5 января 1917 года (23 декабря 1916 года по старому стилю) под Ригой начались Рождественские бои. А 7 января был достигнут крупный успех: была взята ключевая немецкая позиция — Пулеметная горка.
Продолжение. Начало ЗДЕСЬ
Что сделал Вациетис?
Как же это сочетается с описанным Кравковым «стремлением пехоты залегать» и низким моральным духом русских частей? А очень просто: в отчете Аузана рефреном звучат фразы: «Командир полка лично повел...», «командир полка возглавил атаку...», «командир полка организовал...» Особенно часто упоминаются Гоппер и Лиелгалвис. Ну и капитан Коняев Георгий Дмитриевич оказался хватом — недаром он получил по итогам этих боев орден Св. Георгия и звание подполковника. И вот как только солдаты увидели, что старшие офицеры не отсиживаются в блиндажах, а идут впереди, то пошли за ними в огонь и в воду.
И да, успех мог быть еще крупнее, если бы Аузан сразу ввел в бой и три остальных батальона 10-го полка. Впрочем, по сравнению с тем, что творилось на фронте 1-й бригады генерала Мисиня, Аузан и так показал себя в тот день богом войны.
Что касается 1-й латышской бригады, то ее прорыв, поначалу также увенчавшийся успехом, закончился провалом и отходом на исходные позиции. Традиционная версия (не буду уже повторять, чья) опять же винит во всем русских: дескать, латышские стрелки прорвали фронт, но их не поддержали. Но я бы соврал, если бы сказал, что среди латышских историков нет исключений. Есть! К примеру Эдгард Андерсон в «Истории Латвии 1914-20 гг.» с редкой откровенностью объясняет провал 1-й бригады действиями самих латышей: «Командиры батальонов штабс-капитан Клинсонс и капитан Озолиньш, вместо того чтобы вести своих людей на Мангали, как было предусмотрено планом, пошли на Скангали... стараясь добыть немецкие орудия. Части трех латышских полков перемешались, начался хаос. Из-за недостатка чувства ответственности у некоторых командиров главное немецкое укрепление у Мангали осталось невзятым... За это ответственны и полковник Вациетис, и особенно капитаны Клинсонс и Озолиньш». А затем в результате немецкой контратаки потеряли и захваченное Скангали «частично по вине выпившего [захваченного у немцев шнапса] капитана Озолиньша».
Что сделал Вациетис? Он, желая сберечь своих солдат, задержал атаку 5-го Земгальского полка, рассчитывая, что соседи справа и слева прорвут фронт, и тогда немцы сами бросят позиции на его участке. А немцы, разбуженные шумом боя на флангах, в результате успели встать к пулеметам и смели очередями атакующие цепи земгальцев. Причем взятый в итоге прапорщиком Богоявленским двухэтажный блокгауз по плану наступления должен был захватить как раз 5-й Земгальский полк. Чтобы скрыть собственный провал, Вациетис и решил в мемуарах очернить «не желающих идти в бой» сибиряков.
Хороши оказались и Клинсонс с Озолиньшем, погнавшись за трофеями. Поясню: захват вражеского орудия автоматически обеспечивал награждение орденом Св. Георгия, а в Российской империи эта награда по статусу была равна званию Герою Советского Союза в СССР. И да, захват трофея — дело хорошее, но не тогда, когда ценой его становится нарушение плана операции. А здесь так и случилось: капитаны решили заработать ордена, пустив план побоку.
Но почему же Клинсонса с Озолиньшем не поправили «старшие товарищи»? Потому — и в этом главное отличие 1-й бригады от 2-й, — что их на поле боя не было! Не то что командиры полков, но даже некоторые комбаты так и не пошли в атаку вместе со своими ротами, отсидевшись в тылу. В итоге боем с нашей стороны никто не управлял, и результат его оказался закономерным. Немудрено, что уже вечером 5 января Радко-Дмитриев отрешил генерала Мисиня от командования, передав латышские полки в подчинение Триковскому.
Прорыв полковника Шрамкова
В ночь на 6 января Триковский, «завистливый и недружелюбно настроенный к латышам», как характеризует его Андерсонс, прибыл на командный пункт Аузана. Однако вопреки данной ему историком характеристике, генерал весьма дружелюбно передал под командование Аузана 53-й и 16-й Сибирские стрелковые полки, приказав прорвать вторую полосу немецкой обороны, опиравшуюся на дюны по краю Малого Тирельского болота. Эта атака была частью запланированного Триковским наступления на Пулеметную горку.
Наступать Аузан решил в ночь на 7 января, нанося главный удар на Оглес и Витини 53-м Сибирским полком под командованием полковника Шрамкова. С левого фланга его прикрывали 6-й и 7-й латышские стрелковые полки, имевшие задачу продвинуться к Калциемсу. 16-й Сибирский двумя батальонами вел отвлекающую атаку на южные склоны Пулеметной горки, на которую с севера должны были ударить полки 3-й Сибирской дивизии.
Отметим, что 53-й полк был из состава той самой «не вполне надежной» 14-й Сибирской дивизии, в которой уже были отказы идти в атаку. Почему же Аузан был в нем так уверен? А почитаем его отчет: «Полковник Шрамков обошел весь полк, лично объяснил задачу стрелкам и вдохновлял их на подвиг. Около 19 часов 53-й полк выступил к исходному для атаки положению. Полк подвергся сильному перекрестному обстрелу пулеметами и артиллерией, заграждавшими прорыв... перебежками, под личным руководством командира полка» вышел на исходные позиции к 21.00. Как видите, все просто: Аузан убедился, что командир полка готов лично вести своих людей в бой, и поэтому смело возложил на него ключевую задачу. Ну и жизни своих людей решил тоже поберечь — не без этого...
«Атака началась в 1.45 ночи. «Быстро пробежав вперед по открытой болотистой местность и прорезав в считанные минуты в нескольких местах проволочные заграждения противника, передовые части, несмотря на пулеметный и ружейный огонь с флангов и фронта, скоро достигли ближайшей линии неприятельских окопов, защитники которых, не ожидая такой стремительности, растерялись и частью бежали, отстреливаясь, частью сдались, а частью засели в блиндажах и блокгаузах и начали обстреливать тыл наших частей, проскочивших во вторую линию», — описывает ее Аузан.
Продолжение ЗДЕСЬ
Константин ГАЙВОРОНСКИЙ.
