Евгений Нищенко писал о шахтинских олимпийцах
Предлагаем вниманию читателей выдержки из главы "Чемпионы" его сборника под названием "Мелочи жизни"
The post Евгений Нищенко писал о шахтинских олимпийцах first appeared on Информационный портал города Шахты.
В ноябре ушел из жизни Евгений Николаевич Нищенко — «врач по образованию, поэт и писатель по призванию», как говорили о нем коллеги. На его счету более 500 различных произведений. Писал он и о наших знаменитых тяжелоатлетах. В сборнике «Мелочи жизни» вторую главу Евгений Николаевич посвятил им и назвал ее «Чемпионы», выдержки из которой мы выносим на суд наших читателей.
…Комбинат располагался в Шахтах, назывался «Ростовуголь», а Министерство угольной промышленности находилось в Москве. Таковы особенности ведомственных вертикалей. Как выглядят терриконы москвичи знали по картинкам да из окон поезда «Москва-Сочи». В черте города Шахты и прилегающих районах было около тридцати шахт — комбинат был богатой организацией, и городу кое-что перепадало от его щедрот. Наиболее наглядно это сказывалось на развитии спорта. В стране развитого социализма не было профессионального спорта. Любители занимались спортом в нерабочее время, а на жизнь зарабатывали в цехах и на стройках. Именитые «любители» получали зарплату на шахтах, а трудились с полной отдачей в тренировочных залах Дворца спорта. Комбинат мог себе позволить такое небольшое нарушение финансовой дисциплины.
Нет ничего удивительного в том, что город Шахты стал кузницей чемпионов и столицей тяжелоатлетов страны. Имена штангистов В.Алексеева, Д.Ригерта, А.Вахонина и Р.Плюкфельдера образовывали стройную гамму во всех диапазонах весовых категорий и ладно звучали на всех языках мира…
Давид Ригерт лежал в моей палате (шел 1971 год). На вечерней прогулке в центре города Давид с товарищем на минуту оставили своих спутниц. К ним тут же «приклеились» три кавалера с уголовным прошлым. Вернувшиеся с мороженым спортсмены заявили права на своих невест, на что им посоветовали поискать других «…» — далее последовало оскорбительное для девушек слово. От пинка Ригерта все трое повалились друг на друга. Двое смирились, третий обежал дом и встретил Ригерта с ножом. Давиду повезло — удар в область сердца пришелся на ребро, три других раны были поверхностными. Затем уголовник ударил ножом в ногу схватившего его милиционера и скрылся. Отморозка задержали через двадцать минут. В благоустроенном туалете напротив универмага он умывал руки, не потрудившись избавиться от ножа. Его «сдала» милиции уборщица, увидев кровь на рубахе преступника. На общем врачебном обходе в солнечной палате Ригерт лежал обнаженный по пояс, поигрывал надплечьями, поглаживал бицепсы и радовался жизни. Бицепсы у него были, как у меня бедра.
— Что же ты, чемпион?! — проскрипел бесцеремонный Валентин Иванович Ламакин, врач по лечебной физкультуре.
— Так я, разве, ожидал?! — нисколько не умерил радостного мироощущения Ригерт.
— Скучаешь? — заведующий отделением Наум Абрамович Симановский помял кожу вокруг ран, — Снять швы и сегодня домой!
Через час были готовы выписные документы. «Ну, я погнал!» — попрощался со мной Давид. Судьба любителя скорой расправы интересовала нас только в плане «сколько дадут?» — Раскрутят его, — сказал Симановский, — по полной программе. Подрезать члена сборной страны, накануне Олимпиады!..
