Особое внимание эксперты агентства уделили угрозе санкций в отношении финансового сектора России. Оба санкционных законопроекта, которые рассматриваются Конгрессом США, предполагают введение ограничений на долларовые операции наших госбанков и на приобретение новых выпусков российского госдолга.
Из доклада «Прогноз по макроэкономической ситуации и банковскому сектору России»:
Реализация санкционных рисков может привести к тому, что банкам будет сложно обслуживать валютные обязательства, включая депозиты населения. Кроме того, у них могут возникнуть проблемы с выплатами по внешним долгам, которые сейчас составляют около $60 млрд, что уже представляет риск для иностранных контрагентов и инвесторов.
Впрочем, Fitch не считает вероятными санкции США, которые бы препятствовали обслуживанию существующего госдолга, а также не позволяли бы российским банкам осуществлять операции в долларах.
Другое дело, что скопился целый конгломерат потенциальных внутренних проблем у российской банковской системы. В агентстве считают, что их совокупный объем превышает 4 трлн руб., из которых сами банки в состоянии «переварить» только 2 трлн руб. В этой связи расходы государства и ЦБ на поддержку сектора все равно будут высокими, делают вывод в Fitch.
Из доклада «Прогноз по макроэкономической ситуации и банковскому сектору России»:
С рынка уйдет еще около 150 банков с суммарной рыночной долей почти 2%, и средняя «дыра» в их активах составит около 40% от той, что была у ликвидированных и санированных банков.
В агентстве также обращают внимание на предпосылки к перегреву рынка потребительского кредитования. Кредиты физлицам, по данным ЦБ, за восемь месяцев 2018 года выросли более чем на 14%, в то время как реальные располагаемые доходы за это время увеличились лишь на 1,4%.
Из доклада «Прогноз по макроэкономической ситуации и банковскому сектору России»:
Риски на рынке розничного кредитования складываются из двух основных факторов. Первый - ослабление стандартов выдачи ипотеки: более 40% ипотечных кредитов в первом полугодии 2018 года были выданы с первоначальным взносом менее 20%. Второй - снижение стандартов выдачи необеспеченных потребительских кредитов.
ЦБ уже озаботился ростом необеспеченного кредитования, повысив коэффициент риска по таким займам. Однако данных мер недостаточно, большинство банков, которые выдают потребкредиты, не имеют проблем с капиталом и не станут замедлять темпы выдачи. В Fitch считают, что методы борьбы с перегревом на рынке должны быть иными - введение параметра предельной долговой нагрузки на одного заемщика и введение максимального срока для потребительских кредитов.
Могут ли развиваться события по сценарию аналитиков агентства Fitch, и что в таком случае предпримут наши финансовые власти, мы узнали у президента Ассоциации российских банков Гарегина Тосуняна.
Юрий Пронько. Коллеги из агентства Fitch обозначили серьезные риски для отечественной финансовой системы. Многие пункты прогноза они ставят под сомнение, например, введение жестких антироссийских санкций со стороны Запада для российской банковской и в целом финансовой системы. Тем не менее, они это прописывают как один из рисков.
Гарегин Тосунян. Конечно, этот риск надо очень серьезно оценивать. Готовиться к нему. Но он может и не реализоваться в силу того, что оно дело, когда эти санкции направлены на узкий круг банков с госучастием, другое дело, когда и на его клиентов, и независимо от того, какая цепочка платежей, клиенты могут пострадать только потому, что каким-то боком «цепляют» банки, подпадаемые под санкции. То есть это все зависит от масштаба применения.
Конечно, санкции вызывают аллергию и раздражение, потому что это не самый лучший способ ведения диалога или попытки как-то влиять на происходящее. Но больше беспокоят процессы внутренние. Санкции — это внешняя травма организма, если она, конечно, не убийственна. А до убийственных травм вряд ли дойдет речь, потому что, я думаю, у всех хватит инстинкта самосохранения.
Ю.П. Тем не менее, в Конгрессе обсуждают.
Гарегин Тосунян. Фото: Телеканал "Царьград"
Г.Т. Это такая риторика жесткости. Никто воевать с нами не собирается. Поэтому какие-то абсолютные санкции вводить, даже в отношении ограниченного круга участников рынка, думаю, не будут.
Ю.П. Если ранжировать внешние и внутренние проблемы, какие сильнее? Внутренние все-таки?
Г.Т. Да. Потому что когда внутренние проблемы, мы тоже можем грозить санкциями США или еще каким-то странам, но в зависимости от того, какое состояние экономики и какой у тебя внутренний уровень здоровья, ты уязвим, а при нанесении травм можно отвлекаться на то, что больно, ой, ребро сломал. Но вопрос в том, насколько здоровый организм, если сломано ребро.
