Девочка не хочет в Тамбов
Советское прошлое, наши культура и язык, проламываются даже сквозь многослойный бетон этнической пропаганды постсоветских государств. Ростки здравого смысла давят, однако то здесь, то там виднеется зелень — посреди чудовищной серости и скудости.
В новостях — два похожих сюжета, символичных и своевременных. В Эстонии, как сообщил директор правозащитного центра «Китеж» Мстислав Русаков, солдаты в одной из воинских частей отказались петь строевую песню, героизирующую «лесных братьев» и прославляющую убийство русских. Вторая история — из Киева: украинская писательница Лариса Ницой посетовала, что в столице Украины все еще слишком много жителей, говорящих на великом и могучем. Ницой пришла в популярный торгово-развлекательный центр, а там: «Одна. Песчинка. А вокруг сплошной Тамбов».
В СССР перед большинством республик не стоял выбор «свобода или колбаса» — было все. Можно ли сейчас сказать, что прибалты, включая тех же эстонцев, ценой утраты высокой культуры и развитой экономики приобрели хотя бы политический суверенитет и «вольность от имперского гнета»? Нет. Они попали из мягких объятий советской империи, где все ими восторгались и почитали «нашим маленьким Западом», в зону перекрестного подчинения двух намного более равнодушных и жестких гигантов, ЕС и США. Этим монстрам Прибалтика интересна как поставщик дешевой рабочей силы да место размещения военных баз. Брюссельская бюрократическая машина разрушает традиционное хозяйство «новых европейцев». Вот и остаются маленькие милые забавы вроде нанесения беженкам-мусульманкам латышских национальных узоров на паранджу.
Солдаты, отказавшиеся петь о ненависти к русским, — люди, для которых СССР — предание старины глубокой. Даже баталии у «Бронзового солдата» в 2007 году этих ребят не задели. Почему они решились на демарш? Может быть, родители, нахлебавшиеся свободы, скупо рассказывали детям о том, что при «русских оккупантах» жилось лучше. Не исключено, что молодые люди и сами в состоянии критически взглянуть на мир, в котором их стране отведена роль заштатной провинции. Или, напротив, дело в юношеской наивности. Ведь парадные ценности Запада исключают воспевание палачей и убийц, сотрудничавших с гитлеровскими войсками.
Ситуация, возмутившая Ницой, чем-то похожа на эстонскую, но есть в произошедшем и неповторимый местный колорит. Как раз в нынешнем году мы отмечаем столетие событий, блистательно описанных Михаилом Булгаковым: вспомним, в русском Киеве не протолкнуться было от разнообразных подозрительных персонажей, сообщавших ошеломленным горожанам и — шире — обитателям Малороссии и Новороссии, что они теперь украинцы. Помните про доктора Курицкого, который стал Курицьким, и про кота, который по-украински будет «кит»? А кита, в свою очередь, в украинском языке нет — они ведь в незалежной не водятся.
Не найти гордых млекопитающих и сейчас, а вот радикал-украинизаторы лишь окрепли. Но на бытовом уровне среднестатистический киевлянин, вне зависимости от национальной самоидентификации, отказываться от русского языка не спешит. Да и в обществе послемайданное четырехлетие пробудило к жизни трезвые голоса. Поэтесса Евгения Бильченко, не так давно воспевавшая «революцию достоинства» и АТО, теперь призывает Украину к примирению с Россией и Донбассом и уважению прав русского населения, перед которым кается за войну. А отдельные одиозные политики и журналисты, вроде Надежды Савченко, Дмитрия Гордона и Георгия Туки, начинают считать федерализацию страны неплохим рецептом и открыто соглашаются с тезисом: «Не было бы майдана — не было бы и войны».
Однако сами по себе эти локальные прозрения мало что значат. Тон в украинской политике по-прежнему задают сторонники подхода «Донбасс будет украинским или безлюдным», а разница между ними — исключительно в радикальности подходов: убивать сразу или сначала помучить. Да и бытовая русскоязычность Киева, неприятная пани Ницой, — вещь в себе. Явление не уникальное: например, ирландцы не любят Великобританию и при этом говорят на английском.
Советское прошлое, наши культура и язык, проламываются даже сквозь многослойный бетон этнической пропаганды постсоветских государств. Ростки здравого смысла давят, однако то здесь, то там виднеется зелень — посреди чудовищной серости и скудости. Но и это внушительное наследство близко к полному исчерпанию, и сейчас — последний шанс воспользоваться правами на него. Не получится — довольно скоро русскоязычные киевляне будут явлением столь же редким, сколь эстонские солдаты, отказывающиеся от песен о «лесных братьях».
Мнение колумнистов может не совпадать с точкой зрения редакции