Алексей Вахонин жил на Соцгородке, в районе Почтовой. Он был типичным рубаха-парнем, с открытой душой и полной неспособностью заглянуть вперед дальше сегодняшнего дня. Рекорды давались ему, в основном, за счет взрывной энергии и сиюминутной настроенности на подвиг. Судьба его чем-то была сродни судьбе лесковского Левши, подковавшего блоху. Получив «чемпионские деньги», он богато (по тем временам) обставлял квартиру, организовывал чуть ли не ежедневные застолья, вино лилось рекой, хвалебные речи услаждали слух радушного хозяина. Когда кончались деньги, друзья забывали благодетеля и похмелялись в одиночку. Для хлебосольного хозяина наступали скромные дни. Спортивная ставка члена сборной, вне рекордов и достижений, была не выше ставки рядового служащего.
Я сразу приношу извинения читателю за информацию, основанную на сплетнях и слухах. Тем не менее, у меня нет повода сомневаться в ней — уж больно однотипны рассказы совершенно разных людей полученные в разное время. Говорили, что жена чемпиона не уступала мужчинам в пристрастии к алкоголю и однажды, будучи в сильном подпитии, забыла на трамвайной остановке коляску с ребенком. Когда Алексей возвращался со сборов и соревнований, дома его ждали голые стены — не желавшая менять привычки жена распродавала обстановку. На облагораживающее женское влияние и сдерживающее начало семьи нашему герою рассчитывать не приходилось. Его спортивная карьера закончилась, семья распалась, Алексей жил теперь на Донском и работал на шахте. Записаться в клуб трезвенников все было недосуг. Иногда он лечился у травматологов — у него «просел» от непосильных спортивных нагрузок поясничный позвонок…
На больничном дворе мой спутник поздоровался с молодым мужчиной, лицом несколько напоминающим киноактера Савелия Крамарова. «Это Вахонин», — сказал мне попутчик. Я оглянулся. Покатые плечи, могучий торс и стройная талия. На удивление пропорциональная фигура. Пожалуй, формула красоты в идеальной физической приспособленности к внешней среде. Вы видели, когда-нибудь, олимпийца с уродливой фигурой?
В середине семидесятых главная медсестра больницы Раиса Ивановна Кравцова обменивала квартиру на Артеме на жилплощадь в центре, чтобы быть поближе к работе. Подходящая квартира нашлась, но хозяин запросил слишком высокую доплату. Хозяином оказался наш Алексей. Как и у всякого одинокого мужчины, квартира была в ужасном состоянии. В двери зияла выбитая ногой дыра, через которую нетрезвый хозяин, потерявший ключи, проникал в жилье. Обмен, в конце концов, состоялся на взаимоприемлемых условиях. «Это было в 1975 году, — вспоминала медсестра. — Он был тогда еще в силе — мой двухсекционный сервант в два приема легко внес на пятый этаж. Он потом обменял трехкомнатную на меньшую, потом на однокомнатную — поправлял свои финансовые дела (вернее, сводил к нулю). В конце концов, оказался в какой-то халупе…
Когда к началу восьмидесятых я вернулся из Макеевки, бывший чемпион был совсем плох. Он не работал. По слухам, подворовывал картошку на соседних огородах и, однажды, сердитая бабушка подстерегла его и побила веником. Тем не менее, он оставался для всех олимпийским героем и гордостью города. Случайные люди жалели «Лешу», иногда подкармливали и наливали сто грамм…
Рудольф Плюкфельдер приходил к нам в рентгенкабинет делать снимок легких. Его сопровождала заведующая хирургией Нина Филипповна Лорей. С Рудольфом Владимировичем они были добрые знакомые и земляки по этническим корням. Было это незадолго до отъезда обоих в Германию. Шестидесятилетний Рудольф был великолепно сложен, только кожа его уже не сияла глянцем юности, а приобрела возрастную матовость. Рудольф Плюкфельдер стал чемпионом мира в 38 лет — тоже своеобразный рекорд — это «пенсионный» для спортсменов возраст. В спортивных кругах он имел отфамильную кличку «Плюк».
