В эти дни тысячи людей в разных частях света вспоминают историческую дату: 100 лет назад из Крыма начался русский исход. Тогда участники Белого движения, потерявшие позиции в войне с Красной Армией и разделяющие их взгляды, не представлявшие себя в советской стране, взошли на корабли под руководством генерала Врангеля и покинули родные земли. Многие из 150 тысяч эмигрантов осели на берегах Средиземноморья, в Европе. Самой дальней точкой стала Южная Америка. "Вести в субботу" расскажут о тех, кто живет на берегу Атлантики, на границе Уругвая и Аргентины. В эфире – интервью Киры Колдомасовой-Баумгартен.
- Здравствуйте, Кира Николаевна.
- Здравствуйте. Очень приятно.
- Вы же в эмиграции не только очень давняя, но и, наверное, самая дальняя?
- Дальняя.
- Это же не Волга?
- Нет.
- Что это?
- Замечательный залив.
- Rio de la Plata. И мы в Уругвае. Через речку – Аргентина. Если просто маршрут прочертить, какой у вас получается, у ваших предков? Крым, а дальше что?
- Крым, Югославия – это у бабушки. Чехословакия, Германия, Аргентина.
- В Аргентине когда оказались?
- В 1949 году. Мой отец был инженером, ему уже было за пятьдесят. Он устроился тут инженером в госпитале, то есть строил госпиталь. Потом дело пошло хуже, потому что отец работал в Foundation Eva Peron. Потому что их закрыли сразу же, когда Перон пал, отца отправили в министерство какое-то, ему заморозили жалованье на несколько лет. Тем временем я сдавала без конца экзамены, чтобы поступить на медицинский факультет. Наконец, мне это удалось, и я окончила медицинский факультет.
- То есть вы медик по профессии?
- Да, я врач. Моя мечта была хирургия. Но, к сожалению, для этого нужно было иметь очень большие локти, а у меня их не было, и знакомства, конечно. Знакомств у меня тут не было.
- Кто вы для себя? Аргентинка?
- Я русская.
- Да?
- Я стопроцентно русская. И нам вообще в голову не приходило, что мы другой нации.
- Я вам сейчас очень странный вопрос задам. А стоило уезжать, оказываться в Югославии, Словакии, Германии, Аргентине?
- Конечно. Моего отца сразу бы расстреляли или послали бы в концлагерь. Все мои друзья, которые остались, наши друзья, которые остались в Словаки и говорили, уже Советы переменились, все умерли в концлагерях.
- Это уже после войны?
- После войны, в 1945-м. Их погрузили и отправили.
- Как вам жилось во Вторую мировую?
- Моя мама все время слушала радио.
- Советское радио подпольно слушала?
- Да, подпольно слушала.
- То есть все равно оставалась с Россией где-то в сердце?
- Да.
- На самом деле сколько же испытаний на вашу долю выпало уже в новых странах, где русские не русские.
- Да. Но были страны, которые к нам не очень дружественно относились. Но словаки к нам очень хорошо относились. Мы же им помогли, потому что все наши инженеры построили Словакию, все эти дороги, госпиталя.
- Это между двумя войнами вы имеете в виду?
- Да.
- А здесь вы держались друг друга, русские?
- Да. Для меня самый замечательный момент была суббота, когда мы собирались своей группой, разведчиками, и пели, и играли, и выступали.
- Вы имеете в виду юных разведчиков?
- Да, юных.
- Белогвардейское молодежное движение?
- Да, это скауты.
- Больше всего на слуху в России сейчас парагвайские русские – генерал Беляев, вот эти вот русские в парагвайской армии. Ну, так сложилось. А в Аргентине, в Уругвае кто такие звезды русской общины?
- У нас было двадцать три общества, и все мы ругались между собой, к сожалению.
- Почему?
- Потому что каждый хотел брать верх, а было их там три-четыре человека.
- Это, кстати, удивительная русская национальная черта наша.
- Да.
- Очень разобщенная, к сожалению, оказывалась община. Политика влияла или амбиции?
- Амбиции, я думаю. Нас все меньше и меньше. Мы все уходим туда.
- Но дети-то остались, чтобы на русском говорить?
- Мои дети говорят по-русски великолепно. Те дети все говорят по-русски. Но, конечно, среда влияет.
- Какой вам показалась Россия, когда вы вернулись в первый раз?
- Я не помню. Это был 1993 год. Когда было столетие Бенуа. Я нашла своих родственников с отцовской стороны
- А выжили?
- Ну, одного расстреляли.
- Эта Россия образца после 70 лет советской власти напомнила вам о той России, о которой вам рассказывали родители? Или это была какая-то уже совершенно другая страна?
- Музеи, театры были такие же, как и раньше. Так что это сохранилось. Но люди были другие.
- Существует несколько взглядов на последовательность российской истории. Для одних история России – это нечто все-таки непрерывное, с зигзагами, но это одна страна, одна история. Для других существуют так называемые нулевые километры – 1917 год (нулевой километр и как бы новый зачет) или 1991-й. А вот вы как считаете российскую историю?
- 1917 год – ужасный, последующие годы – отвратительные. Миллионы людей погибли. Это же не два, не три человека – это миллионы! Ни за что.
- Сейчас есть разные взгляды на предстоящее столетие исхода из Крыма. Для одних это шанс примирения через сто лет, возможность перевернуть страницу. Есть люди, которые до сих пор рассуждают категориями победителей и проигравших в Гражданской войне. Что правильнее?
- Я думаю, что это было историческое событие. Нет ни выигравших, ни проигравших. Это часть истории.
- Пора пожать друг другу руки?
- Думаю, что да.
