Лидер культовой группы «Несчастный случай» Алексей Кортнев недавно отметил 54-летие. В беседе с «Вечерней Москвой» музыкант рассказал о том, как пережил самоизоляцию и за что ценит рэп.
Лидер культовой группы «Несчастный случай» Алексей Кортнев недавно отметил 54-летие. В беседе с «Вечерней Москвой» музыкант рассказал о том, как пережил самоизоляцию и за что ценит рэп.
Кроме этого, мы поговорили с Алексеем Кортневым о рок музыке, эмиграции и ненормативной лексике.
— Алексей, эпитет «позитивный» вам по нраву?
— Я человек достаточно печальный на самом деле. Склонный к рефлексии и постоянной самонеудовлетворенности. Но, очевидно, меня воспитали так просто родители: о своих проблемах не нужно говорить людям, держать при себе. Поэтому произвожу впечатление позитивного.
— Но вы так весело сидели на карантине.
— Да, сидели мы весело действительно. В этом, кстати, не столько моя заслуга, сколько ансамбля «Несчастный случай», который проявил бешеную активность. И инициатива поначалу исходила отнюдь не от меня, а от нашего гитариста и звукорежиссера Мити Чувилева, который, прямо как только мы «сели», сразу же создал группу в каком-то из мессенджеров, назвал ее «Карантинки». И стал нас долбать: давайте что-нибудь делать. И это стало для нас серьезным спасением от скуки, от уныния, от депрессии. Мы поставили себе задачу два раза в неделю что-нибудь публиковать. Начали с каких-то своих старых песенок, а потом доигрались до совсем новых, потом — до частушек, в которые втянули сотни авторов и исполнителей. Если бы за это еще и платили, было бы вообще зашибись, я бы не выходил с карантина.
— Меня в свое время Александр Борисович Градский озадачил, сказал, что частушки — это, собственно, предтеча рэпа.
— Да, я с этим согласен.
— То есть вы считаете, что родина рэпа — это Русь?
— Нет, просто дело в том, что не только частушки предтеча рэпа. Частушка сходна с рэпом в том, что это дворовое, хулиганское, как правило, насыщенное обсценной лексикой произведение, очень короткое и выразительное. В рэпе, конечно, «буков больше». Там больше простора. Частушку я обожаю за то, что там нужно в четырех строчках выразить все. Это очень дисциплинирует.
— Бытует мнение, что рэп сейчас взял на себя функции рок-музыки, если говорить про протестную составляющую.
— Я его абсолютно разделяю. Я считаю, что рок-н-ролл свое отработал и занимает теперь такую почетную позицию на золотой полке рядом с джазом, большими оркестрами, биг-битом, танго, романсом... Вот там он с золотым тиснением на корешке будет стоять. И сотни тысяч людей будут этот альбом снимать, перелистывать, наслаждаться. И он будет пополняться новыми работами. Как сейчас появляются новые прекрасные симфонические работы или джазовые. Это никуда не уйдет. Но острота ушла. И переместилась, несомненно, в рэп. Борис Борисович Гребенщиков вопрошал, будучи еще совсем молодым человеком, лет 35 назад, — «где та молодая шпана, что сотрет нас с лица Земли?» Ему пришлось подождать 30 лет, прежде чем пришла эта молодая шпана и стерла его.
— Это рэперы?
— Рэп, конечно. Там, наверное, с точки зрения нас, пожилых людей, маловато музыки. Но текста там очень-очень много. И говорить о том, что это какая-то пустышка, ну уж точно не приходится.
— Какие-то фамилии можете назвать?
— Я даже в рэпе уже знаю в основном старичков. Таких как Noize MC, Баста, Оxxxymiron (Оксимирон). А сегодня есть, конечно, гораздо более горячие ребята наверняка.
— Концертов у вас не было во время карантина или все-таки были по интернету?
— У нас было несколько выступлений по интернету. Штук 15, из них за два заплатили. Было два подпольных концерта живьем в самый разгар карантина. Нас привозили на территорию закрытых коттеджных поселков. И мы тихо-тихо играли рок-н-ролл.
— Как вы относитесь к тому, что в течение локдауна несколько ваших коллег высказывались относительно отсутствия заработка и получили сильную «обратку» в соцсетях?
— Ну, они просто зря высказывались. Хотя это истинная правда. Мы, например, были вынуждены продать квартиру в Москве, чтобы продолжать выплачивать ипотеку, продолжать платить нашей няне, которая занимается с детьми и которую мы не можем отпустить, потому что моя жена Амина (чемпионка мира по художественной гимнастике Амина Зарипова. — «ВМ») уехала по своим гимнастическим делам в Крым, и ее там просто заперли, а у меня идут съемки, меня почти все время нет дома. Как быть, если у тебя доходы сокращаются на 99 процентов?
— Но у вас же ведь очень много поклонников и, может быть, не друзей, но приятелей весьма состоятельных, которые могли бы дать в долг. Вы человек, который в долг не берет?
— Нет, почему, я с удовольствием беру в долг. И всегда отдаю как можно скорее. В этой ситуации мне это казалось унизительным.
— А что, помимо того, чтобы денег попросить в долг, в вашей системе координат кажется унизительным? Есть какие-то вещи, которые вы не сделаете никогда?
— Ну, Женя, вы задаете сейчас два разных вопроса. Унизительно и не сделаете никогда — это разные вещи. Я понимаю, что может возникнуть ситуация, когда я будут вынужден унизиться. Если речь пойдет о выживании моей семьи, моих детей. А на что я не пойду никогда — на предательство людей. Хотелось бы сказать на предательство идей, но нет. Идеи стоят гораздо меньше, чем люди, конечно.
