Владимир Кудрявцев. Большие мысли больших людей

92 года назад родился мой отец Товий Васильевич Кудрявцев. Человек, который не просто «вызвал» меня к жизни, но и «позвал» в свою профессию, в свою науку, в психологию. Мягко пригласил попробовать себя в ней, когда я перед 10 классом метался между режиссерским факультетом ГИТИСа. Так и сказал: а ты попробуй…

Товий Васильевич Кудрявцев Званные, ищущие, растущие Человек – существо званное. И тем счастливое. Мы рождаемся живем «в порядке отзывов» на главные «зовы» самых дорогих, самых важных людей. Потом их подхватывают другие дорогие и важные. Мир зовет нас дорогими голосами. Потому мы и испытываем к нему с детства то «базовое доверие», о котором писал психолог Эрик Эриксон. А без этих голосов мир глух и нем. И не наполнен никакими смыслами, ибо не подозревает, что кто-то их может искать. 92 года назад родился мой отец Товий Васильевич Кудрявцев. Человек, который не просто «вызвал» меня к жизни, но и «позвал» в свою профессию, в свою науку, в психологию. Мягко пригласил попробовать себя в ней, когда я перед 10 классом метался между режиссерским факультетом ГИТИСа. Так и сказал: а ты попробуй… Родители никогда не давили, и воспитали у меня стойкое неприятие любого давления, не только в отношении себя. А что до «пробы»… Еще в условиях безальтернативной советской стабильности Товий Васильевич считал абсурдной и открыто критиковал точку зрения - почти общепринятую среди психологов и педагогов, закрепленную в учебниках и словарях, - согласно которой в старшем школьном возрасте человек способен и даже обязан сделать свой профессиональный выбор. Выбирать нечто из смутных профессиональных намерений, если они, конечно, хоть как-то вызрели? При этом полагая, что суровый советский набор предложений вариантов будущего, в том числе, профессионального, и формальная профориентация фатально определяют принятие решения уже на выходе из школы? Ведь выбрать профессию – значит, разобраться, разобраться в себе. А этого в школе не проходили. Хотя суть школьного образования, безотносительно к выбору будущей профессии, именно в этом. Сам отец себя «пробовал», себя искал. Вначале в образе будущего филолога – в Калининском пединституте (туда он и вовсе пошел учиться «на поэта» вместе с одноклассником Андреем Дементьевым) и Казахском государственном университете в Алма-Ате. В итоге, «разобрался» и нашел – в образе психолога на отделении русского языка, логики и психологии филфака МГУ. Под руководством своего выдающегося учителя, автора классических работ по психологии памяти А.А. Смирнова. Позднее Анатолий Александрович передаст бывшему дипломнику лабораторию психологии трудового политехнического обучения НИИ общей и педагогической психологии Академии педагогических наук РСФСР, которым он руководил. Однажды молодым папа написал в своем дневнике: «У маленьких людей бывают большие мысли, но их часто заслоняют маленькие мысли больших людей». Как психолог он и исследовал всю жизнь «большие мысли маленьких людей». Точнее - людей растущих (школьников, учащихся ПТУ), растущих вместе со своими мыслями. Проблемное обучение А чтобы помочь росту мыслей и людей в своих мыслях, Т.В. Кудрявцев придумал в 1960-х гг. свою систему проблемного обучения. Сейчас она размылась на «приемы» в школьном и послешкольном образовании, потонув во «всем остальном». Педагогов повсеместно призывают использовать «активные методы обучения» (чудовищное словосочетание), среди которых называют проблемное обучение. Но, по Т.В. Кудрявцеву, проблемное обучение - это осмысленно построенное целое, не разложимое на «приемы». В таком виде, к тому же при наличии колоссального, подтвердившего себя опыта, оно могло бы быть принято и современным образованием. Вот только усилия его строителей распылены на «методы и приемы». Проблемное обучение – это не тот случай, когда учащимся время от времени или даже с постоянством подкидывают для решения каверзные «нетиповые» задачки (не знаю, в какой раз изобретенный дидактический велосипед, с которым все нынче носятся). Это – не просто поле для выращивания «больших мыслей маленьких людей». Это – создание условий, где рост мысли содержит в себе мотив роста личности. Личность – это не целостность нашего внутреннего мира. Это – способность «собрать себя» как целое в ситуации с противоречием в основе. А через себя – и ситуацию. В таких случаях мы порой в прямом смысле «раздираем себя на части». Приведу пример из экспериментов, которые проводил Т.В. Кудрявцев со своим последователем Д.И. Куповым, а затем аналогичные опыты, в более широком спектре исследовательских задач - его ученица Л.