Художник от сохи: какую историю хранят картины Аркадия Пластова
Сельский труд, ничем, казалось бы, не примечательный, изобразил на своей картине «Сбор урожая» Аркадий Пластов. Но за внешней обыденностью сцены стоит философия жизни автора.
Сельский труд, ничем, казалось бы, не примечательный, изобразил на своей картине «Сбор урожая» Аркадий Пластов. Но за внешней обыденностью сцены стоит философия жизни автора.
На распаханной плугом земле лежат картофелины — крупные, тяжелые. Удался урожай в этом году! Мрачноватое осеннее поле оживляют яркие одежды женщин. Но главное — их руки. Натруженные, со вздутыми венами и отечными суставами, которые, наверное, болят по ночам.
Такие же трудовые мозолистые руки были и у Аркадия Пластова. Художник не ездил в деревню на этюды, как тысячи его собратьев по ремеслу. Он в ней жил — и работал на земле, как обычный крестьянин. Сын сельского иконописца собирался стать священником, но его способности к рисованию были слишком заметны. Получив художественное образование в Москве, в 1917 году он вернулся в родную деревню Прислониху (ныне — Ульяновская область) и безвыездно провел там восемь лет.
Его ученик и друг Виктор Киселев вспоминал, что у жившего с матерью Пластова были овцы, корова и земельный надел на две души. Будущий классик советской живописи жал, косил, плотничал, столярничал. Крестьянским трудом он занимался всю жизнь. Есть фотография: приближающийся к полувековому юбилею Аркадий Александрович косит траву. Худой, с выпирающими ребрами, крепкий, как жила, мужик.
А еще Пластов рисовал — каждый день, добиваясь безукоризненной точности. В далеких столицах входили в моду новые абстрактные течения, но в этой деревенской избе словно законсервировался старый добрый реализм с импрессионистическим налетом. Мастер верил, что суть натуры раскрывается лишь после того, как сделаешь множество набросков и этюдов. Бесчисленные работы хранились в больших папках под столом.
В 1931 году в Прислонихе случился пожар. Загорелось далеко, за рекой, и Пластов бросился помогать односельчанам, вытаскивал их вещи на улицу, думая, что до него огонь не дойдет. Но ветер стремительно перебрасывал с крыши на крышу горящую солому... Из своего дома он ничего не вынес: ящик с картинами не смог даже сдвинуть с места, а путь к заветным папкам отрезал огонь. Погибло все, что художник сделал в искусстве к своим 38 годам.
Пришлось в буквальном смысле начинать с чистого листа — и с чистого холста. Трагедия подтолкнула его к судьбоносному решению: Пластов полностью посвятил себя живописи. Работал неистово, зарисовывая все, что видел вокруг. Пастушки, собаки и лошади, костер в поле, возвращающееся вечером стадо, старики с окладистыми бородами — одни серьезные, а другие лукавые, печники, плотники и конюхи, грузди в ведрах и огурцы в бочках, девушка с граблями и девушка на тракторе, осенняя распутица и зеленый радостный май… На картинах — вся жизнь русской деревни, столько вынесшей и столько пережившей, а ныне отходящей в вечность.
В 1931 году в Прислонихе жили 2250 человек, сейчас — 373. Ей выпало все, что выпало стране в XX столетии. И раскулачивание, и варварское разрушение церкви близ родительского дома Аркадия Александровича, которую спроектировал еще его дед и помогал расписывать отец. Художник видел, как бесправные беспаспортные крестьяне работают в колхозе за трудодни. И сам едва не угодил в жернова репрессий: неосторожно усомнившись, что трактор лучше лошади, провел под арестом четыре месяца. Много горя принесла война: почти никто из мужиков, чьи портреты Пластов писал в 1930-е годы, не вернулся домой.
Но на его полотнах не много трагического. Зато с избытком красочной колхозной бутафории в духе фильмов режиссера Пырьева. Гигантские урожаи, транспаранты, веселье базаров и ярмарок… И своего «Ленина в Разливе» Пластов тоже, увы, написал. Скрывавшийся от полиции Ильич, выдававший себя за бедного косца, сидит у костра… в галстуке. Классический соцреализм!
Но любим мы Пластова, конечно, за другое. В Прислонихе он создал подлинные шедевры эпохи. Огромный, напоенный луговой свежестью «Сенокос», на котором каждая травинка выписана с доскональным знанием всех ее ботанических подробностей. Трогательно-нежную «Весну», где обнаженное тело девушки словно светится на фоне почерневшей от копоти бани. Вроде бы простенький, бесхитростный, но такой лиричный «Первый снег». А картины «Ужин трактористов» и «Фашист пролетел» вошли в коллективную память поколений благодаря репродукциям в школьных учебниках.
В молодости, подыскивая жилье в столице, Пластов ходил пешком, не признавая автобусов и трамваев. Со временем он стал-таки москвичом, появилась мастерская в городке художников на Верхней Масловке. Но с собратьями по цеху особо не сближался — рассказывают, что они воспринимали его как деревенского мужика. Да Пластов и был художником от сохи. Зимой считал дни до весны, чтобы снова уехать в свою Прислониху.