Николай Сидоров: «В советских лагерях на поверку выходили даже мёртвые»

Старейшему Следственному изолятору Владивостока исполнилось 110 лет. Эту дату широко осветили средства массовой информации - как-никак первая тюрьма, построенная в городе ещё в царское время.

Одни журналисты ходили на экскурсии по внутренним лабиринтам изолятора, другие просвещались на тему лагерных историй родного края. Корреспондент «АиФ - Приморья» встретился с автором редкого исследования «Гулаг НКВД, анфас и профиль» - Николаем Сидоровым, человеком, прошедшим путь от оперативного сотрудника отделения УВД Уссурийска до подполковника внутренней службы. Как любит повторять Николай Васильевич - «не спеша и не перепрыгивая через ступени». На самом деле, его судьба - сложна и извилиста: плечом к плечу с преступным миром. Воистину, уникальное познание реальности.

Елена Жукова: - Что вас подвигло историю тюрем изучать?

Николай Сидоров: - Это при царе были тюрьмы, а в Советском союзе - исправительные учреждения. Все начиналось в юности. Выпускник седьмого класса, 16-летний Коля Сидоров, оставшись сиротой, без копейки в кармане покинул родную деревню Гольяны, поступил в Ижевское ремесленное училище и через два года получил специальность слесаря. А дальше стал следовать чёткому принципу: «идти туда, куда Родина позовёт». Поверьте, это не просто пафосные слова. Наше поколение воспринимало лозунги сердцем.

- И куда позвала Родина?

- На освоение Сибири и Дальнего Востока. Комсомольским эшелоном мы помчались в окоченевший от мороза Красноярск. Я был определён каменщиком на строительстве алюминиевого завода. Со мной в бригаде трудилось пятеро заключённых, уже отбывших срок.

- А как же комсомольцы-добровольцы?

- Комсомольцы приехали, пофотографировались и вернулись обратно в уютные дома. Это в фильмах и репортажах показывали, как строили БАМ розовощекие юноши и девушки. На деле основной силой всех грандиозных строек всегда были заключённые. К примеру, кто проложил ТРАНССИБ? Каторжанин остался под каждой шпалой Великого пути. А у меня так судьба сложилась. Мать и отец умерли, и мы, десятеро детей, остались без средств к существованию. Я не гнушался никаких условий, смело брался за любую работу. К тому же, был сильный интерес - увидеть мир. В процессе моих странствий тесно общался с представителями криминала, осуждёнными по ст. 58, бывшими военнопленными.

Дружил с латышским лётчиком, сбитым под Берлином. Транизас, сын Иозаса - его имя я запомнил на всю жизнь. На Новый год он часто приглашал меня в свою семью. Сидим за столом: они поют «Катюшу» на литовском, я - на русском. Отлично спелись! Транизасу после отбывания срока права выезда на Родину не давали. Так он и остался в Заполярье, в Норильске.

- Постойте, вы же рассказывали про Красноярск?

- Норильск - второй город, куда меня «родина позвала». Там я съел столько мандаринов и апельсинов, сколько не пробовал за всю жизнь. Их завозили ящиками! Работал в бригаде службы теплоснабжения родника «Медвежий ручей», где 15 человек отбыли наказание - от 10 до 25 лет. Там было много удивительных историй. Начальником службы был Виктор Александрович, его взяли с фронта, арестовали и отправили в Заполярье на 15 лет. После он остался в Норильске на вечное поселение. А человек, который в зоне его охранял - Василий Фёдорович - вышел в отставку и пошёл работать слесарем к Виктору Александровичу. Отношения у них были замечательные - подчинённый ни разу не упрекнул начальника, что он - предатель Родины, бывший зек.

- Как до Приморья добрались?

- Из Норильска отправился в Новороссийск, где работал наладчиком на заводе «Красный двигатель». Потом потянуло на Сахалин. Но доехал лишь до Уссурийска, дальше меня не пропустили пограничники. Здесь и остался, работал слесарем, выездным фотографом. Окончил филологический факультет пединститута. Но 1 сентября 1969 г. пошёл не в школьный класс, а предстал перед личным составом милиции Уссурийска, поступив на должность оперативного сотрудника.

