Первое, что «Сёстры» пытаются объяснить тем, кто к ним обращается, – в изнасиловании виноват только насильник. Не существует никакой провокации насилия.
Митя спрашивает, что я знаю о центре «Сестры»? Отписываюсь общими фразами – это центр помощи пережившим сексуальное насилие. Сказать, что у них финансовые трудности, – ничего не сказать. Им, чтобы существовать, – не жить без забот, а просто удержаться на плаву, – сейчас очень нужны деньги. Если разделить на всех нас, то совсем немного: ста, двухсот, пятисот рублей уже хватит. Психологи и консультанты больше года работают без зарплаты. И даже на тех должностях, на которые бесплатных волонтёров не набрать… А «Сёстры» помогают справиться с тем, что пережила каждая третья женщина…
Мне бы сказать Мите сразу, что мне такую статью будет очень трудно написать… Слишком много личного… Слишком хорошо я все помню.
Прошло уже почти пятнадцать лет. Пройдёт еще пятнадцать – и я буду так же хорошо всё это помнить… Катя, пусть её зовут Катей… Мы дружили. Даже не так – Катя была мной. Или я была ею, наверное, мы тогда и сами путались. Ну прям подруга. Точнее – настоящий Друг. Вот так, с большой буквы…
И однажды, когда я уже жила одна, она пришла. Юбка сбилась набок, колготки порваны… А дальше, как в дешёвом боевике про обиженную девушку и возмездие:
— Кать, кто? – спрашиваю я, прекрасно понимая, ч т о с ней случилось.
Катя сползает по стене. Садится в прихожей прямо на тапочки, разбросанные по полу… На кухне пронзительно свистит чайник. У меня в груди как будто что-то лопается… Мне хочется плакать вместе с ней.
Почти до утра она сидела передо мной и что-то рассказывала… Детали какие-то, подробности… Познакомились в сквере, он симпатичный и старше на пять лет, спокойный такой, такой взрослый… Они погуляли немного, потом пошли посидели на стадионе (там все подростки пили и курили за трибунами – городок-то маленький, чтобы кто-то из знакомых «не спалил»). Я переспрашивала по три раза — как будто не слышала. Сейчас в памяти всплывает её лицо с размазавшейся косметикой и с пустым остекленевшим взглядом…
Тогда мой мозг отказывался верить, что её, мою Катьку, мою весёлую симпатичную толстушечку, кто-то изнасиловал… Нет, не кто-то. Знакомый нашего общего друга… На неё не напали в тёмном переулке — такие изнасилования большая редкость. Всё было — о, ужас — среднестатистически.
Он пригласил её к себе домой выпить кофе и немного протрезветь: «Ну не заявишься же ты к своей матушке в таком состоянии?» Кофе дома, ну понятное дело, не оказалось, зато было ещё немного алкоголя… «Ну выпей, выпей, дурочка, какая же ты У МЕНЯ МАЛЕНЬКАЯ ЕЩЁ»…
«Маленькая, понимаешь!!! Ты у меня маленькая! Да со мной мать т а к никогда не говорила…» — Катя как будто пыталась передо мной оправдываться. Или оправдывать этого ублюдка… Она, конечно, пыталась хотя бы самой себе объяснить, почему позволила себя поцеловать.
А потом он полез под юбку. Слишком короткую юбку. Да плевать бы на неё, на юбку эту, на её длину. Но она повторяет это раз пять: «А у меня юбка короткая, понимаешь? КОРОТКАЯ!» Она наверняка мгновенно протрезвела… И, конечно, испугалась… Ей же 17 лет. Она же не готова. Она же ждала принца. И первой брачной ночи. И красивого белья. И романтики. А не полупьяного мужика, который беспардонно полапает её и спустит свои штаны, едва обслюнявив её, Катины, щеки. Он ударил её, скрутил руки, повалил на кровать. Катя перестала брыкаться…
После всего он застегнул штаны, пнул мою Катьку и бросил: «Ну а что ты хотела? Сука не захочет – кобель не вскочит…». Мерзость.
— Понимаешь, а я лежала и думала только о том, что у меня бельё некомплектное… Трусы черные, а лифчик белый! — и только теперь, вспомнив эту странную деталь, она начала захлёбываться в рыданиях.
