На Москву обрушился снегопад. Синоптики дали ему имя «Надя». Вообще, природным катаклизмам, как правило, дают звонкие женские имена, не сомневаюсь, что названия придумывают мужчины, когда-то пострадавшие морально от милых дам. Запоздалая ответка, так сказать.
Ураган Мария, который играючи разрушил почти все постройки на острове Доминика; Ирма и Катя, ураганы-подружки, знатно погулявшие на Антильских островах и во Флориде; шторм Фиона, родившийся в Атлантике и набросившийся на восточное побережье Америки. Вот и у нас — не просто снегопад, а Надя.
Еще какая Надя! С ночи зарядил снег, шел не переставая. В такую погоду, говорят, надо гулять по улице для «цвета лица». Цвет лица, как войдешь в дом, действительно что надо. Розовый лепесток! Августовское яблоко! Только вот идти, когда метель в лицо, тяжело. Будто кто-то горстями бросает снег прямо в глаза. Слепит, холодит, обжигает злым ветром. Снежные хлопья, как очумелые, пляшут в свете фонарей, оседают под ногами непроходимым месивом.
С вечера и всю ночь длилось светопреставление, а с утра зато благодать и зимняя сказка. Город белый и умиротворенный, деревья, согласно известному стихотворению, «в серебре». И только дворники сердятся. Им теперь работы…
Позвонила подружка, Аня. Волнуется.
— Ты знаешь, кого я сегодня встретила? Артура. Чистил машину от снега. Он меня не узнал, а я не подошла. Как-то забоялась. Теперь жалею. Интересно, как он живет с этой своей…
Аня задумалась, подбирая подходящее слово для жены Артура. Хотела найти что-то такое, похлеще, похуже.
Ну, конечно, сложился пазл. Иначе и не бывает в жизни. Как в вещем сне, одно цепляется за другое, образует какой-то свой узор, правда, разгадать его редко удается. Но вот этим ясным зимним утром снова они все вместе: милая Аня, Артур, Надя.
И даже зима своей снежностью, морозностью, нескончаемостью точь-в-точь как та, восемнадцать лет назад, когда Аня полюбила Артура. Да и трудно было его не полюбить. Артур был невысок, изящен, носил длинное черное пальто и кашемировый белый шарф, изъяснялся странно и непонятно, порой пропадал куда-то на несколько дней или даже неделю. Артур почти всегда был задумчив, красиво, не торопясь, мог тянуть порцию коньяка целый вечер, рассказывая при этом о том, о сем. Когда начинал говорить Артур, все вокруг замолкали и слушали его, не перебивая. Артур всегда источал аромат парфюма с нотками сандалового дерева, и еще он умел смотреть на женщину так, что она начинала вести себя глупо. Хихикать, краснеть, поправлять юбку на коленях, теребить шарфик.
И с чего бы? Ну, невысокий молодой человек смотрит на тебя через бокал с напитком и чуть-чуть щурит глаза. Близорукий он, может? Длинная темная челка мешает смотреть, и он ее легким, привычным движением откидывает со лба. Сидит нога на ногу, ну просто актер.
— Вот и уходят. Запели вдали Жалобным скрипом ворота.
Грустная, грустная нота…
Вот и ушли.
Декламирует тихо, проникновенно, будто свое.
Анечка, моя незамутненная прелесть, кстати, считала, будто все стихи, которые нараспев читал Артур, были им написаны. Даже эти, известные, цветаевские.
Аня влюбилась сразу и бесповоротно. Аня, высокая, на полголовы выше Артура; Аня с хорошим заработком, хозяйственная и очень порядочная. Артур сразу объяснил, что он человек современный, свободный и жениться не будет. Но готов встречаться «для любви».
Наверное, упоминание слова «любовь», хоть и в таком вот, обидном контексте как-то все же внушило Анечке мысль о том, что Артур ее любит. Просто — ну не такой он. Сложный. Необыкновенный… Это была очень страстная и горячечная Анечкина зима. Зима по имени «Артур». Совместная встреча Нового года, которую Аня намечтала себе как очень счастливую, закончилась тем, что в два ночи Артуру кто-то позвонил, и он, не объясняя причин, уехал, оставив Анечку рыдать под наряженной елкой. А потом зато, на Рождество, случилась удивительная поездка в заснеженное Коломенское. Снег, снег, и на деревьях, и на длинных Анькиных ресницах. Поцелуи через каждые двадцать шагов. Оказывается, на вкус счастье, как льдинка.