- Неожиданно. Сказался опыт общения с бывшими заключёнными?

- В пединститут пришёл капитан милиции, им требовались кадры, вот и переманил. И, конечно, опыт имел значение. Начал служить в Уссурийске, со временем перевёлся во Владивосток, был заместителем начальника уголовного розыска Первомайского отдела внутренних дел. А в годы перестройки меня перевели в управление исправительных учреждений, и я соприкоснулся с особой категорией людей - условно осуждённых и условно освобождённых. Первые - ещё не бывали в местах лишения свободы, вторые - номинально исправились, но до конца срока не дотянули. И тех, и других поселили в одно общежитие, заставив пахать на благо народного хозяйства.

- В чём заключалась специфика работы?

- У меня, у капитана, был в помощниках один сержант, то есть мы вдвоём на 900 преступников! Хорошо, когда они были все чистые, сытые, обутые и довольные. Но после очередной получки - всё общежитие гудело. А нужно было идти на вечернюю проверку, всех спать уложить.

- Приходилось физическую силу применять?

- Разные были ситуации. Много раз угрожали, приходилось отбиваться, выслушивать очередное: «Освобожусь - тебе не жить! Так привык, что под любые выкрики мог спокойно заниматься своим делом. Один «условник» орал у меня в дежурке несколько часов подряд, но я не обращал на него внимания. Потом он отработал, уехал на Сахалин, а оттуда прислал письмо с благодарностью: мол, спасибо, наставил меня на путь истинный... И всё-таки, в моей работе самое главное - остаться человеком.

- А курьёзы случались?

- Курьёзы подкидывает наше правительство. В 80-е годы, когда власть в очередной раз решила бороться с пьянством, нам, работникам исправительных учреждений, было рекомендовано организовать в среде условно освобождённых общество трезвости. И я на полном серьёзе собирал людей, толкал пафосные речи: говорил про деградацию личности, о стремлении к новой жизни.

- А в день зарплаты общежитие по-прежнему гудело...

- Естественно! Показуха - отвратительное явление, ничего мы этой борьбой не добились. Только время зря потратили, отписывая горы отчётов в высшие инстанции.

- Выйдя в отставку, вы создали музей Уголовно-исполнительной системы Приморья, много работали в архивах и, наконец, выпустили книги «Гулаг НКВД». В чём особенность лагерей, колоний края?

- Я не вижу особых отличий наших исправительных учреждений от других, российских. Тот же специфический зековский запах - вдохнул, и сразу не выдохнешь. Та же негативная атмосфера, идущая от стен. Не случайно освобождённые, только выйдя за ворота зоны, сразу сбрасывают с себя одежду и тут же в машине переодеваются.

- Личность Александра Солженицина стала для вас примером?

- Он заслуживает уважения, потому что вскрыл огромный нарыв страны. В 40-е годы идею лагерей, придуманную ещё господином Керенским, довели до крайней степени жестокости, всё было направлено на уничтожение человека. В 43-м ввели каторжников. Измождённых людей сажали на баржи, якобы перевезти через реку, а на середине топили. Разутые заключенные выходили в лютый мороз в строй на утреннюю проверку, потому что ночью валенки украли. По утрам выносили даже мёртвых, клали перед строем, чтобы проверяющий учёл всех.

Но и в таких условиях встречались проявления человечности. Слава богу, в XXI веке один из руководителей федеральной службы исполнения наказаний заявил: «Ни тюрьма, ни лагерь человека не исправляют и не перевоспитывают, они являются лишь местом изоляции преступника от общества». Железной рукой людей к счастью загнать не удалось.

Досье

Николай Сидоров. Родился в 1941 году в с. Гольяны Удмуртской республики. В 1959 г. окончил ремесленное училище Ижевска. По комсомольской путёвке работал в Красноярске, Норильске, Новороссийске. Получил образование в Уссурийском педагогическом институте, юридическое - в высшей школе МВД СССР. Подполковник внутренней службы в отставке.

Женат, двое сыновей, внучка.