Наверное, ее нужно было обнять? Да я даже прикоснуться к ней боялась почему-то. Нам было по 17. Да что мы вообще понимали?
Лето 2015 года. Воскресное утро. Я сижу в центре Москвы, в хорошем кафе… И, конечно, спрашиваю у директора центра «Сёстры», Марии Моховой: «Ну как это так? Тебя насилуют, ломают волю, бьют… Ну можно ли думать о некомплектном белье?!!» И Мохова спокойно, хоть и в тысячный, наверное, раз, отвечает: «Всем, кто звонит нам, мы объясняем: это нормальная защитная реакция мозга… Во время изнасилования жертва может думать о том, что, например, кран не закрыла – и вода течёт». Как же жаль, что тогда я не знала про этот телефон доверия. Они же работают с 94-го года… Сейчас всё было бы по-другому…
ЭТО ЗАЩИТНАЯ РЕАКЦИЯ МОЗГА… ВО ВРЕМЯ ИЗНАСИЛОВАНИЯ ЖЕРТВА МОЖЕТ ДУМАТЬ О ТОМ, ЧТО, НАПРИМЕР, КРАН НЕ ЗАКРЫЛА
Тогда, уже под утро, я совершила самую страшную ошибку, которую и сейчас совершает, пожалуй, каждый. Я задала Катьке самый страшный вопрос… Потом мне долго ещё казалось, что это я её «сломала» тогда… А все остальные уже «доламывали»… Тем же самым вопросом. И услышать его, наверное, было ещё страшнее, чем пережить то, что с ней произошло…
— Катя!!! Зачем ты вообще туда пошла? — я заволокла её в ванную… И одетую затолкала под ледяной душ…
«Зачем?! Зачем?! ЗАЧЕМ?!! Ну неужели ты не понимала? О чем ты вообще думала?!!» Все. Катюха сломалась. И на своих подломленных ногах уже не могла стоять. Сползла и села в ванну, как будто под тяжестью своей намокшей одежды…
Потом было отвратительное утро в отделении милиции. Ей пришлось все-все-все рассказать. И несколько раз. Сначала в дежурке, потом следователю — какая же мерзкая у него была ухмылка. Потом еще раз ему же, но уже «под запись, под протокльчик, ага, вот тут распишетесь потом»… Я держала ее дрожащую руку. Пока не приехала Катькина мать. И не отхлестала её по щекам там же, в кабинете следователя, и в этот момент его ухмылка стала еще мразотнее…
Ни мне, ни моей Кате, ни ее маме, ни омерзительному следаку, который ржал ей в лицо в своем кабинете, – никому никто не пытался объяснять, что Катя вообще-то не виновата (да и не может быть виновата) в случившемся. Никому и в голову не пришло, что ее, Катю, надо было отправить к психологу. Потому что она пострадала. Потому что ей плохо и больно. Потому что она была одна против огромного пьяного ублюдка, который заранее знал, что и как будет… Потому что она всю жизнь будет это помнить. Нет. Мы все, каждый из нас, а вслед за нами и она, попытались найти долю ее, Катиной, вины. Вины в том, что её изнасиловали… Средневековье…
А теперь давайте по-честному. Пусть каждый из вас ответит себе на этот вопрос: вам же не было жалко мою Катьку? Только честно. Почти каждый из вас уже несколько раз подумал эту уродливую, но как будто такую правильную и справедливую мысль: «Ну а чем она думала? В своей короткой юбке, под градусом, одна дома у взрослого малознакомого мужика». Это значит, что мы все до сих пор живём в средневековье… И в изнасиловании по-прежнему виноватой «назначают» жертву. Все. Каждый.
И первое, что «Сёстры» пытаются объяснить тем, кто к ним обращается, – в изнасиловании виноват только насильник.
В ИЗНАСИЛОВАНИИ ВИНОВАТ ТОЛЬКО НАСИЛЬНИК
Не существует никакой провокации насилия. Не виновата утка в том, что ее застрелил охотник. Это охотник, а не утка, принял решение убить. Это охотник, а не утка, зарядил ружье. Это охотник, а не утка, выстрелил. И к изнасилованию не бывает приглашений. Не бывает слишком вызывающего поведения. Не бывает слишком короткой юбки. Не бывает. И все.
