Публицист Bloomberg раскрыл главную ложь Запада
Как показывают недавние исследования, после объединения Германии в 1990 году западные лидеры действительно обещали Москве не расширять НАТО на восток, однако с распадом СССР «не увидели в этом смысла». Именно поэтому сегодня отношение Владимира Путина к Западу строится на «всеобъемлющем цинизме и недоверии».
Во многом сегодняшняя «непокорная» геополитическая позиция России объясняется одним «поворотным моментом новейшей истории», который укрепил Москву во мнении, что Запад нарушил своё обещание не продолжать расширение НАТО на восток, пишет обозреватель Bloomberg Леонид Бершидский.
До сих пор эксперты спорили, что же именно пообещал России Запад. Представители альянса настаивают, что вся история о гарантиях нерасширения НАТО — «миф». Чтобы внести ясность в этот вопрос, специалисты Университета Джорджа Вашингтона собрали и проанализировали многочисленные рассекреченные в последние годы документы. И, как показывают эти бумаги, высокопоставленные чиновники из США, объединившейся на тот момент Германии и Великобритании действительно гарантировали советскому лидеру Михаилу Горбачёву и министру иностранных дел Эдуарду Шеварднадзе, что НАТО не будет приближаться к российским границам. При этом, как следует из документов, западные политики имели в виду и страны Восточной Европы.
Как отмечает автор, в 1990 году согласия СССР на объединение Германии добивался министр иностранных дел ФРГ Ганс-Дитрих Геншер. Он понимал, что гарантии нерасширения НАТО являются непременным условием для сотрудничества с Москвой, о чём и сообщил немецкой общественности, а также союзникам, включая Великобританию. США, жаждущие скорее сохранить Германию в НАТО, чем предоставлять ей нейтральный статус, тоже поддерживали точку зрения Геншера.
Так, на тот момент госсекретарь США Джеймс Бейкер сказал Шеварднадзе: «Нейтральная Германия, несомненно, обзаведётся собственным ядерным потенциалом. А Германия, крепко привязанная к реформированному НАТО, то есть НАТО, являющемуся в меньшей степени военной организацией и в большей — политической, не будет нуждаться в собственном арсенале. И, разумеется, должны быть железные гарантии, что юрисдикция НАТО или силы альянса не будут продвигаться на восток. И это должно быть сделано так, чтобы восточные соседи Германии были довольны».
Ту же идею о том, что НАТО не продвинется «ни на дюйм» на восток, Бейкер повторил и Михаилу Горбачёву. Такова была «уступка, которую предлагал западный блок в обмен на то, чтобы сохранить Германию в НАТО». В свою очередь, директор ЦРУ Роберт Гейтс сделал подобное предложение главе КГБ Владимиру Крючкову.
Пока все эти дискуссии продолжались, СССР настаивал на том, чтобы на основе ОБСЕ создать общую структуру безопасности в Европе. Представители западного блока были согласны, но подчёркивали, что хотят сохранить НАТО, сделав альянс «более открытым для сотрудничества с СССР» и другими странами Варшавского договора. И даже в марте 1991 года, спустя шесть месяцев после объединения Германии, премьер-министр Великобритании Джон Мейджор всё ещё утверждал в разговоре с министром обороны СССР Дмитрием Язовым, что НАТО не собирается на восток и что сам он «не видит обстоятельств теперь или в будущем, при которых страны Восточной Европы стали бы членами» альянса.
Впрочем, ни одно из этих обещаний так и не вылилось в конкретные соглашения. Советский Союз был практически банкротом и ему нужны были помощь и деньги Запада, пишет Бершидский. Москва была не в том состоянии, чтобы что-то требовать. «Именно поэтому Горбачёв, который не любит признавать, что он был в отчаянном положении и не мог дать отпор, сегодня говорит, что Запад сдержал свои обещания».
Тогда США говорили с Советским Союзом, как «победитель с проигравшим», — они не слишком заботились о выполнении обещаний и гарантий. Власть советских лидеров практически таяла на глазах, поэтому Вашингтон не видел смысла держать своё слово, объясняет автор. «Так что позже, когда СССР окончательно развалился, а страны Восточной Европы захотели защиты победителей холодной войны, смысла не принимать их в НАТО тоже никто не увидел».
И здесь время вернуться к Владимиру Путину и его позиции. «Конечно же, он внимательно изучил советские документы 1990—1991 годов» — он их даже цитировал. И теперь российский лидер хочет общаться с Западом так же, как тот общался с СССР в ту пору: вводить в заблуждение, давать ложные обещания и уступки. Сегодня западных собеседников такой подход «раздражает», они считают, что с Путиным невозможно вести переговоры, поскольку никто не понимает, чего он хочет в действительности. «Но он воспринимает это иначе: он считает, что говорит как победитель», — уверен Бершидский.
В какой-то период своей жизни российский лидер, возможно, и интересовался западными идеями — когда работал на мэра Санкт-Петербурга Анатолия Собчака. Но изучение истории распада СССР, которую Путин считает «трагедией», убедило его, что Запад понимает лишь язык силы. Позиция Путина по отношению к Западу зиждется на «всеобъемлющем цинизме и недоверии», а история о том, как было нарушено обещание по нерасширению НАТО, — «повод», хотя, судя по всему, и небезосновательный, «отказаться от честной игры».
Именно поэтому, подчёркивает журналист, с Путиным Запад не добьётся ничего. Более того, маловероятно, что любой преемник Путина забудет историю о нарушенном обещании — уж слишком крепко она въелась в «ДНК российских властей».
«В течение многих лет, а может, и десятилетий поддерживать конфронтацию с Россией будет проще, чем пытаться восстановить доверие», — заключает Бершидский.