В. Путляева. Представьте себе, что из строя условно вышло некое электрическое устройство. Сверяемся со схемой. Все на местах, все должно работать. Но не работает. Просто коварный экспериментатор «запрятал» ошибку в схеме, а чтобы ее найти, нужно не только хорошо читать схемы, но и переносить их на устройство. Мало того, к веку он прикрепил датчик прибора кинорегистрации зрачка глаза, чтобы наблюдать, как глаз «читает» схему. И вот что интересно. Глаз фиксирует ошибку раньше. Он уже «знает», где причина сбоя в работе. То кружа подле проблемного элемента схемы, то буквально замирая на нем. Глаз уже знает, а его хозяин еще нет. Он долго рассуждает вокруг да около, а то и вовсе уходит в сторону. Приближается к решению и тут же внезапно удаляется от него. Перцепция и дискурс все никак не встретятся. Очевидно, что содержательный дискурс способен ускорить их встречу. И она переживается как инсайт. А фразы, вроде «смотри внимательнее!» здесь совершенно бесполезны. Это - как сказать: «Наблюдай за своим глазом!». Разумеется, в школе не нужно навешивать датчики кинорегистрации на детские веки, чтобы их поднять и открыть глаза на истину.Просто проблемную ситуацию надо понимать не как «положение вещей», а как «вопрос, заданный самому себе» (по выражению И.И. Гольдина, сотрудника Т.В. Кудрявцева) - в отношении вещей. Вот случай из моей собственной психологической практики. Стандартная ситуация психологического обследования. Мой собеседник – смышленый и серьезный пятилетний мальчик.. Беседуем о разном – о его любимых играх и игрушках, сказках, о друзьях, о жизни… И тут я беру два сосуда, один из которых пошире и пониже, а другой – повыше и поуже. И из стакана наливаю одно и то же количество воды вначале в один, потом в другой. Спрашиваю: где воды больше? Мальчик пытается определить на глаз, потом придвигает сосуды друг к другу и уверенно выбирает высокий и узкий. Спрашиваю: «Почему ты так решил?». Собеседник указывает на уровень воды: в узком он выше, значит, воды больше. Ожидаемо выдает один из классических «феноменов Пиаже». Видимость подменяет количество - если упрощенно. «Подожди, - говорю ему, - мы лили из одного стакана, воды было одинаково, лили аккуратно, вроде бы, ничего не расплескали. Кто же у нас украл воду? Знаешь, я сам запутался. Может, ты попробуешь вместо меня лить, а я буду следить…». Словом, мы меняемся местами. Мальчик сосредоточенно разливает воду по сосудам и вопросительно смотрит на меня. «Да, - вздыхаю, - опять то же самое. Ни капельки воды не пропало, а тут, вон насколько больше!». И тут маленький экспериментатор неуверенно произносит: «А, может, это вам просто кажется, я все правильно делал!». Его предположение касается не сохранности количества воды, а того, что мне, взрослому, может казаться, тогда, как я должен знать… Отвечаю: «Ну, так и я все правильно делал! И мы видим с тобой одно и то же». Тут мой «коллега» радостно восклицает: «Нам же может вместе казаться!». Разум на этот раз опередил глаза. Большая мысль маленького, да нет, уже большого человека. Ребенок не говорит прямо, что количество воды в сосудах одинаково, но допускает кажимость видимого. Смотрит на ситуацию глазами субъекта, которому надо разобраться в самом себе, чтобы понять природу видимого. И в моей, «взрослой» имитации незнания находит главный мотив для этого. Так стихийно мы фактически занялись с малышом «проблемным обучением». Или закономерно – с подсказкой отцовской школы. Уроки изумления Отец подарил мне и «второго отца», которым стал еще при его жизни Василий Васильевич Давыдов, его самый близкий друг (в августе мы отметим 90-летие Василия Васильевича). Так что, у меня «двойное отцовство», которое я и сейчас не могу поделить на две половинки. Вспоминаю их диалог 1984 г. в папином кабинете. Василию Васильевичу нужно было сделать доклад о теориях развивающего обучения (не только о своей) в широкой аудитории вузовских работников. Среди них фигурировала и теория проблемного обучения Т.В. Кудрявцева. Надо сказать, что Василий Васильевич и Товий Васильевич были единомышленниками, и каждый из них прекрасно разбирался в том, чем занят другой со своими сотрудниками. Доклад Давыдов сделал. И делился своими впечатлениями о том, как его готовил: - Знаешь, Товий, я с изумлением перечитал твою «Психологию технического мышления». Профессура на лекции сидела самая разная – естественники, технари, умная, но я не стал перед ними вдаваться в эти психологические тонкости. Ведь, по сути, ты – на таком специфическом материале – блестяще показал, какие колоссальные мыслительные усилия заставляет человека делать собственное сознание, чтобы сконструировать то, что «на выходе» станет его фактом! Вот это-то и изумило… Они постоянно «изумляли» друг друга… У папы всегда начинали светиться глаза, когда он произносил имя «Вася». Вася, с которым они дружили с аспирантуры, всегда был для него новостью, событием, чудом. И он не мог «не поделиться» им со мной. Творить, дружить, любить – это и значит держать друг друга в «постоянном изумлении». И я не устаю изумляться. Меня для того сюда позвали. Папа со мной в Сочи. 1968 г. На фото: Хоста, 1968, с папой. Сочи был «нашим городом» со своими секретными кодами, в значения многих из которых не была посвящена даже мама. ...А ведь соавторы - через 16 лет напишем первую совместную статью (о мышлении и его развитии), которую издадут в Финляндии. Колонка Владимира Кудрявцева в электронной газете "Вести образования"