«Борщ — это была просто жуть». Как жили дети коммунистов, бежавших в СССР?
В 1934 году из охваченной боями Вены в Советский Союз привезли 120 малышей и подростков – детей «шуцбунда», австрийских социал-демократов и коммунистов. Судьба у каждого сложилась по-разному. Кого- то СССР порадовал, кого-то - напугал.
Шарлотте Ромбах 84 года. Она родилась в Москве в 1938 году. По-русски говорит отлично, хотя ее первым языком был немецкий. «Мой отец Герберт Гюттер после разгрома повстанцев в Австрии сначала бежал в Чехословакию, затем перебрался в Советский Союз, получив политическое убежище, — вспоминает она в интервью aif.ru. — Мама еще раньше переехала из Германии, после прихода к власти Гитлера. В Москве мои родители и познакомились. Папа устроился механиком-водителем и был весьма доволен своей работой: ведь в Австрии он трудился с девятилетнего возраста в тяжелых условиях. Нам дали комнату в коммуналке, всего в квартире жили три семьи. Воротниковский переулок в центре Москвы: Сталин выделил целый дом для австрийских беженцев. Его так и называли — "шуцбундхаус”».
12 февраля 1934 года «Республиканский шуцбунд» — боевые отряды социал-демократов и левых движений Австрии восстали против диктатуры канцлера Дольфуса, впервые в Европе подняв оружие против фашистов. За четыре дня они были разгромлены армией, а баррикады в городах смела артиллерия: около 200 человек погибли. 695 уцелевших повстанцев бежали из Австрии в СССР, туда же переправили 120 детей — «шуцбундкиндер». Кто-то попросту влюбился в Советский Союз, а кому-то на новой родине пришлось несладко. Первой проблемой оказалась... еда.
Ненависть к гречневой каше
«Русские блюда явились для меня мучением, — сокрушается Ильза Бришник-Дирнбахер, попавшая в СССР в восьмилетнем возрасте. — Хотя на обед была даже черная икра, но к ней давали мало хлеба».
«Никто из нас не любил гречневую кашу, — признается "шуцбундкинд” Фрида Лев. — Ее предлагали кушать с мясом и молоком, но все отказывались, в том числе и я. Нам подавали суп с луком, я не хотела его жевать и вытаскивала на край тарелки... воспитательница объясняла, что мы зря так поступаем, ведь это же полезно».
В воспоминаниях австрийских детей неоднократно отмечается, что «борщ и щи — просто жуть». В СССР они получали пятиразовое питание — рисовую и манную кашу, много фруктов (в первую очередь — виноград), мед, колбасу. Вызвано это было тем, что юные австрийцы происходили из бедных рабочих семей, где мясо в принципе видели лишь по большим праздникам — жирная и обильная пища им не нравилась.
Затем «коммунистическую молодежь» отвезли в летние лагеря отдыха в Крым — почти все дети первый раз в своей жизни увидели море и дорвались до персиков с абрикосами. Это имело последствия: заболели 30 детей, шестьдесят подростков отвезли в профсоюзный пансионат в Ялту, где им стали готовить австрийскую еду — клецки с яйцом, салат из огурцов, шпинат, «краутфлекернл» — лапшу из картофеля с тушеной капустой.
«Жизнь лучше, чем у русских»
Осенью маленьких гостей поселили в детском доме № 6 (бывший особняк богатого купца Коншина) в Калашном переулке в Москве. Снабжали их воистину по-королевски. Дети получили пальто, обувь, теплые чулки, мальчики постарше — костюмы, а девочки — бархатные платья для посещения театров. Еду для них стряпала австрийка Леопольдина Вирленднер — повар из гостиницы «Советская».
«Условия их жизни были вначале гораздо лучше, чем у детей в "русских” детдомах, — отметила в интервью aif.ru Шарлотта Ромбах. — Да и если сравнить с обычными советскими семьями — тоже».
В 1938 году Гитлер аннексировал Австрию, что стало шоком для беженцев. Формально они теперь считались гражданами рейха — но ни австрийские коммунисты, ни их дети не собирались получать паспорта нацистской Германии.
«В наш детский дом в Калашном переулке приехал дипломат немецкого посольства, — вспоминал "шуцбундкинд” Антон Шлегль. — Он желал поговорить со старшими мальчиками о службе в вермахте. Мы вежливо выпроводили его на улицу».
29 августа 1939 года детский дом № 6 был закрыт, а 74 остававшихся там австрийских ребенка отвезли в детдом «Спартак». Там уже не было такой привилегированной жизни — скромность, дисциплина и еда, как у всех. Почему? Видимо, Сталин старался не раздражать немцев после подписания договора о ненападении.