И так же быстро тает. На День святого Валентина Артур даже не поздравил. Аня спросила: почему? — Наверное, не чувствую себя влюбленным.
Эмоциональные качели, на которых Аня славно покачалась в ту зиму, сбросили ее в итоге на землю. Падать оказалось больно.
После любви (это романтичная Анечка так рассказала — «после любви») у Артура дома она подошла к большому аквариуму, в котором плавали большие рыбы розово-сливочного цвета. Рыбы с бессмысленными глазами, но все равно прекрасные, они чуть шевелили плавниками и смотрели через стекло на растрепанную Аню и Артура, вальяжно сидевшего в кресле.
— Кажется, рыбки наблюдают за нами! — сказала Аня.
— Это Соня на тебя смотрит, — объяснил Артур. — Ревнует.
— Ты дал имена своим рыбам? — удивилась Аня.
— Конечно! У каждой сущности свое имя. С рыбами проще, я называю их в честь своих прекрасных дам. Вот та, небольшая, — вон там, возле грота, — это Анечка.
Можешь познакомиться с тезкой…
Аня быстро сосчитала рыбок: шесть штук.
— Целый гарем, — засмеялась она. Бедная Аня, она считала, что все это шутка.
— Соня, Алена из Солнцева, питерская Света, Белла-Изабелла, Марина, ну, с ней уже все закончено, и Аня. Ты.
Маленький ядовитый змееныш, думала я, представляя эту сцену. Рыдающую Анечку, безмолвных рыб, Артура, который, конечно, наслаждался ситуацией.
— Я тебе с самого начала говорил: ничего серьезного не может быть. Я не создан для пошлости, для какой-то одной женщины, для уз.
Анечка застегивала шубку уже на улице. Снег летел прямо в лицо, колкие льдинки царапали, обжигали холодом. Смешивались с теплыми слезами и застывали коркой на щеках.
— И все же это было — счастье. Счастье любить… — анализировала позже Анечка. Когда смогла снова дышать, говорить. А тогда, на излете той злосчастной зимы, наглоталась, дурочка, таблеток. Еле откачали.
Таблетки — потому что Аня разыскала, на свою голову, Соню и Беллу-Изабеллу. Те оказались просто чудесными, тоже красивыми, нежными, милыми и влюбленными в загадочного Артура.
Рыбки, мы просто рыбки, шептала Аня, проваливаясь в тяжелый сон. Пожалел бы Артур, если бы доверчивой Анечки не стало бы? Вряд ли. Вместо одной рыбки так просто завести другую, а умершую спустить в унитаз. В этой истории можно было бы поставить точку. Но произошло удивительное: открылась новая глава. Аня, с безопасного расстояния, продолжала отслеживать судьбу Артура и принесла новость: он встретил Надю.
Надя была старше Артура на восемь лет, невысокая, с челюстью вперед, арбузными грудями и короткими ногами. Похожа была не на полупрозрачную рыбку — на отважного мопса, готового загрызть любого. Громко смеялась, легко могла ввернуть матерное словцо и как-то даже, говорят, скрутила грабителей и сдала в полицию. В себе и своем очаровании уверена Надя была на 120 процентов. Такие же уверенные и хамоватые были двое ее детей, сын и дочь, от первых браков. Выражение «первые браки» намекало на богатую женскую судьбу…
Через пару месяцев после знакомства с Надей Артур был женат. Но самое удивительное — тут Анины глаза становились просто огромными, — он на самом деле был бесповоротно влюблен в Надю. Ураган по имени Надя смел молодого циника, закрутил и унес куда-то в пучины страстей. Сегодня Артур выплыл из небытия.
— Знаешь, он снял шапку, чтобы стряхнуть снег, — он стал лысым, Артур. Это так странно… Артур — и вдруг лысый. И вместо длинного пальто короткая куртка. И красные варежки, — Аня готова была расплакаться.
Снежная Надя, накрывшая Москву, Артур, отчищающий машину от снега, Анечка, которая побоялась подойти к нему. Я знаю, чего она боялась. Того, что он ее просто не узнает, не вспомнит. Бедная рыбка, для нее по-прежнему ценна была та прошлая, несчастливая, любовь.
Грустная, грустная нота.
