Идеалисты-5
Но может быть англичане могли что-то сделать на Балтике? Опять – нет. Ибо там к русскому флоту присоединялся германский, и возможно – датский (из-за давления Берлина на Копенгаген). Покушения на Дальнем Востоке сильно всполошили бы США, а американский флот в примерно 600 единиц нельзя было сбрасывать со счетов. Оставались какие-то одиночные акции, которые легко купировались бы захватом английских торговых кораблей в российских портах, чего Лондон безмерно боялся. И в Англии свою немощь в этом вопросе тоже осознавали. Вот цитата из депеши лорда Дерби, февраль 1878 года, то есть в самый разгар войны: «В случае силового вступления русских в Константинополь, мы решили отозвать посла и заявить, что пойдем на конференцию только после того, как оккупация прекратится. Во всех отношениях это наиболее решительный шаг, который мы могли предпринять…». Вот и все, что Англия могла бы противопоставить России на тот момент.
Но может быть Бисмарк мог заключить союз с Англией? Проблема в том, что канцлер знал цену британским обещаниям, и никаким посулам из Лондона не верил в принципе, основываясь на политике здравого смысла. Кроме того, на 1876-1877 годы Берлин стоял на распутье – кого взять в свои основные союзники, Вену или Петербург? И опять прагматизм – больше все-таки хотелось Петербург, потому как Россия банально сильнее Австро-Венгрии, да и нет у России в германском мире таких амбиций, как у Австрии: «Между Германией и Россией не существует такого расхождения интересов, которое заключало бы в себе неустранимые зародыши конфликтов и разрыва. Непосредственная угроза миру между Германией и Россией едва ли возможна иным путем, чем путем искусственного подстрекательства или в результате честолюбия немецких или русских военных вроде Скобелева, которые желают войны, чтобы отличиться прежде, чем слишком состарятся».
В общем, по всему выходило так, что русско-турецкая война и последующий раздел европейской части Турции будет для политики Германии и России определяющим.
Меж тем политика Горчакова продолжала быть путанной и лишенной какого-либо смысла. 30 сентября 1876 года русский кабинет обратился к Берлину с необычным вопросом - останется ли Германия нейтральной в случае, если Россия вынуждена будет вступить в войну с Австро‑Венгрией. Бисмарк был просто ошеломлен – он еще недавно, в мае, сообщил, что не допустит войны России с Австрией, и говорил о необходимости договориться. Причем из Петербурга пришло подтверждение того, что стороны достигли соглашения по Восточному вопросу. А теперь что получается? Россия собирается обмануть Австро-Венгрию и, наплевав на соглашения, решить Балканский раздел исключительно в свою пользу? И после этого надеяться, что ее будут воспринимать в дальнейшем, как нормального договороспособного союзника?
Ответ Бисмарка, если перевести его с дипломатического языка, на нормальный, выглядел примерно так: «не ссорьтесь с Австро‑Венгрией из-за Балкан и не заставляйте меня выбирать между Петербургом и Веной, удовлетворите балканские притязания Андраши и не забивайте себе голову этим романтическим славянофильским бредом; на Балканах у России есть только один вопрос, достойный ее национальных интересов, – проливы – вот им и занимайтесь; а как при этом нейтрализовать Англию – об этом давайте договариваться».
Проблема была в том, что об этом запросе узнали в Вене. Не от Бисмарка, а от… русских. Позже эта информация сыграет роковую роль.
Бисмарк из "Цивилизации" конечно же)