«Авторитаризма я боюсь». Марина Лошак о переходе ГЦСИ в ведение Пушкинского музея

ГЦСИ (государственный центр современного искусства) — одна из главных институций в области современного искусства и фактически единственная государственная организация в этой области, которая имеет филиалы в восьми городах, от Калининграда до Владикавказа и Томска. С работой центра связаны знаковые для современного искусства ежегодный конкурс «Инновация» и Московская международная биеннале молодого искусства. В 2016 году бессменное руководство центра было отстранено от работы. Заводится уголовное дело в связи с реконструкцией башни «Кронпринц» в Калининграде, находящейся в управлении фонда ГЦСИ. Параллельно Владимир Мединский заявил о слиянии института со структурой РОСИЗО. Вчера Мединский же заявил о слиянии структуры ГЦСИ уже с ГМИИ им. Пушкина. РОСИЗО в этом новом союзе не фигурирует. Сразу после объявления новостей, мы поговорили с директором музея Мариной Лошак. Когда Владимир Мединский вчера выступал на совещании в министерстве, он сказал, что уже обсуждал с вами это решение заранее — как минимум, за полгода. Не расскажете, пожалуйста, когда к вам поступило это предложение? Действительно, где-то полгода назад начались переговоры. С нашей стороны было много размышлений на эту тему — мы понимали, что ответственность, которую мы на себя берем, очень велика. Особенно учитывая, как сильно сейчас меняется сам Пушкинский — его облик, музейный квартал, государственная стройка с 28-ю зданиями, большими и маленькими, а также направлением Пушкинский XXI ( направление коллекционирования и показа современного искусства — прим.ред ). Конечно, брать на себя еще такое ответственное направление было довольно страшно. Почему вы тогда приняли это решение? Это абсолютно чистое миссионерство и идеализм. Если ты можешь изменить что-то к лучшему, что, как я надеюсь, и случится, то нужно это делать. Кроме того, люди, которые работают в ГЦСИ,  и вся его история — это моя собственная история, я многих из них хорошо знаю, мы всегда очень дружественно работали вместе. Поэтому я вижу в этом невероятную перспективу, возможность большого движения вперед. «Глаза боятся, а руки делают», — подумали мы и решили пойти таким путем. Я верю, что движение каждый день, пусть и на несколько шагов, приведёт нас к значимым результатам. Мы встретились с командой ГЦСИ и поняли, что они тоже хотят этого объединения, чувствуют, что в таком решении — будущее. А сегодня, когда о решении было объявлено официально, в нашем общем чате в WhatsApp все написали «ура». А все, что происходит по любви — я искренне в это верю — имеет перспективу. Что бы Вам хотелось изменить в первую очередь в ГЦСИ? Есть очень много вещей, которыми нужно заниматься. ГЦСИ — это институт с прекрасной репутацией людей, которые такие же идеалисты, как и я. В своих городах они пытаются использовать «гений места» и создают прекрасную гуманитарную среду для молодых людей, которые хотят лучшего, готовы думать и спорить, смотрят в будущее, настроены на определенный лад. И, безусловно, с нами их роднит это гуманистическое желание улучшить мир — может прозвучать банально, но это так. В ГЦСИ очень много сделано: есть огромный событийный ряд внутри института, некоторые фестивали и программы существуют уже очень давно: Ширяевская биеннале, Уральская биеннале, Лазар фест, которые происходят в разных точках страны. Эти события могут быть не так хорошо знакомы жителям столицы, но они прекрасно работают на больших территориях. Они формируют определенный уровень сознания и культуры у человека. Моя же задача — сделать так, чтобы это было еще масштабнее, еще больше, еще легче.  Чтобы у людей была возможность базироваться на каких-то постоянных площадях, потому что пока ни у кого их нет, кроме Нижнего Новгорода. Все остальные филиалы ГЦСИ находятся в состоянии либо абсолютно бездомных сущностей, либо временно обитающих. При этом я оптимистически смотрю на эту ситуацию. Я понимаю, что все равно ощущение событийности важнее, чем любое пространство. Сегодня мир устроен иначе: молодые люди не привязываются к месту и легко заполняют пространство собой, а не жильем. И это самое главное: любая недвижимость хороша, и в этом смысле дом нужен, но это большая нагрузка. Она отнимает свободу, которую ты мог бы потратить на какие-то другие вещи. Если же