Когда встал вопрос о том, кого пригласить возглавить Второе ополчение для борьбы с разномастной западной шушерой, оккупировавшей центр Руси в начале XVII века, долго выбирать не пришлось. На самом деле таких любимых всем народом людей, чьи личности не вызывали разночтений и не допускали сомнений, среди русских полководцев - и, как это бы назвали сегодня, «политических лидеров» - в ту пору было двое – князь Михаил Васильевич Скопин-Шуйский и, собственно, князь Дмитрий Михайлович Пожарский. Обоих уважали, ценили и даже просто обожали за воинскую доблесть, нестяжательство и доброе отношение к людям. Оба были способны найти общий язык как с ровней себе, так и с простыми воинами и мужиками. Но первый был отравлен на пиру за год до того как было собрано Первое ополчение. Потому вопрос решился сам собой.
Опять же, воюя в Первом ополчении князь Дмитрий показал себя настоящим храбрецом, отчаянно сражаясь с врагом у самого сердца Москвы, и даже сумев на время отогнать его к стенам Китай-города. На момент, когда к нему в село Юрино отправили делегацию, чтобы позвать возглавить борьбу русских против иноземцев, иноплеменников и предателей, Пожарский как раз залечивал раны, полученные в ходе жестоких московских боев.
Князь медлил с принятием решения. Нет, он не боялся – свой выбор Пожарский сделал еще тогда, когда не изменил присяге государю Василию Четвертому Шуйскому и не встал под знамена авантюриста Лжедмитрия Второго, хотя захватившая до прихода последнего власть «продвинутая» семибоярщина всячески склоняла его к этому. И когда Прокопий Ляпунов и князь Дмитрий Трубецкой собрали Первое ополчение, дабы выкинуть оккупантов с русской земли, Пожарский, не мешкая, присоединился к ним.
Но одно дело быть одним из, а совсем другое – взять на себя бремя лидерства. Этого князь тоже не боялся, его сомнения были иного свойства – он не считал себя лучше других, не видел за собой никаких выдающихся качеств. Но все это, равно как человечность, которой так не хватало жившим в жесткое и кровавое время смуты русским людям, когда человеческая жизнь, по сути, уже не стоила ничего, увидел в потомке Юрия Долгорукого народ. И когда народная просьба прозвучала из уст настоятеля нижегородского Печёрского Вознесенского монастыря архимандрита Феодосия, Дмитрий Михайлович подчинился народной воле и избравшему его Божиему промыслу.
Впоследствии Бог хранил своего избранника, отведя от него руку убийцы с ножом, подосланного к нему в Ярославле изменником атаманом Заруцким (князь, кстати, по-христиански простил убийц-исполнителей, кого-то выслав, а кого-то забрав с собой, чтобы они впоследствии свидетельствовали против авантюриста-изменника). И уж совсем очевидным знамением стало взятие казаками и ополченцами 1 ноября - в день 34-летия князя - столичного Китай-города. После чего время присутствия евроинтеграторов в русской столице пошло на дни.
Но изгнанием оккупантов из Москвы война для князя Пожарского не закончилась, он долгие годы боролся с ними на просторах Руси, в частности, с полковником Юзефом Лисофским, осаждавшим Брянск, и претендовавшим на русский престол королевичем Владиславом, обороняя от его войск Калугу и Боровск.
Одновременно с этим Дмитрий Михайлович стал - и тут мы снова для лучшего понимания современниками обратимся к нынешней терминологии - одним из основных «модераторов» Земского Собора, задавая тон и направления обсуждениям и спорам. А также выступил с предложением избрать государя Русской Земли из родственников последнего Рюриковича - Фёдора Ивановича, сына Ивана Васильевича Четвертого, прозванного «Грозным». Так, новым русским царем стал Михаил Федорович Романов – двоюродный племянник сына первого русского царя.
Первый же царь из династии Романовых ценил и доверял Дмитрию Михайловичу, который служил при нем на разных должностях. После смерти его сыновей Ивана и Василия, «дневал и ночевал при гробах», то есть нес почетное дежурство у тел усопших царевичей. Подобную честь, понятное дело, государь доверял не каждому.
Если тиранов и кровопийц истории, посланных для вразумления народов и государств, принято называть «бич Божий», то избавителей от ига, возрождающих нациям их высокие смыслы, можно дерзнуть именовать «Божиим перстом». И это в полной мере следует относить к личности князя Дмитрия Михайловича Пожарского, человека, в котором удивительном образом сошлись все лучшие черты русского характера. Человека, личным подвигом которого жива Русь.
