В своей статье «Как должна быть устроена политическая система в России?» профессор Голосов осторожно пытается натянуть на нашу реальность привычную западную классификацию политических систем, определяя нынешнюю систему как полупрезидентскую. Однако он упускает из виду, что эта классификация абсолютно бесполезна в нашей всё-еще-советской политической реальности, то есть в имитационном обществе, заполненном симулякрами.

Здешняя политическая практика по форме имитирует полупрезидентскую республику, которая может показаться менее авторитарным вариантом, чем республика президентская. Отличительная черта полупрезидентской республики – сосуществование должностей президента как имеющего реальную власть главы государства и премьер-министра как главы исполнительной власти. Но в наших условиях это лишь фикция, маскировка: в действительности у нас суперпрезидентство, доходящее до степени абсолютизма. Реальный объем власти в руках президента превосходит объем власти последних русских самодержцев: те хотя бы не имели власти судебной – как де-юре, так и де-факто – а вот как нынешние суды не зависят от Кремля, мы прекрасно знаем. Дьявольская ирония: даже проверка независимости судей «поручается» президентом Верховному суду, а председатель ВС назначается в поручении «ответственным» за его выполнение…

Суть указанной маскировки заключается именно в существовании должности премьер-министра, который формально несет ответственность как перед президентом, так и перед парламентом. Но поскольку никакого парламента у нас в действительности нет, а есть только всецело управляемая его имитация, то начальник у премьера лишь один – президент. При этом премьер играет роль громоотвода, принимая на себя ответственность за возможные неудачи и всякие непопулярные меры, а значительной частью якобы «своего» правительства («силовики»+МИД) по существу никак не руководит – это исключительная прерогатива «первого лица», вождя, хозяина.

В обличье этой якобы «полупрезидентской» системы продолжает выживать до боли знакомая советская конструкция — дуализм генерального секретаря (подлинного верховного начальника всего и вся) и председателя совета министров (главного завхоза, занимающегося только экономикой). Да и сама по себе гибридная «полупрезидентская» система является аномалией, возникшей с нелегкой руки генерала де Голля. По его расчетам, она была призвана замаскировать фактическую монархию: ведь генерал был убежденный монархист, а потому решил устроить власть наподобие любезных его сердцу дуалистических монархий XIX и начала XX веков.

Откуда вообще возникло такое явление, как премьер при реально властвующем главе государства? Ранее, в абсолютных монархиях, особой потребности в премьере не ощущалось: монархи сами руководили министрами. Должность «первого министра» если и возникала, то лишь для того, чтобы снять с правителя груз повседневной координации деятельности министров и избавить его от необходимости непременно председательствовать на их совместных совещаниях. Однако в дуалистической монархии, то есть с появлением парламентов, участвующих в законодательстве, ситуация изменилась. Кто-то должен был представлять правительство при рассмотрении в парламенте законодательных вопросов, касающихся не отдельного ведомства, а всего государства в целом, выслушивать нарекания депутатов и т.п. Понятно, что помазанникам Божиим это было не с руки, почему и понадобилась должность премьера. Скажем, Николай II лишь однажды удостоил Думу своим посещением, а критику депутатов, подчас довольно хамскую, приходилось выслушивать Столыпину и его преемникам. Кроме того, монархическая доктрина предполагала, что монарх есть особа священная, неприкосновенная и потому де-юре безответственная; следовательно, за неправильные действия правительства должен был отвечать кто-то другой, «простой смертный». Им и явился первый министр (в Германской империи именовавшийся канцлером). Но ответственность предполагает и права, поэтому премьер не мог быть пустым местом, только громоотводом: разграничение полномочий между ним и монархом регулировалось конституцией и, в немалой степени, конституционными конвенциями и прецедентами.

Французская Пятая республика, установленная де Голлем, изначально была попыткой возродить эту систему дуалистической монархии в условиях массового общества, при котором никакой настоящей монархии быть уже не могло (парламентские монархии суть скрытые республики). В итоге получилась квазимонархия, этакий демократический цезаризм, где президент парит над всеми ветвями власти, а премьер играет роль наследника престола (Жоржа Помпиду, кстати, и называли «дофином»). После де Голля этот режим эволюционировал в парламентарную сторону, однако дуализм «премьер-президент» пока что там сохраняется. Но в целом это очень специфический и даже аномальный случай.

Собственно, Франция есть единственное западное государство, где еще выживает такая модель. В остальных странах, способных послужить образцом, мы видим либо парламентаризм (реальную власть имеют премьер-министры, пользующиеся поддержкой парламента, а глава государства играет в основном церемониальную роль), либо президентскую республику, где президент избирается на всеобщих выборах, является первым лицом исполнительной власти, непосредственно возглавляет правительство и никакого премьера при нем не существует. В последнем случае разделение властей проведено наиболее строго и последовательно: это, прежде всего, США, а затем почти все страны Латинской Америки, перенявшие эту модель. Зато в Европейском Союзе доминирует модель парламентарная: «политиком номер один» является именно премьер-министр (что, в частности, хорошо демонстрирует список лиц, представляющих страны ЕС в Европейском Совете). А «двухголовая» система исполнительной власти есть удел отсталых постсоциалистических стран и явное отступление от принципа разделения властей. В сущности, это явление маргинальное.

До парламентаризма нам еще весьма далеко, условия для него пока не сложились, а потому нормальная президентская республика, упраздняющая должность премьера, была бы для нас несомненным шагом вперед — хотя бы потому, что она предполагает реальное, а не показное разделение властей. Президент перестает быть верховным начальником государства, напрямую возглавляет исполнительную власть и несет ответственность за действия правительства, не перекладывая ее на премьера и многочисленных вице-премьеров (между прочим, еще один советский рудимент – ведь нигде больше нет подобной кучи «зампредов»). Тот, у кого реально в руках вся исполнительная власть, должен нести и полноту ответственности, а не сваливать ее на других. Следует сугубо подчеркнуть: в конечном счете, цена «вопроса о премьере» – это не существование одной конкретной должности, пусть и высокой, а подлинное разделение властей, которое у нас до сих пор отсутствует. Как писал Николаю I статс-секретарь М.А.Балугъянский, «только у диких необразованных народов соединяет один начальник все власти». Этими словами первого ректора С.-Петербургского университета – alma mater нынешней политической элиты – мы и законч