«Углубление интеграции назрело». Эксперты из Беларуси и России – о переговорах Путина и Лукашенко

13 июля в Санкт-Петербурге состоялись переговоры президентов России и Беларуси Владимира Путина и Александра Лукашенко. По сообщению пресс-службы Кремля, по итогам переговоров выработаны шаги по работе в сфере таможенного, налогового регулирования, энергетики, а также достигнута договоренность об объемах кредитной поддержки республики в связи с налоговым маневром в России. В ходе общения с журналистами российский президент также обратил внимание, что «в Евросоюзе гораздо более глубокий уровень интеграции, чем у нас в рамках Союзного государства с Белоруссией». Ключевые отличия между Союзным государством и ЕС, а также наиболее востребованные направления интеграции Беларуси и России в беседе с корреспондентом «Евразия.Эксперт» проанализировали эксперты двух стран.

Заместитель председателя РОО «Белая Русь» Александр Шатько:

– Европейская интеграция рассчитана в основном на бизнес-элиты: это финансы, более простое управление корпорациями. Корпорации интернациональные и, если они имеют бизнесы в Германии,  во Франции, в Италии и еще где-то, то все налоговые и административные процедуры очень серьезно влияют на бизнес.  Плюс к тому мы по Польше видим, что если Голландия занимает определенные позиции в производстве и продаже сельскохозяйственной продукции, то Польше очень сильно ограничили экспорт яблок и других сельскохозяйственных товаров, потому что этот рынок занят. То есть это распределение рыночных потоков прежде всего, переориентация более слабых к более сильным.  Польша стала такой страной, какой в свое время был Китай, где разместили производства, потому что она более дешевая по рабочей силе и по ресурсам. 

В Беларуси подавляющую долю занимает государственный сектор, обремененный социальными аспектами (детскими садами, лагерями, благоустройством и так далее), а в России это работает немного по-другому.  Плюс к тому законодательная база у нас до конца все-таки не унифицирована даже в рамках миграционного законодательства.

Мы единое Союзное государство, но мы граждане иностранных государств и подчиняемся правилам иностранных государств. Это касается в том числе и бизнеса. Все это на сегодняшний день надо унифицировать и устранять. 

Мы видим, что огромное количество так называемых «дорожных карт» уже подписано, остались нюансы, и мы уже говорим на сегодняшний день не только о вложении финансов Союзного государства в производство и развитие технологий, но и в культуру, идеологию.  Вот это я вижу как основное отличие.

Нам необходимы общие союзные проекты в гуманитарной сфере.  Мы сейчас взялись серьезно за образовательный процесс и студенчество – взаимозачеты тестов и единых экзаменов. Там очень много проблем: прежде всего это унификация учебных программ в средней школе, и нам надо вернуться к этому вопросу более серьезно. И конечно же, помимо промышленности, развития IT-сектора и научно-исследовательских проектов, в том числе и в космической отрасли необходимо вложиться в гуманитарную часть, вернуться к тем истокам, которые у нас есть и не потерять то, что у нас осталось, вложить какие-то ресурсы в проекты и программы, в работу общественных структур в России и Беларуси,  которые ратуют за интеграцию и  не видят себя вне Союзного государства.

Руководитель Центра белорусских исследований Института Европы РАН Николай Межевич:

Объективно в ЕС сложилась общая экономическая модель, условно говоря, от Хельсинки до Афин и от Лиссабона до Таллина. Понятно, что есть своя национальная специфика, но в целом это общая экономическая модель. В чем ее особенность? Это рынок с «двумя руками»: с одной «рукой» собственно рыночной, и вторая «рука» (может, даже ведущая) –государственного участия в управлении. Об этом не очень принято в Брюсселе говорить вслух, но это факт. Европейская экономика в достаточной степени управляема государством, только не одним, а всем ЕС вместе. При этом, разумеется, роль отдельных стран является определяющей, и ни один более-менее трезвый человек не скажет, что у Таллина такие же возможности в управлении, как у Берлина. Но в ЕС работает единый эмиссионный центр работает, нормы промышленной политики общеевропейские, сельское хозяйство регулируется вплоть до кочана капусты (кому и сколько выращивать).

Объективно интеграция в ЕС зашла дальше. Мы же решаем крайне сложную задачу – хотим достичь высокого уровня интеграции, но при этом сохранить и суверенитет России, и суверенитет Республики Беларусь. 

Давайте скажем честно, что никакого экономического суверенитета в ЕС нет ни у Эстонии, ни у Финляндии, ни у Швеции, ни у Греции, ни у Италии. И даже у Германии, которую применительно к экономике вполне правильно называть великой,  этот суверенитет ограничен многочисленными малыми странами ЕС, которые со всех сторон постоянно давят на Германию и просят что-то.

Поэтому в Брюсселе интеграция зашла дальше. Далее европейской интеграции, более-менее спокойной, мирной и успешной, уже 70 лет, мы же реальной интеграцией занимаемся лет 15, не больше. Говорить о том, что мы занимались интеграцией в 1996-м или 1999-м году несерьезно, мы только думали в то время о траектории более-менее устойчивого развития. Условно говоря, за 15 лет мы хотим получить более совершенный механизм чем тот, который в Европе выстраивался 70 лет, но так не бывает. Кому-то из нас нравится Европейский союз, кому-то нет, но мы должны учиться и извлекать уроки из европейского опыта

Какие шаги по углублению интеграции можно было бы дополнительно предпринять для Беларуси и России? Здесь выбор крайне велик.

Мои коллеги, которые занимаются экономикой сельского хозяйства, сразу же скажут, что нужна координация в сельском хозяйстве и опять же приведут примеры европейцев (Единый европейский сельскохозяйственный фонд и так далее). Те из моих друзей, которые занимаются европейской социальной политикой, вспомнят, соответственно, европейские инициативы в этой сфере, а мне ближе единая европейская промышленная политика и методы ее выстраивания.

То есть, по большому счету, куда ни ткни, всюду актуальные задачи. Поэтому и президенты так часто встречаются – проблем гораздо больше, чем координация экономического и социально-политического сотрудничества, чем между, скажем, Францией и Германией.