Они сражались за СССР
«22 июня 1941 года, находясь с нами в Ленинграде, мой отец Герберт услышал — Германия напала на СССР! — объясняет Шарлотта Ромбах. — Он срочно вернулся в Москву и ушел на фронт добровольцем, обычным рядовым. Так поступили практически все "шуцбундовцы” — явились в военкоматы, вступили в Красную Армию и просили отправить их воевать "за нашу вторую Родину”. Папа пробыл на фронте год, после его отозвали — работать лектором в Центральную антифашистскую школу для австрийских военнопленных».
Австриец Александр Вайда, ставший бойцом Особой бригады НКВД, так описывает октябрь 1941 года в Москве: «Идем строевым шагом по городу и поем по-немецки — "Лоре, лоре, лоре”. Люди оглядываются. Тут до нас дошло — нельзя! Мы задеваем святые чувства москвичей! Время было суровое. Мы расправлялись с бандитами, грабившими покинутые квартиры — расстреливали их на месте. Другого выхода не было. Лишь один раз я испытал депрессию — увидев книги Ленина, втоптанные в грязь».
Шарлотту Ромбах вместе с матерью эвакуировали в деревню Окуловку под городом Горький.
«Мы жили в доме у крестьянина, — улыбается она. — Поначалу он отнесся к нам враждебно — мы же говорим по-немецки, а это язык врага. Но потом все изменилось, он делился с нами едой и дал копать картошку на огороде».
Ильза Бришник-Дирнбахер запомнила — в 1943 году по карточкам вместо сахара давали печенье, вместо мяса — яичный порошок, вместо зерна — просо. Выручали карточки на водку для работающих, она обменивала их на картошку. Многие «дети шуцбунда» пошли учиться в школу разведки на радистов. В 1943-1944 гг. их забрасывали в партизанские отряды — и в Ленинградскую область, и в Польшу, и даже в Словению, где сформировали 1-й австрийский освободительный батальон. Милан Урбан погиб в бою под Ленинградом, Йозеф Вирлендер был убит в Польше, Теодора Ракветца и его отца схватило гестапо под Берлином — их поместили в концлагерь Маутхаузен и там казнили. Все историки отмечают — «шуцбундовцы» сражались за Советский Союз, как за свой собственный дом.
Забыли язык, но у всех ностальгия
Однако отмечу — часть повстанцев «шуцбунда» и даже их дети подверглись сталинским репрессиям.
«Моего деда, убежденного коммуниста, расстреляли в 1937 году, — разводит руками Шарлотта Ромбах. — Но и после этого отец поддерживал Сталина. Конечно, творилось всякое. Люди пропадали без объяснений».
НКВД обвинил нескольких «детей шуцбунда», что те якобы создали «фашистскую организацию "Гитлерюгенд”» и собирались провести в СССР теракты. Иоганн Вирленднер и Леопольд Хубачек были отправлены в ГУЛАГ и умерли на Колыме, Вильгельм Клуг, Фердинанд Цеплихаль и Йозеф Ташнер получили по 8-10 лет лагерей, отсидев их «от звонка до звонка». Позднее их всех реабилитировали.
«Как вообще относиться к Сталину? Это сложный вопрос... — заявляет Шарлотта Ромбах. — С одной стороны, австрийцы приехали в СССР с любовью, с открытым сердцем — а их репрессировали. С другой — нельзя отрицать, что Сталин спас свой народ от нацистской чумы и поднял страну из руин».
В октябре 1945 года семья Шарлотты Ромбах прибыла в освобожденную советскими войсками Австрию. Почти все «шуцбундкиндер» также уехали домой. В СССР осталось несколько австрийских девушек, вышедших замуж за русских ребят. Кому-то на «исторической родине» пришлось несладко.
«Повзрослев, я с трудом нашла работу, — говорит Шарлотта. — Всех удивляло, что я родилась в Москве, говорю по-русски, обожаю СССР, да еще и коммунистка. Это не приветствовалось».
По словам Шарлотты, сейчас в живых осталось 37 «шуцбундкиндер». Большинство забыли русский язык, но следят за новостями из России, испытывают к ней теплые чувства и ностальгию.
«Я хотела получить советский паспорт, — вздыхает Ромбах. — Мне нравились в СССР отношения между людьми. Они были другими, нежели в Австрии. Медицина бесплатная, образование. Печально, что вы этого не сохранили».
Я усмехаюсь: «Хорошо жить в Австрии и бороться за социализм».
Шарлотта Ромбах строго смотрит на меня. «Я везде готова за него бороться, молодой человек».
Честно говоря, я в этом вообще не сомневаюсь.