Ю.П. Если пользоваться медицинской терминологией, на ваш взгляд, организм как себя чувствует? Fitch говорит, что в ближайшее время уйдет около 150 банков с рынка.
Г.Т. Я эти прогнозы очень не люблю. Потому что в них есть некая провокация на самореализацию. Особенно, когда они из уст наших ведомств. А тем более, когда из уст наших недоброжелателей.
Ю.П. Это вердикт?
Г.Т. Нет, это попытка внушить нашим согражданам, нашему бизнесу, что вам там делать нечего, потому что риски высоки. Когда из внешних уст это произносится, к этому нужно относиться философски и спокойно, а когда свои внутренние эксперты начинают кликушествовать, тут я, конечно, более раздражен. Потому что ожидание негативов - это нанесение нам ущерба.
С другой стороны, приходится признать, что основания для того, чтобы экстраполировать такую динамику, какие-то есть. Весь вопрос, как мы будем реализовывать прогнозы, и как мы будем работать на оздоровление в понимании рынка, а не только в понимании тех, кто под оздоровлением.
Ю.П. Но пока оздоровление привело, как вы сами неоднократно отмечали, к олигополизации рынка и его огосударствлению.
Г.Т. Да. Это самая большая проблема. Диагностика болезни очень важна: что более опасно для организма — когда происходит монополизация и разбухание отдельных органов, или когда все-таки диверсификация и системность в организме работает, и организм, пусть и с определенными недостатками в питании, с определенным дефицитом каких-то элементов, но он все-таки с иммунитетом. Отсутствие нормальной конкуренции - это явно ухудшение иммунитета организма.
Ю.П. И это продолжается?
Г.Т. Конечно. Это изо дня в день продолжается. И это уже довольно трудно остановить.
Ю.П. А какие могут быть последствия дальнейшие?
Г.Т. В конце концов, придет прозрение, и мы скажем: хватит, давайте все-таки свое нормативно-законодательное регулирование направлять не на то, как зажать рынок, не на то, как его тормозить в развитии в расчете на то, что чем больше затормозим, тем больше шансов на то, что выживем при санкциях и прочее. Потому что торможение может давать шанс отдельным игрокам. Но даже среди этих отдельных игроков есть разный уровень состояния уже их отдельного здоровья.
Могу пару примеров привести из сегодняшней статистики. Когда у нас потребкредиты являются чуть ли не самым главным драйвером развития хотя бы кредитного рынка, а кредитный рынок является все-таки драйвером экономического роста и выходом из стагнации. Потребкредитование в этом году выросло и лучше росло, в том числе по многим данным экспертов и по данным Бюро кредитных историй, они очень четко отслеживают этот рынок, на 14 с лишним процентов. А задолженность наоборот сократилась на 3 с лишним процента.
В этих условиях, тем не менее, мы ставим вопрос о том, что надо повысить коэффициент риска на выдаваемые кредиты, потребкредиты, в частности, связанные с ипотекой.
Фото: www.globallookpress.com
Ю.П. Вы имеете в виду Центральный банк, который дает такие рекомендации?
Г.Т. Да, регулятор. Не рекомендации, а на нормативном уровне собирается повысить коэффициент риска для тех ипотечных кредитов, которые с низким первоначальным взносом. Хотя это один из важнейших элементов развития для рынка, потому что и сама ипотека, и само жилищное строительство за собой тянут.
Ю.П. Говорят, рынок перегревается.
Г.Т. Да, но это оценочные вещи, смотря в чьем представлении. Какой рынок перегревается? Может, у нас уровень обеспечения жильем перегрет так, что люди просто не знают, куда девать свои лишние метры? Может, у нас рынок кредитов так перегрет, что люди не знают, куда девать взятые кредиты? Может, у нас процентные ставки такие низкие, что уже эти производные финансовые инструменты спекулируют на них? Очевидно, что ни одного, ни другого, ни третьего нет. Поэтому я с этим не согласен.
Я понимаю позицию ЦБ в части того, что у него это важный элемент его политики - минимизировать риски. Но минимизировать риски, сохраняя высокие процентные ставки, сохраняя жадность кредитного рынка, — это очень условная минимизация рисков. Это все равно, что сейчас лейкопластырем затянуть, да, сейчас кровоточить не будет, но что произойдет в том органе, в котором вы перекрыли артерию? Нельзя перетягивать. Вопрос, где эта перетяжка, а где недотяжка.