— А вас предавали?
— Нет. Мы расходились по самым разным поводам с людьми, с которыми я был близок. Но это никогда не было предательством. Это был выбор другого пути.
— А что для вас большее значение имеет — допустим, если человек, с которым вы общаетесь, слушает музыку, которую вы музыкой назвать не можете, или, например, вы узнаете про его отношение к Америке или Майдану?
— Ни то и ни другое. Наверное, меня может оттолкнуть от человека только упертость, неспособность слышать противоположную точку зрения. Или даже не противоположную, но отличающуюся. Поэтому меня может, наверное, в человеке оттолкнуть только твердолобость. А нравится ему «Ласковый май» или Queen, мне все равно.
— Когда вы Гребенщикова упомянули, я вспомнил, что в одном из интервью, может быть, эпатажа ради, высказали, что Борис Борисович — это гений, а Мик Джаггер работает на старых дрожжах, что ли, точно я не вспомню.
— Мик Джаггер? Может быть, Пол Маккартни?
— Нет, нет, был точно Мик… Это сопоставление двух людей, которые в разных жанрах работают. Или нет?
— Я не помню, почему я их сопоставлял. Поэтому я с вашего позволения перекинусь на Пола Маккартни. Они практически одновременно с Борисом Борисовичем выпустили альбомы. Ну, Маккартни, конечно, постарше лет на 10, по-моему, чем БГ.
— Пол 1942 года, а Борис Борисович 1953-го.
— Бинго! Когда вышел последний на сегодняшний день альбом Пола Маккартни и одновременно что-то выпустил БГ, мы ехали с «Несчастным случаем» на автобусе и последовательно послушали одно и другое. Я сказал, что вот у БГ все живое абсолютно. Просто человека прет. И он пишет какие-то новые штуки. А Маккартни хотя и великолепен, но вот прямо слышится такая старческая уже нота. Чего я там лепил про Джаггера, я не помню, простите.
— Ваша жена является вашим единомышленником в музыкальных пристрастиях? Допустим, она тот же рэп слушает?
— Ну, я не могу сказать, что я слушаю рэп. Я его прослушиваю, чтобы знать, о чем идет речь. Но вот чтобы на досуге для развлечения включить рэп — все-таки нет. А Амина любит большую красивую музыку, арт-рок, глэм-рок, к которому я тоже пристрастен. И меня радует то, что мои малые дети, которые, казалось бы, должны быть неразумными, слушают всяких Queen, Genesis, Electric Light Orchestra и так далее.
— А какая-нибудь повестка околополитическая обсуждается в семье?
— Когда мои дети задают мне вопросы, я стараюсь всегда максимально честно отвечать на них. Касается ли это полового или политического воспитания, или какого бы то ни было иного. Иногда раз в неделю подобные вопросы, конечно, возникают.
— А что вы сами-то думаете? Существует тезис, что Россия повторяет все западные модели с каким-то разрывом в 5–8 лет. Возможно, что и к нам придет вся эта история с харассментом?
— Ну, она пытается, согласитесь.
— А вот эти расовые вещи, которые сейчас происходят в Соединенных Штатах?
— Наверное, это может случиться, если произойдет резкое экономическое ухудшение. Если станет в буквальном смысле нечего есть большому проценту населения, то, конечно, на кого кинутся? На отличных по цвету кожи.
— Вы уедете в ситуации какого-то экономического коллапса и обострения? Я про эмиграцию.
— Надеюсь, что нет. Я категорически не хочу уезжать, потому что это означало бы, что я сдаю те позиции, на которых стоял всю жизнь. А я стою на позиции такой: это моя страна, и я хочу, чтобы она была лучше.
— Как вы относитесь к тому, что наш социум крайне резко комментирует заявления творческих людей о желании эмигрировать?
— Мне кажется, что вообще очень много сегодняшних бед нашего мира, общества из-за безумного возрастания скорости обмена информацией. Из-за того, что мы стали делиться своим мнением, не досчитав до десяти, не подумав, не переварив. У нас появилась возможность мгновенно нажать на кнопку. Представьте себе, что если бы у нас, помимо возможности «коммента», была бы красная кнопка, которая бы уничтожала человека. Я уверен, что 9 из 10 человек, к сожалению (ну, может быть, я сейчас перехлестываю), нажали бы на эту кнопку. То же самое происходит с «комментами».
— Многие классики, гордость российской литературы, работали за границей. Разве они меньше любили Россию-матушку? Почему это приравнивается к измене, как в Советском Союзе?
— Именно по этой причине. Это возможность мгновенно высказать свою точку зрения. Возможность мгновенного реагирования радикализировала людей. У меня такое ощущение, что все пишут, не подумав. Потом, если ты нормальный человек, то задумываешься, что есть же и другая сторона вопроса. И любого человека можно судить с разных позиций. Вообще, кто ты такой, чтобы судить? А насчет живших за рубежом и критиковавших Россию-матушку со страшной силой — не найдешь практически ни одного писателя из столпов русской литературы, который бы не написал что-нибудь весьма критическое про свою родину.
— Но писали они, не используя ненормативную лексику. Как вы относитесь к тому, что сейчас молодняк говорит на этом языке в большей степени, чем люди старшего поколений?
— Вы знаете, мне это не очень нравится, потому что они не слишком изящно выражаются матом. Научатся со временем. Нужно воспитывать некую культуру матерщины, чтобы люди понимали, что в обсценной лексике тоже есть свои правила. И не всегда ее можно и нужно применять.
Читайте также: «Время даром не теряем»: Иосиф Пригожин поделился видео из спортзала