— Если бы не было Плюкфельдера и первого секретаря горкома партии Казанцева Юрия Семеновича, — говорит заслуженный тренер СССР и России, старший тренер отделения тяжелой атлетики г. Шахты Виктор Калистратович Дорохин, — не было бы тяжелой атлетики в городе Шахты. Когда в 1961 году Плюкфельдер приехал в наш город, Казанцев собрал всех начальников шахт (директорами их станут называть позже) и представил им Рудольфа: «Если к вам обратится этот человек, его просьбы и предложения выполнять, как мои». Буквально через год город стал регулярно «поставлять» стране чемпионов СССР, России, Европы, мира и Олимпийских игр. Через руки Плюкфельдера прошло более двухсот спортсменов-тяжелоатлетов. Многие отсеялись, многие не состоялись, некоторые сменили место жительства. Из самых достойных сформировалась команда мастеров с мировыми именами — команда прошлого, настоящего и будущего…
С Василием Алексеевым я встречался (нечаянно) столько раз, что, наверно, успел примелькаться ему. Моего автографа Василий Иванович не спрашивал, да у меня его и не было. Как-то на рынке я подошел к своему однокашнику Паше Приемченко, торговавшему всякими железками, поздороваться и обменяться парой фраз о житие-бытие. Кивнул и стал ждать, когда он освободится. Через полминуты я обнаружил, что стою плечом к плечу с Василием Алексеевым, которого Паша называет Васей и дает ему рекомендации по каким-то сифонам и прочим сантехническим премудростям. Я не стал встревать в разговор, стушевался и решил подойти попозже. Жители нашего города тактичны, они не лезут на глаза знаменитостям и не отравляют им жизнь своей признательностью.
У Василия Алексеева был весьма независимый характер, что делало его неудобным в плане «аппаратных» взаимоотношений. В дни Олимпиады в Мюнхене 1972 года мы не отходили от экрана телевизора. В то время было принято посвящать рекорды и достижения знаменательным политическим событиям. Не успел Василий Алексеев опустить на помост штангу с рекордным весом, к нему подступился с микрофоном спортивный комментатор Ян Спарре: «Чему Вы посвящаете свой рекорд?» — спросил он победителя, надеясь получить немедленный и восторженный ответ. Василий Алексеев промолчал. В висках еще стучала кровь пережитого напряжения, однако волнение момента никак не отражалось на его лице. Ян Спарре повторил вопрос. «Ноль эмоций» в ответ. После третьего раза чемпион «пожалел» не в меру подобострастного комментатора: «Свой рекорд я посвящаю XXVI съезду Коммунистической партии». Было ли промедление с ответом сознательным, или комментатор обратился с вопросом не ко времени, осталось неясным, но телевизор бесстрастно донес этот, не совсем корректный в идеологическом плане, эпизод до миллионов зрителей. Впрочем, вряд ли Василий Алексеев стал бы «подставлять» комментатора — с Яном Спарре они были друзья.
В 1985 году из двух кандидатов (Давида Ригерта и Василия Алексеева) на должность главного тренера сборной страны по тяжелой атлетике Госкомспорт предпочел более «управляемого» Давида. Через два года Ригерт со скандалом ушел, поскольку начальство всех уровней и рангов постоянными ценными указаниями сверху вязало его по рукам и по ногам. В 1989 году на эту должность заступил Василий Алексеев. Первым делом он послал советчиков и указчиков «подальше» и за три года вывел сборную на небывалый уровень — три чемпионата Европы, два чемпионата мира и одна Олимпиада выиграны без единого «нуля» (т.е. все спортсмены брали первичный заказанный вес). Единственный тренер в мире, не получивший ни одного нуля.
Василий Алексеев — уникальный спортсмен, уникальный тренер и уникальная личность.
P.S. Удивительное совпадение: и Василий Алексеев, и Евгений Нищенко оба родились в 1942 году и ушли в мир иной в ноябре месяце, совсем немного недожив до своих юбилеев — Алексеев до 70-летия, Нищенко до 80-летия.
Подготовил Сергей Титарев. Фото из проекта Артура Шидловского «История тяжелой атлетики в цвете»
The post Евгений Нищенко писал о шахтинских олимпийцах first appeared on Информационный портал города Шахты.