Должен признать, что Центробанку виднее. Нам со стороны легко рассуждать. Но это было бы виднее в том случае, если бы на выходе мы видели рост экономики, рост конкуренции, рост рынка. Но когда мы не видим этого год, два, три, четыре, и при этом нам говорят, надо еще перетянуть. А рука уже синеет. Нам говорят: нет, это важно, мы так риски минимизируем.
У меня невольно возникает чувство, что, может, мы все-таки попробуем проанализировать другие какие-то методы? Тем более, что с разных сторон это зажатие рынка. Я привел пример повышения коэффициента по рискам.
А есть еще один пример. Когда законодатель сегодня вносит законопроект о внесении изменений в ГК по поводу уточнения обстоятельства непреодолимой силы в отношении договора о залоге недвижимого имущества, договоре ипотеки. Такой законопроект появился, и он в своих статьях расшифровывает, что надо внести изменения, что сторона о залоге недвижимого имущества, не исполнившая или ненадлежащим образом исполнившая свои обязательства, не несет ответственность в случае, если ненадлежащее исполнение оказалось невозможным в силу непреодолимой силы. А непреодолимая сила уже расшифровывается не просто как стихийное бедствие, пожар, массовые заболевания, а как финансово-экономический кризис, изменение валютного курса, существенная девальвация национальной валюты.
Ю.П. А кто это внес, депутаты?
Г.Т. Депутаты, не регулятор. Может, этот закон и не пройдет, дай Бог. Но вопрос в другом. Социальная проблема есть, связанная с валютными курсами. Люди требуют решения. Но только прежде чем с такими инициативами выходить, требуется серьезная научная теоретическая проработка вопроса, как этот момент регулировать.
Когда у нас стихийное бедствие, есть две стороны в отношениях. И одна сторона может не выполнять свои обязательства, потому что стихийное бедствие произошло по причине Господа Бога. И тут к Богу не апеллируешь. Контрагенту можешь сказать: не могу, так получилось. Не Богу.
Фото: www.globallookpress.com
Но когда изменение валютного курса, экономический кризис, появляется третья сторона — государство, которое проводит соответствующую политику, в результате которой прямо или косвенно возникают и девальвация, и кризис. И в этом случае нельзя перекладывать вину только на кредитора, сказав, что это непреодолимая сила, стихийное бедствие. Здесь не Господь Бог, а третья сила, но мы не будем на нее перекладывать часть ответственности.
Три года назад было, когда валютные ипотечники говорили: ладно, произошло, мы понимаем кредиторов, но тогда, государство, дай какую-то поддержку. Не было ничего в этой части решено. Даже для малоимущих семей, хотя это их и должно касаться. Такого рода инициативами демонстрируется рукотворность того, что зажимается. После такого рода поправок вы в залог возьмете недвижимость, потому что под соусом непреодолимой силы вы уже повышаете вероятность того, что ваш контрагент скажет: извини, так получилось.
Ю.П. Государство, получается, самоустраняется в этом.
Г.Т. Оно здесь не причем. Если бы было написано, что в случае такого рода непреодолимой силы, которая с участием государства, и какую-то часть ответственности оно берет на себя, в зависимости от того, в силу каких причин произошло падение курса. Тогда понятно. И это было бы правильно. Государство готово взять на себя ответственность. Государство готово протянуть руку помощи. И здесь процедуру нужно прописать — кто, как и при каких условиях. А когда просто мы это все относим к непреодолимой силе — всё, это значит, Бог изменил валютный курс.
Ю.П. «Непреодолимая сила» - это правовое понятие?
Г.Т. Да, правовое. Есть в Гражданском кодексе. Только подразумевается, что в одних случая вы можете не выполнять свои обязательства, в других случаях вы можете заморозить исполнение своих обязательств, даже если принято решение суда по поводу наложения ареста и по поводу реализации. Соответствующие моратории возможны. Одно дело, когда атомная электростанция взорвалась, когда землетрясения.
Ю.П. Другое дело, когда девальвация валюты или финансовый кризис.
Г.Т. Это совершенно разные вещи. И если при землетрясениях ответственность исключительно Господа Бога, то при соответствующей девальвации или валютном курсе в какой-то степени, наверное, государство виновато. Особенно, если эта девальвация происходит в чьих-то интересах. Таких примеров много.
Я хочу обратить внимание на рукотворность. И рукотворность, ориентированную на то, что рынок надо сжать, потому что самая эффективная форма оздоровления — это сжатие. Тут аналогия, которую я уже привел: а не перетянем ли мы жгут. Сейчас вновь ожидание роста. Опять же, ключевая ставка. Я не могу оспаривать право ЦБ на то, что он пошел на повышение всего на 0,25, но ожидания рынка резко изменились.
Ю.П. Тем более, на Неглинной это сами признают.
