаться – дело твое. Хочешь правду? Слушай. Смотрю на тебя и вижу, что ты мужик здоровый, силы много. Не калека, не больной. Сам свою жизнь устраивай. С чего это отец должен твои капризы выполнять»?
Повернулся – ушел.
Один остался, злость закипела: и этот кретином оказался.
Пришел домой, жене рассказал про отца, про друга промолчал: не ее дело.
Жена тоже почему-то замкнулась – ни слова. Предчувствие было, что продолжать этот разговор не следует. Но он не прислушался к мудрому внутреннему голосу, надавил на жену.
Подняла глаза, сказала: «У меня бабушка во Владивостоке живет в двухкомнатной. Из окна море видно. Купить тебе билеты? Может, слетаешь? Может, моя бабушка сговорчивее будет»?
Понесло жену: «На меня стены не давят. Давить будут другие, те, которые мы у твоего отца отберем. Не тревожь его, пусть живет в своем гнезде».
Дня два нервничал, и казалось, что все не правы, все его не поняли, а он для семьи старался.
Сына после школы нет, где-то шляется, негодник такой. Позвонил, звонкий мальчишеский голос сообщил: «Я у дедушки. Есть хотел, зашел, а он сам пирог испек, такой же, как раньше у бабушки».
Слышит, как пожилой отец кричит: «Передай, пусть приходит, а то ни куска не останется».
Как черные очки с глаз свалились. Быстро вышел, пришел. Шутили за столом, словно тяжелого разговора не было. Когда выходили, шепнул, чтобы пацан не слышал: «Извини меня, не сердись. Не прав я был. Живи спокойно. Извини».
Отец тоже шепотом: «Ничего, мы же свои. Видно будет, что дальше».