говорить о новых пространствах, то моя давняя мечта и идея — создавать новую архитектуру. Мы имеем дело с современным искусством и работаем на будущее, и поэтому я представляю себе некоторые хабы, небольшие по размеру, экономичные с точки зрения бюджета, которые возникали бы в разных точках нашей страны и были спроектированы молодыми русскими архитекторами. Сейчас мы ведем переговоры с архитектурной школой МАРШ и студентами Юры Григоряна, который занимается архитектурой нашего культурного квартала ( Пушкинский и комплекс зданий вокруг него к 2025 году будут представлять собой единую структуру с подземными переходами и публичными пространствами — прим.ред ) архитектуру нашего культурного квартала. Мы даже дадим им лабораторию у нас в Доме Лопухиных. БВШД, с которой мы сотрудничаем, поможет превратить это все в большое поле для взаимодействия. В таком пути я вижу радостную перспективу. Мне кажется, когда в городе появляется такое новое пространство, то оно работает как инопланетный корабль — все меняет вокруг себя. Его можно построить быстрее и дешевле — с бюджетом на техническое здание, молодыми архитекторами, которые чувствуют себя вовлеченными в процесс, и молодыми художниками, которые ощущают себя частью дома. Для губернаторов это очень важно, поскольку такое здание становится точкой притяжения для всех. Наша задача сейчас — подключать к этому процессу как можно больше людей, которые хотят того же, что и мы: крупных государственных чиновников крупных, разнообразных министров, вице-премьеров, других людей, которые в силу своей ответственности занимаются такими движениями, и, безусловно, бизнес, это очень важно. Прошлая структура, которой больше нет, ГЦСИ-РОСИЗО, писалась через дефис.  Это были все же два слова. Сейчас в прессе появилась конструкция ГМИИЦСИ — и в этом смысле логично задать вопрос про автономию. Как будет устроена эта структура: будет ли Пушкинский и ГЦСИ институционально существовать отдельно друг от друга, и собираетесь ли вы намеренно объединять обе аудитории? Мы понимаем, что сегодня музей — это не стены, а скорее социальный клуб, и аудитория Пушкинского сильно отличается от аудитории ГЦСИ. Я считают, что любое гетто — это плохо. Все аудитории должны сливаться вместе, а люди, которые не органичны нашей аудитории, утекают в другие стороны, в этом нет ничего страшного. А деньги? Это будет общая конструкция с большим отделом региональных движений. Средства будут заранее планироваться, и, я надеюсь, что вскоре система электронного документооборота поможет все сделать абсолютно прозрачно. Мы привяжем эту систему и к Министерству культуры, и к каждому из наших филиалов, чтобы у людей не возникало сомнений, что те деньги, которые на это выделены или отложены, попадают прямо по назначению. Брендирование же нам хотелось бы оставить, потому что у каждого из брендов есть славная репутация, и мы в данном случае не мешаем друг другу, но демонстрируем и отдельность своих историй, и слияние в момент общей концепции движения. Мы, кстати, еще не знаем, как мы назовемся. А ваша знаменитая меценатская история, которая идет от Ивана Цветаева, тоже станет общей? Вы планируете делиться меценатами? Конечно, абсолютно. Делиться и специально находить. Для любого директора заниматься фандрайзингом — это одна из главных задач. Я думаю об этом сейчас, и очень надеюсь на то, что меценатам это будет нужно, интересно и полезно. Тем более, бренд Пушкинского, я думаю, всем пригодится. Понятно, что Пушкинский сегодня все больше показывает отечественных художников наряду с большими иностранными современниками — в том числе и в рамках вашего проекта в Венеции. Но Пушкинский все же скорее ассоциируется с интернациональным искусством, а ГЦСИ — это, скорее, какая-то русская история. Как вы видите в этом смысле их объединение? Возможно, вы считаете, что уже этого различия в XXI веке не будет, что сегодня делить искусство на какое-то межнациональное и народное -- глупо? Надеюсь, что будет. Я не большой поклонник глобализма. Какие-то вещи должны быть глобальными, но самоидентификация — очень важная вещь. Нужно усиливать собственную непохожесть, а глобализм использовать для ее продвижения и демонстрации, потому что уникальность украшает мир. Мы думаем о движении за пределы России. Недавно первый шаг был сделан — с отличным результатом в центре BOZAR (Марина Лошак рассказывает об открытии выставки с показом результатов прошлогоднего проекта ГЦСИ, путешествующего симпозиума NEMOSKVA — прим.