«У нас есть инструменты, но их явно недостаточно. А те темпы, которыми нам придется уничтожать эти очаги системы ограничения и воспрещения доступа и маневра, чтобы развернуть свои войска, будут зависеть от глубины, на которой мы сможем атаковать силы и средства данной системы, — заявил бывший командующий силами США в Европе генерал ВВС в отставке Филип Бридлав (Philip Breedlove), выступая 29 июня в Центре стратегических и международных исследований (Center for Strategic and International Studies). — Сейчас мы почти полностью зависим от ВВС и авиационных средств, при помощи которых намереваемся решать проблему A2/AD».
Однако Бридлав ничего не сказал о том, соответствуют ли силы и средства наземного базирования, о которых он вел речь, положениям Договора РСМД, который запрещает использование баллистических и крылатых ракет наземного базирования с дальностью от 500 до 5 500 километров. Возможно, Бридлав имел в виду оружие, которое соответствует требованиям договора — нечто похожее на российские комплексы «Искандер-М».
Генерал также призвал НАТО изучить возможность создания собственных наступательных сил и средств A2/AD. По его словам, российские зоны ограничения и воспрещения доступа и маневра по своему характеру изначально являются наступательными, а поэтому Соединенные Штаты должны отвечать соответствующим образом. «Создаем ли мы свою собственную систему ограничения и воспрещения доступа и маневра?— спросил Бридлав. — Это большой вопрос».
Эвелин Фаркаш (Evelyn Farkas), до недавнего времени занимавшая должность заместителя помощника министра обороны США по делам России, Украины и Евразии, сказала, что хотя Москва модернизирует свои силы (по сравнению с США), запланированные Кремлем военные инвестиции в размере 700 миллиардов долларов на 10 лет это довольно незначительная сумма. Но выделяя средства, Россия думает стратегически. «Они не занимаются сплошной модернизацией по всем направлениям, — отметила Фаркаш. — Но они действуют очень умно, наращивая потенциал в некоторых ключевых неядерных областях — крылатые ракеты, комплексы ПВО и так далее. А это создает для нас довольно серьезные проблемы».
Старший научный сотрудник Центра стратегических и международных исследований по Программе международной безопасности Лиза Сойер Сэмп (Lisa Sawyer Samp) сказала, что разрыв в силах и средствах между США и Россией вполне реален, однако он существует на региональном уровне в Центральной и Восточной Европе. Москва просто не в состоянии поспеть за Вашингтоном повсюду, как это раньше делал Советский Союз. «Хочу предельно четко сказать, что российские вооруженные силы это не Голиаф, — заявила Сэмп. — Они не могут превзойти Соединенные Штаты в глобальном масштабе. Однако Россия обладает современными силами и средствами, которые в их нынешней конфигурации способны бросить серьезный вызов США и их союзникам на региональном уровне».
Сэмп отметила, что есть три ключевых области, в которых у России уже появились или начинают появляться преимущества. Одна из них это система ограничения и воспрещения доступа и маневра, вторая — совместные действия различных видов вооруженных сил и родов войск, а третья — силы и средства кибернетической и электронной войны. «Этот потенциал придется учитывать при планировании действий сухопутных войск и определении приоритетов в закупках», — сказала она.
Хотя американские и европейские руководители выражают обеспокоенность по поводу раздуваемой Россией военной истерии, Фаркаш подчеркнула, что в российской доктрине «эскалации / деэскалации» не делается упор на применение оперативно-тактического ядерного оружия. «На самом деле, все не так; речь идет о лишении противника возможности вмешиваться в ходе начавшихся или приближающихся военных действий, которые предпринимает Россия, — сказала Фаркаш. — Поэтому они могут применять кибернетические средства, могут использовать космическое пространство, могут сделать что угодно в рамках обострения ситуации до такой степени, когда Соединенные Штаты или кто-то из европейских союзников скажет: «Ладно, мы в это лезть не будем».
Тем не менее, Фаркаш признала, что «деэскалация» может включать демонстрацию или даже применение ядерного оружия. «Но я вовсе не считаю, что это обязательно будет ядерный конфликт», — сказала она.