Следователь отдела милиции нашего крошечного городка потом несколько раз вызывал Катю. И расспрашивал обо всех деталях и подробностях. Катя рассказывала. И о некомплектном белье. И том, что это сделал, в общем, знакомый человек. И о том, что она сама пошла к нему. И о короткой юбке. И о выпитом коньяке. И о том, что быстро перестала сопротивляться – потому что бесполезно. Дело даже не открыли…
Но подробности той омерзительной ночи стали известны всем. И даже местная газетка в криминальной хронике писала про гражданку К., 1984 г.р., которая пыталась обвинить в изнасиловании гражданина А., 1979 г.р. Ни имен, ни фамилий. Но все же знали, кто эти граждане К. и А. И на мою любимую Катюшу, Катьку, толстушечку мою, стали показывать пальцем. Да и Катькой моей она уже не была, она стала гражданкой К., 1984 г.р.
И Катя перестала выходить из дома. А потом и отвечать на звонки. Мама, которая единственный раз открыла мне дверь, раздражённо бросила: «Сдохла Катька, не трезвонь».
Брошюрка центра «Сестры». Последняя страничка: «Как избежать изнасилования». Не выходи раздетой. Не ходи одетой. Не выходи вечером, днем или утром. Не ходи одна. Не ходи с подругами. Не дружи ни с кем. Не оставайся дома. Избегай детства. Избегай старости. Не имей родственников, соседей. Не выходи замуж. Не родись вообще. Всё это может спровоцировать насильника.
Мохова замолкает… «Понимаешь, изнасилование – это же не про секс, это же не про любовь… Это про власть и контроль над жертвой. Насильник так говорит жертве: «Я могу контролировать то, что даже ты не можешь потрогать руками, твою сексуальность». И даже, когда в семье муж с женой вдруг захотят поиграть в какое-то садо-мазо, большинство просто не может причинить боли своему супругу. Потому что это противоестественно».
С Катькой мы не виделись с тех пор. Прошло уже почти 15 лет. Через две недели после изнасилования — когда уже стало понятно, что не будет никакого уголовного дела, когда уже стало понятно, что все в нашем маленьком городе всё знают, когда уже стало понятно, что в таком маленьком городе она его, этого ублюдка, будет встречать как минимум два раза в неделю — моя Катька, моя весёлая толстушечка, моё зеркальное отражение, наглоталась каких-то таблеток и порезала вены.
Её успели спасти, откачали. А потом поставили на учёт у психиатра. Говорят, она долго лечилась. Но уже в другом городе. Ей пришлось уехать. Потому что у нас каждый знал, какого цвета на ней было белье.
ЕДИНСТВЕННЫЙ ЦЕНТР, КОТОРЫЙ ПОМОГАЕТ ЖЕРТВАМ НЕ СЛОМАТЬСЯ И ЖИТЬ ДАЛЬШЕ, МОЖЕТ НЕ ВЫЖИТЬ САМ
А вот теперь о самом страшном. Даже не о том, что в Москве в год возбуждают от силы 800 уголовных дел по статьям о сексуальном насилии. И не о том, что только у каждой пятой принимают заявление об изнасиловании. И даже не о том, что меньше трёх процентов таких дел доходят до суда. Я о том, что единственный центр, который помогает жертвам не сломаться и жить дальше, может не выжить сам. «Сестрам» нужно-то не очень много. В моей редакции в одной комнате сидят десять человек. С каждого по сто рублей – и мы уже оплатили расходы «Сестёр» на Интернет. В соседней комнате – еще семеро. С каждого по сто – и мы оплатим этот самый важный для каждой третьей женщины телефон. 499-901-02-01.
И я очень прошу, чтобы вы тоже перечислили по сто, двести, пятьсот рублей. Потому что таких, как моя Катька, слишком много. И им очень нужна помощь. Я хочу, чтобы в случае чего такой Катьке обязательно помогли. И уж точно не обвинили. Я хочу, чтобы мы с вами, все, каждый, выросли из нашего средневековья.