Эльвира Набиуллина. Фото: www.globallookpress.com
Г.Т. Важно, как поступят в октябре. И важно другое. Ставим ли мы целью развитие этого рынка. Мы не говорим уже о том, что ЦБ дистанцировался в принципе от развития экономики. Тоже странная постановка. Я согласен, что ЦБ не может нести ответственность за развитие экономики, для этого есть правительство, ведомства. Но с другой стороны, любые государственные и около государственные организации и ведомства несут ответственность за состояние экономики, каждый из нас несет ответственность.
Поэтому как это так, что мы дистанцируемся? Хорошо, развитие экономики мы отодвинули. А развитие финансовых рынков? Развитие кредитного рынка не есть задача? Развитие кредитования?
Ю.П. Коллеги из агентства Fitch считают, что совокупный объем купленных активов российской банковской системы превышает сумму в 4 трлн рублей, из которых, цитата, «сами банки в состоянии переварить только 2 трлн». В этой связи расходы государства и ЦБ на поддержку сектора все равно будут высокими».
Г.Т. Здесь вопрос трактовки. Я не хочу брать на себя ответственность и быть умнее ЦБ или агентства Fitch, наверное, аналитики серьезно поработали. Но один тезис, на который я имею право. Я юрист и физик, но не экономист, тем более, такого уровня. Видите логику? На 2 трлн может своими силами разобраться, а на 2 трлн не в состоянии. Дело в том, что если мы еще больше закрутим гайки, то он и на 2 трлн не сможет. Если еще больше, он и на все 4 уже не в состоянии. И наоборот, если мы не даем экономике стимула к развитию.
Как поставить задачу? Оценка масштабов проблем - может, это 4 трлн, может, больше, может, меньше. Отдельные сегменты рынка показывают, в том числе сокращение просрочки, рост сегмента рынка, тем более, что этот рынок явно не перегрет уже хотя бы потому, что он по всем показателям относителен на душу населения, ВВП. Он явно не дошел даже близко до среднемирового уровня. Но даже если мы предположим с той точки зрения, что доходы населения сейчас не растут, опасный сегмент рынка.
Хорошо, объективные показатели, в том числе Национальное бюро кредитных историй, там тоже аналитики сидят, не только в Fitch. Они тоже анализируют рынок и говорят, что динамика позитивная есть. Но если мы закрутим гайки... В 2015 году было вообще минус 5,7% рост потребительского кредитования. А просрочка тогда была около 30%. Мы вышли из той стадии 2015-2016 гг. Все. Как только где-то появляется какой-то рост, мы это диагностируем перегревом. Может, это и правильно. Но в том случае, если бы мы видели, что экономика пошла в рост. А санкции - удобный повод, чтобы сказать: санкции, поэтому надо этим монополистам рынка еще определенные преференции. Чем больше санкций, тем больше преференции.
Мои коллеги по рынку говорят: да, требования повышаются, но они повышаются не ко всем, а по факту. Проверки, ревизии, соответствующие требования быстро и четко применяются к основной массе, но что-то не сильно замечают монополистов. Да, их тоже дергают, они тоже нервничают, раздражаются, потому что у них большой масштаб клиентуры. Но для них это не смертельно. Для них нет рисков внутренних. А для остальных участников рынка это ежедневный, постоянный стресс, а для их клиентуры - тем более.
Фото: Freedomz/shutterstock.com
Проблема не в финансах, не в праве, не в экономике. Проблема в философии и социальной и психологической составляющей нашего общества. Чего мы добиваемся таким уровнем взаимного недоверия? Я приводил уже пример скандинавских стран, которые специальную программу повышения уровня доверия провели в своих странах. Если бы подобная программа по повышению доверия в обществе у нас была бы реализована, мы бы имели экономический рост в десятки процентов ВВП в год. Не 1, не 1,5, не 0,3.
Ю.П. Это ключевой момент во всей нашей современной ситуации. Она касается не только банковского сектора, вообще социально-экономических процессов. Подорвана фундаментальная, основополагающая основа. Если нет доверия между контрагентами, между гражданином и государством, между бизнесом и государством.
И после этого что мы хотим получить? Единственное, что я не соглашусь в части ответственности ЦБ. Я убежден, что Центральный банк должен сохранять определенную автономность от того же правительства. Целеполагание и интересы расходятся серьезным образом. Но должна быть коллективная ответственность ведущих государственных органов власти за социально-экономическое развитие страны. От тех решений, которые принимает регулятор, зависит многое, что происходит в экономике, не только в финансовом секторе. В конце концов, в развитых экономиках принцип консолидированной ответственности существует между регуляторами финансового рынка и теми, кто принимает оперативные решения.
