Расцвет дворянского либерализма в России

История российского либерализма. Вышло два материала, посвященных истории именно российского либерализма. Про античное и все западное в этом цикле ничего не будет, хотя без некоторых поясняющих обращений и не обойтись. Материал будет написан по плану, по этапам развития исторического процесса в России. Забегать вперед не будем. Поэтому высказывания о либералах Достоевского и «Ленин о либерализме» — все это еще впереди. Большой объем получится? Да! Но что поделаешь… Хоть материал и подается в предельно разжеванной форме, он, как показывают комментарии, для восприятия ряда читателей «ВО» оказался довольно сложным. Некоторые из комментаторов либерализму отказали даже в праве называться идеологией, вот как! Поэтому давайте еще раз вспомним, что поспешность хороша лишь при ловле насекомых (остальные жизненные примеры, подсказанные автору читателями «ВО» в комментариях, оставим для разговоров тет-а-тет), и будем просто читать дальше.

Вспомним, что «Декларация естественных, гражданских и политических прав человека» (принятая депутатами Генеральных штатов 24 августа 1789 года) заявляла, что «целью всякого объединения людей в общество является защита естественных, гражданских и политических прав человека; эти права лежат в основе общественного договора; их признание и провозглашение должны предшествовать конституции, которая гарантирует их осуществление…» А дальше было записано следующее:





И что это, как не четко сформулированная и структурированная идеология, к тому же еще и декларированная народными избранниками?

Кстати, кто-то писал в комментариях, что рабство негров во Франции революция сохранила. На самом дело оно было отменено в 1794 году (David B. Gaspar, David P. Geggus, A Turbulent time: the French Revolution and the Greater Caribbean, 1997, p. 60) и на территории страны, и во всех ее заокеанских владениях*. Кстати, и в России в 1797 году «Манифестом о трехдневной барщине» от 5 апреля 1797 года императора Павла I, впервые с момента установления в России института крепостного права, был юридически ограничен крестьянский труд в пользу двора и государства, равно как и помещиков, тремя днями в неделю и строго запрещавший помещикам принуждать крестьян работать в воскресенье. То есть общемировой тренд на смягчение нравов очевиден и в данном случае.



Понятно, что «Манифест» имел важное религиозное и прежде всего социально-экономическое значение, так как способствовал развитию крестьянского хозяйства. Ведь в нем прямо подчеркивалось, что три оставшихся рабочих дня крестьяне должны отнюдь не бездельничать, а трудиться ради собственных интересов. Кстати, это была еще одна причина нелюбви к Павлу подданных: он же залез к подданным в карман, а кому же это понравится?

Ну а положения «Декларации…» стали основой основ для всех либералов той эпохи, включая, понятно, и положения принятой ранее конституции США 1787 года.

Однако ужасы Термидора, а потом диктат Наполеона показали русскому дворянству, что благими намерениями выложена дорога в ад, и очень часто вслед за декларацией свободы сначала проливаются реки крови, а затем все возвращается на круги своя.

Ну и, конечно же, читал «Декларацию…» и молодой император Александр I, сменивший на престоле своего убиенного отца. Тем не менее, сердце его отнюдь не ожесточилось, недаром именно его царствование по праву считается периодом наибольшего расцвета идей либерализма в среде российского дворянства.



Забавно, что, будучи первым дворянином России, император Александр был одновременно и вполне убежденным сторонником всех основных принципов либерализма. А все потому, что воспитателем у него был гражданин республиканской Швейцарии Ф. С. Лагарп, сумевший доказать своему ученику, что эпоха монархов, наделенных абсолютной властью, прошла. Лагарп убеждал юного наследника престола, что Россия вполне может избежать того кровавого хаоса, который принесла Европе Французская революции, только лишь в том случае, если инициатива по проведению двух важнейших реформ, то есть отмене крепостного права и дарованию стране конституции, будет находиться в руках просвещенного и либерально настроенного монарха. Но при этом Лагарп предупреждал Александра, что ему не следует ожидать, что на пути реформ его поддержит все российское дворянство. Большинство, говорил он, отмену крепостного права не примет, поскольку будет защищать свое экономическое благополучие. Поэтому опираться следует на меньшинство – близких трону единомышленников государя. А также от самодержавного правления ни в коем случае не отказываться, а напротив, использовать для реформирования страны всю его мощь, начав с просвещения народа, потому как темный и неграмотный народ страшится всего нового.



