Полярник Юрий Смирнов: наш "Пионер" протестующе скрежетал, борясь с волнами
В 1982 г. ленинградский полярник, работавший на атомном ледоколе "Арктика", не предполагал, что его отпуск начнется со спасения экипажа тонущего судна, а путь домой станет настоящим арктическим приключением. Чтобы добраться до дома в Ленинграде, Юрию Смирнову пришлось пересечь четыре арктических моря.
"Петербургский дневник": Расскажите, как начинался ваш отпуск.
Юрий Смирнов: В Арктике экипажи ледоколов работали сменами по 4 месяца. Когда смена подходила к концу, договаривались с капитаном проходящего в нужном направлении судна и пытались добраться до дома.
Говорю: пытались, потому что далеко не всегда все получалось так, как запланировано. Скажем, отправили мы семерых в отпуск на проходящем пароходе и думать про них забыли. Спустя полторы недели снова встречаем их в Арктике, оказалось, их пароход завернули на другие задачи, вот они и болтались туда-сюда. Попросились пустить их обратно на ледокол, чтобы помыться. На обычных судах для душа использовали забортную воду, а у нас стоял мощный опреснитель, мощности которого хватало и для камбуза, и для душа.
Фото: из личного архива Ю. Смирнова
В сентябре 1982 г. отпуск предстоял мне, как следствие и далеко не простой путь домой, но перед этим пришлось еще немного поработать. Всего за несколько дней до моего отъезда, 2 сентября, наш ледокол вел на запад лесовоз "Брянсклес", порт приписки Ленинград. Судно имело очень солидный возраст, еще польской постройки, сейчас в Арктику такие суда не пускают.
Помню, стояла относительно неплохая погода, наблюдались редкие льдины, все было как обычно. Мы шли напрямик, а лесовоз лавировал между льдинами. На одном из поворотов он угодил под удар льдиной, получив пробоину сразу в два трюма…
"Петербургский дневник": Лесовоз можно было спасти? Ледокол принял на борт экипаж тонущего судна?
Юрий Смирнов: Судно получило слишком серьезные повреждения. Наш ледокол пошел на сближение с терпящим бедствие судном, чтобы снять экипаж. Моряки с "Брянсклеса" выскакивали на палубу кто в чем, некоторые без курток в одних майках. Так их и приняли, в каюты им возвращаться запретили – опасно. Ведь неизвестно, как поведет себя поврежденный лесовоз.
Злые языки из команды "Брянсклеса" говорили, что только помполит (помощник капитана по политической части), у которого по всем тревогам нет никаких обязанностей, вышел полностью экипированный с двумя портфелями. В одном были личные вещи, во втором – партийные документы. Пересадка шла быстрым темпом. Помполит бросил портфель с личными вещами к нам на борт, а с партийными документами промахнулся и утопил его.
Уходить от гибнувшего судна по морским правилам нельзя. Надо дождаться конца ситуации. Моряки с "Брянсклеса" со слезами на глазах и мы стояли в корме ледокола и наблюдали за агонией судна. Тонул лесовоз долго – держала переборка машинного отделения. Судно неторопливо кренилось, с шумом, подобно последнему стону умирающего, из отсеков вырывался воздух. Потом освещение на палубах мигнуло и автоматически переключилось на аварийное. Казалось, судно живет и борется, не желая погибать. При сильном крене судно встало почти вертикально носом вниз и с утробным звуком, громким и воющим, скрылось под водой.
Фото: из личного архива Ю. Смирнова
"Петербургский дневник": Какие трудности вам пришлось преодолеть на пути домой?
Юрий Смирнов: Подошло время моего отпуска. С ледокола "Арктика" отправлялись пятеро: три курсанта из высшей мореходки, у которых закончилась практика и они возвращались в училище, старший мастер центрального отсека, то есть атомной установки ледокола, Владимир Вейнберг и я – инженер службы радиационной безопасности, назначенный старшим группы. Вместе мы должны были добраться до Мурманска, а оттуда поездом до Ленинграда.
Наш поход на запад начался в Восточно-Сибирском море, где нас взял на борт "Пионер Белоруссии", который шел до Енисея, в Игарку. Мы прошли Восточно-Сибирское море и мыс Челюскин, вошли в море Лаптевых. Пароход спокойно и уверенно лавировал мимо отдельных льдин, попадавшихся на пути. Наша радость по поводу возвращения в родные края была омрачена лишь ночной тревогой "подвижка груза". Море штормило, а судно шло под небольшим, но постоянным креном. Я выглянул из кубрика: "Мужики, помощь нужна?" "Сидите и не высовывайтесь. Без вас справимся". Через полчаса объявили отбой тревоги, но уснуть еще долго не получалось. При подходе к Диксону, где Енисей впадает в Карское море, мы должны были пересесть на судно, идущее в Мурманск с Енисея. Такое судно шло, и с ним договорились, что они возьмут нас пятерых до Мурманска. Была ночь. Я вышел на палубу, и ветер меня чуть не свалил с ног, в море развернулся настоящий хаос. Наш "Пионер" протестующе скрежетал, борясь с волнами.
Как бы в противоположность творившемуся снаружи буйству стихии в каюте было удивительно тихо и тепло. Капитан сидел за столом с зеленым сукном, горела настольная лампа под круглым абажуром. Капитан поинтересовался, будем ли мы пересаживаться или останемся на "Пионере", который поворачивал в сторону Енисея. Перспектива сражаться со стихией, которая с легкостью могла разбить шлюпку, как‑то не радовала, поэтому решили остаться, хоть это и отдаляло наше прибытие домой.
Фото: из личного архива Ю. Смирнова
"Петербургский дневник": Вам удалось найти другую "попутку" до Мурманска?
Юрий Смирнов: К утру погода наладилась, Енисей был величав и спокоен. Нам повезло, неподалеку стояло гидрографическое судно "Механик Евгенов", капитан которого согласился принять нас на борт ожидать судно, идущее в Мурманск. При пересадке с "Пионера" мы успели пообедать. На "Евгенове" же судовое время было другое, и нас снова пригласили на обед. Решили не отказываться, чтобы не нарушать правила морского гостеприимства. Следует отметить, что между Певеком (время по Чукотке) и Мурманском (время по Москве) разница во времени составляет 9 часов, а капитан на судне вправе выбирать, по какому времени жить экипажу.
Нам сказали, что через несколько часов будет проходить "полководец" – так называют все суда, названные в честь великих полководцев, точно уже и не помню, какой именно. Есть еще такие суда, как "Емельян Пугачев", "Степан Разин", их в народе называют "разбойниками".
Нас с пожитками посадили в шлюпку, пока "полководец" стал замедлять ход, но это процесс долгий, и нас стало бросать на кильватерной волне. Долго шли за ним, пока он наконец не остановился. Мы подошли к борту, высота которого была метров шесть-семь. Как мы карабкались с вещами на борт – отдельный рассказ.
Спустя полторы недели, насыщенные событиями, мы наконец прибыли в Мурманск, пройдя Восточно-Сибирское море, море Лаптевых, Карское и Баренцево моря. Выйдя из Мурманского порта, мы смогли пройти около 50 м и с удивлением обнаружили, что идти дальше сил нет. В такие моменты хорошо осознаешь, насколько "широка страна моя родная".