ред). Более 6 000 человек было на открытии, выставка прекрасно прозвучала, и NEMOSKVA, я считаю, в силу возможностей разных интерпретаций, будет очень хороша во многих пространствах мира. Уже начали размышлять о работах с резиденциями? Кажется, что это должна быть абсолютно органичная история для музея -- в духе Цветаева и его концепции музея для поддержки студентов. Да, она органична для нас абсолютно. Резиденции — это отдельное движение, которое сейчас нужно стратегически выстроить и нанизывать на все главные направления нашей работы. Уже понятно, что будет с московским филиалом ГЦСИ или Пушкинский возьмет на себя его роль? Во-первых, в новой структуре отвечать за эти решения будет директор по развитию ( в настоящий момент должность директора по региональному развитию ГЦСИ занимает Алиса Прудникова — прим.ред ). Во-вторых, нам бы хотелось, чтобы все, что происходит с ГЦСИ, имело место в регионах. Мы хотим увезти из Москвы все и привезти туда, чтобы московское представительство ГЦСИ прежде всего и в основном работало на региональные проекты. И в этом наша главная задача. Это место должно остаться, конечно, домом для художников, но не обязательно, чтобы там проходили выставки в привычном нам формате. Что будет происходить со спецпроектами ГЦСИ: от премии «Инновация» до Московской молодежной биеннале? Базовые спецпроекты остаются за нами. В 2013 году после вашего назначения директором Пушкинского музея в своем первом интервью вы говорили про университетский ген музея и либерализм. Не боитесь, что возросшее после присоединения новой структуры количество бюрократии вас погубит — и университетский ген сменится на более авторитарный? Это не связано с бюрократией совершенно. Авторитаризма я боюсь, потому что каждому человеку, который за что-то ответственен и имеет свой визионерский взгляд, очень хочется его навязать другим. Я стараюсь себя сдерживать, контролировать и допускать побольше самоиронии. В голове у людей есть неизбежная оппозиция больших брендов Chanel и Dior, Кристис и Сотбис, Пушкинского и Третьяковки. Думаете ли Вы, что с этим объявлением и становлением Пушкинского практически глобальной структурой, распределенной по всей стране, это оппозиция пропадет? Честно говоря, я никогда об этом не думала: дело не в пространстве, а во влиянии. Пушкинский всегда был очень влиятельным музеем, особенно для интеллектуалов. Сегодня на коллекцию Щукина приходят смотреть самые разные люди, и их объединяют одни и те же эмоции, которые они переживают на нашей выставке. Я вообще мечтаю о соединении, мне очень не хочется делить людей на более глупых и менее глупых, более образованных и менее образованных. Мой идеальный зритель — это зритель чувствующий. Он может ничего не понимать, ничего не знать, не знать ни одной фамилии, но правильно эмоционально реагировать, и это самое важное. По пути к вам я думала, что общего у Вас с Алисой Прудниковой, директором по региональному развитию ГЦСИ, с которой вам тесно придется работать. Можно пошутить, что вы обе иногда носите  футболки Гоши Рубчинского? Гошу я ношу, но вот эта футболка, что сегодня на мне, — наша. Вам не страшно от таких больших перемен? Мне как-то не приходит в голову бояться. Слишком много важного происходит важного в мире вокруг, гораздо больше вдохновляющего, чем наоборот. И в последнее время звезды еще так сошлись над нами, что происходит многое из того, о чем мы мечтать не могли. Как, например, дом Щукина ( Марина Лошак на прямой линии с президентом спрашивала о будущем здания, которое сейчас принадлежит Министерству Обороны. После этого вопроса президент поручил совместными усилиями Минкульту и Минобороны сделать в этом здании музей — прим.ред ). Вопрос, который был задан президенту, звучал так: «У него же будет будущее?» Я уверена, что есть, иначе не может  быть. Я еще не знаю, как это произойдет, и в какой момент, но в ответе была заложена возможность, и мы будем делать все возможное для того, чтобы это произошло. Так что я уверена, что даже какие-то совершенно несбыточные вещи могут оказаться реальностью, если ты веришь, что они воплотятся в жизнь. И образ нашей будущей работы с ГЦСИ я вижу очень четко: это невероятные перспективы для всех нас.