Став императором, Александр Павлович именно так и поступил: окружил трон своими единомышленниками. Уже с 1801 года практически все высшие государственные посты заняли сторонники британского конституционализма, и среди них канцлер А. Р. Воронцов, затем его брат, многие годы являвшийся послом в Лондоне, С. Р. Воронцов; знаменитые адмиралы Н. С. Мордвинов и П. В. Чичагов; ну и, конечно, М. М. Сперанский, занимавший должность государственного секретаря. Хотя карьеру многие из них и сделали при Екатерине II, мировоззрение их сильно изменила Французская революция. Они стали опасаться, что аналогичные потрясения вполне могут постигнуть и Россию Ведь был же у нас при той же Екатерине пугачевский бунт? И они были сторонниками реформ, но революцию при этом как средство изменения общества отвергали, считая, что она приводит к анархии, а в итоге к установлению диктатуры. Так, например, тот же С. Р. Воронцов писал о царствовании императора Павла I, казавшегося ему настоящим тираном:





Н. С. Мордвинов так и вовсе был «записным адмиралом». Морскому делу он учился в Англии, и, как писал о нем биограф, «проникся там… уважением к учреждениям этой страны». Он был сторонником Адама Смита и его учения об экономической свободе. В 1810 году он занял в Государственном совете высокий пост председателя Департамента государственной экономии и первым делом начал бороться за свободу частного предпринимательства в России. Императору он писал о том, что собственность «есть первый камень», без которой и без прав, ее ограждающих, «нет никому надобности ни в законах, ни в отечестве, ни в государстве».

По его мнению, введению конституции должно было предшествовать отмене крепостного права, поскольку народ, веками живший без гражданской свободы, получив ее по воле властителя, пользоваться ею себе и обществу во благо не сможет, что даровать свободу указом возможно, но научить свободе указом нельзя.

Все всякого сомнения, тень убитого отца стояла за спиной Александра I и он не мог не опасаться разделить его судьбу. Поэтому проекты реформ разрабатывались в узком кругу доверенных лиц и втайне от основной массы дворянства, так что современники дали ему даже название Негласного комитета. Однако началу реформ помешала война с Наполеоном, которая началась в 1805 году. Другим фактором стало сопротивление верхушки дворянства, всячески противившейся новизне.



Между тем России до принятия конституции оставался всего один шаг. М. М. Сперанским был разработан план конституционной реформы и представлен императору уже в 1809 году, а год спустя был учрежден и Государственный совет, которому, по замыслу Сперанского, надлежало стать в российском парламенте верхней палатой. Но консерваторы у трона, а их там тоже было немало, припугнули Александра заговором, Сперанскому приписали шпионаж в пользу Наполеона, и вся «реформа» закончилось тем, что император отправил своего секретаря-реформатора в ссылку до лучших времен, которые, однако, так и не наступили до 1825 года.

В чем же главная причина столь непоследовательного поведения императора Александра I? А дело в том, что и он сам, и его сподвижники свято блюли важнейшее положение либерализма, которое состояло в уважении к любой частной собственности. Получалось же так, что если земли дворян являются их собственностью, а крестьяне к этой земле прикреплены, то даже волей императора землю отнять у них, по сути, невозможно, потому что поступить так значило бы покуситься на экономический фундамент самого либерализма! Это было противоречие, выйти из которого им так и не удалось.

Продолжение следует…