Нидерландские диссиденты

Журналист Максим Соколов — о том, почему голландцы не готовы полагать душу за Украину

Отказ голландцев одобрить на референдуме соглашение об ассоциации Украины с Европейским союзом — за было только 38,1%, против — 61,1% — оказался репримандом довольно неожиданным. Накануне референдума даже наблюдатели, нимало не симпатизирующие нынешнему киевскому режиму, прогнозировали результаты голосования с превеликой осторожностью — и «да», и «нет», и «всяко бывает». При том, что итоговый разрыв в 23% достаточно серьезен, в одну ночь перед голосованием он не возникает, предпосылки явно были и раньше.

Так что голландцы впали в сугубое диссидентство, поставив и свое правительство, и его брюссельское начальство в деликатное положение. Строго говоря — на что тут же поспешил указать получивший гарбуза П.А. Порошенко, а вслед за ним и весь киевский агитпроп — на итоги плебисцита можно вообще не обращать внимания и неуклонно продвигать Украину европейским шляхом, поскольку мероприятие 6 апреля носило не императивный, но сугубо консультативный характер, обязывая власти лишь принять к сведению мнение народа. Менеер Рютте и герр Туск могут его принять — после чего всё пойдет по-старому. Закон это дозволяет.

Но, с другой стороны, на что сам голландский премьер немедленно и указал, «столь убедительный перевес нужно учесть, а результаты референдума без спешки обсудить с властями Евросоюза в Брюсселе». То есть нидерландские власти пока что реагируют на референдум не так, как это им рекомендует Порошенко.

Позиция менеера Рютте скорее апостольская — «Всё мне позволительно, но не всё полезно». Закон не запрещает игнорировать народное мнение, выражено на плебисците, но при неустойчивом большинстве в парламенте и при выборах на носу такое игнорирование может выйти боком.

Добавим к тому ряд обстоятельств — как специфически голландских, так и общезападноевропейских, — говорящих сильно не в пользу украинского сватовства. Крайне темная (или уже не темная, а вполне прозрачная) история с малайским Boeing, вылетевшим из Амстердама и сбитым над Донбассом. Ограбление украинскими парубками голландского музея и попытки получить выкуп за похищенные картины. Сама агитация перед референдумом — Украина высадила в Голландии целый пропагандистский десант, но крайне простодушная манера щирых агитаторов произвела эффект, скорее обратный желаемому, — примерно как северокорейская агитация на заграницу не всегда дает тот результат, которого ждут в Пхеньяне. Добавим к тому, что два с лишним года, прошедших со времени «революции достоинства», — срок, может быть, слишком небольшой, чтобы продемонстрировать зримые изменения к лучшему, но достаточный для того, чтобы очертить устойчивые тенденции будущего развития. Киевскими политиками они были очерчены, и гражданам Западной Европы не сказать чтобы понравились. По крайней мере полагать душу за вiльну Украину и закладывать ради нее последнюю (да даже и не последнюю) рубаху охотников не находится.

В Нидерландах таких охотников, возможно, еще менее, чем в прочей Европе, по причине сильного исторического контраста. В X веке арабские купцы дали территории, на которой стоят нынешние Нидерланды, краткое определение «себша» — «соленая грязь». Голландия — из тех немногих стран, которым изначально не досталось никаких природных богатств, даже твердая почва была в изрядном дефиците. Голландия — это земля, построенная вручную. Из соленой грязи.

Украина — земля природно богатейшая, а в 1991 году при распаде СССР ей достались самые лакомые куски промышленности. За четверть века не все бывшие союзные республики преуспели, но только Украина профукала все что можно и чего нельзя, так и не достигнув с тех пор уровня 1991 года. Голландцы, построившие землю из морского дна, наверное, должны специфически относиться к украинцам, пустившим по ветру свой природный парадиз.

Но кроме сантиментов и культурных переживаний есть еще одно, быть может, главное соображение, давно уже занимающее граждан Западной Европы. Еще в 2004 году, когда ЕС прирастал Восточной Европой и Прибалтикой, процедура приращения смущала своей односторонностью. Страны — кандидаты на вступление подтверждали свое желание различными электоральными мероприятиями. Граждан этих стран спрашивали, желают ли они вступить в великий, могучий Евросоюз. Но граждан Старой Европы отнюдь не спрашивали, желают ли они видеть в своем тогдашнем союзе также эстонцев, латышей, поляков etc.

Это при том, что, казалось бы, старые члены союза имели право высказать свое отношение к расширению — тем более что платить за это удовольствие предстояло именно им. Если бы еще тогда в Старой Европе были проведены плебисциты, результат их задним числом предсказать уже невозможно, но совершенно не факт, что ответ на вопрос, желают ли западноевропейцы слиться в радости одной с восточноевропейскими (и бывшими социалистическими) братьями, был бы однозначно положительным.

Теперь благодаря голландским диссидентам создан прецедент — на примере (конечно, примере весьма специфическом) Украины выяснено, что шиллеровская «Ода к радости» недостаточно воодушевляет сердца европейцев на новые расширения. Не будет чрезмерной смелостью предсказать, что как ссылки на голландский прецедент, так и попытки повторить его в других странах Западной Европы станут излюбленным приемом возрастающих в силе евроскептиков.