Ваньке хотелось гулять, но мать строго-настрого приказала на улицу из землянки не выходить. Она и сама находилась здесь же, тревожно прислушиваясь к стрельбе, разрывам мин и снарядов. Ванька видел, что мать боялась. Она тихонечко молилась, сидя у небольшого столика, и посматривала на бревенчатый потолок.
Когда снаряд разрывался где-то поблизости, в щели между бревен просыпалась земля.
Если она попадала на стол, мать машинально стирала ее тряпкой. За этим неказистым, сделанным руками матери, столиком они и обедали. Ванька почувствовал, что ему хочется есть, хотя с утра он съел три больших картошины с небольшим кусочком хлеба. Мальчик вдруг вспомнил полицая по кличке Жолудь, живущего на соседней улице. Этого большущего дядьку боялись все в округе. Боялась мать, боялись соседи. Говорят, что именно он вместе с другими полицаями и фашистскими солдатами вешали на площади людей.
Ванька, хотя мать и запрещала, бегал туда с друзьями посмотреть. Это было страшно. На казнь привели двоих: пожилого мужчину и молодого парня. В толпе шептались, что старший до войны учил в школе детей, а младший вроде как был связан с партизанами. Жолудь еще с одним полицаем поставили их на табуретки, накинули петли на шеи и по приказу немецкого офицера выбили табуретки из под ног. Учитель несколько раз дернулся и затих, а молодой парень долго не хотел расставаться с жизнью. Он раскачивался, крутился, хрипел, и офицер, не выдержав, вытащил из кобуры пистолет и одним выстрелом заставил парня затихнуть.
Люди, опустив головы, начали расходиться. Вскоре площадь опустела, и только двое повешенных да немецкий часовой напоминали о случившейся здесь казни. Побежал домой и Ванька. Он начал было рассказывать матери о случившемся, но она отругала его, приказав больше на площади не появляться. Ванька послушно пообещал больше туда не ходить. Но через несколько дней он с дружком Серегой вновь появился на площади. Казненные все еще висели. И в этот момент мимо проходил Жолудь – в черной шинели, с повязкой на рукаве, винтовкой за спиной. Увидев мальчишек, он гаркнул:
- А ну, что делаете здесь, щенята? Марш по домам!..
Полицай потянулся за винтовкой, и ребята побежали с такой скоростью, с какой еще никогда не бегали. А вслед им летел довольный хохот предателя.
После этого Ванька старался больше не попадаться на глаза Жолудю. А несколько дней назад он случайно столкнулся с ним в переулке. У мальчика даже ноги подкосились, когда пошатывавшийся поманил его пальцем к себе. От предателя несло самогонным перегаром, луком и еще чем-то противным. Он взял подошедшего мальчика за воротник, оторвал его своей мощной ручищей от земли, посмотрел в глаза, ухмыльнулся и поставил назад. Затем полез в карман, вытащил большой, сероватый на цвет, кусок сахара и всучил его испуганному мальчику.
- Ну гуляй, оголец. Радуйся жизни. Скоро ваши придут, - махнул рукой, Жолудь пошел дальше.
А Ванька бежал домой, зажав в маленькой ладошке большой кусок сахара. Дома он положил его на стол и рассказал обеспокоенной матери о встрече с Жолудем и его словах.
- Он сказал мне, что скоро наши придут! – закончил на одном дыхании свою историю мальчик.
Мать вздохнула. Она ждала этого дня. Надеялась и верила, что с приходом наших войск она наконец-то узнает о судьбе мужа. Трудно ей приходилось в эти годы без его поддержки, без его крепкой руки. А его как призвали в армию в конце июня 1941 года, так больше она о нем и не знала. Правда, один окруженец из соседней деревни говорил, что он погиб. Женщина специально ходила с сыном в ту деревню, не веря в смерть мужа. На пороге дома их встретила жена окруженца. Заросший рыжей щетиной окруженец лежал на печи. Он долго рассказывал женщине, как его однополчанина, а ее мужа, раздавил в небольшом окопчике немецкий танк.
Мать Ваньки в смерть мужа не поверила. Но отсутствие новостей разъедало ее душу, как ржавчина. Соседка посоветовала погадать. Для этого нужно было выйти в двенадцать часов ночи из дому, взять с собой пилу и сделать вид, что пилишь вербу. Если послышится, что где-то там, вдалеке заплакали, значит, человек, на которого гадают, погиб. Если же запели – значит, живой. Мать с соседкой (одной было боязно идти) так и сделали. Вышли в полночь к вербе, росшей неподалеку, и начали ее пилить.
И вправду где-то вдалеке запели песню. Это слышал и сам Ванька, который потихоньку выбрался из дому (тогда у них дом еще был, это позже его сожгли немцы) вслед за женщинами. Только ему показалось, что это горланили пьяные полицаи. А мать поверила в гадание и где-то с месяц ходила, высоко подняв голову. Но затем в ее сердце опять поселились сомнения, и она решила погадать еще раз, уже по другому способу. О нем она узнала от местной попадьи.
- Расскажу я тебе, девонька, как с помощью гадания узнать о судьбе твоего мужика. Только ты моему ничего не говори… Нужно в полнолуние, в полночь, установить на окно зеркало навести его на луну и поставить рядом зажженную свечу. Если через некоторое время появится в зеркале гроб – значит, нет в живых солдата. А если же увидишь в зеркале контуры человека – значит, жив он. Но как только увидишь, нужно тут же положить зеркало стеклом вниз. Долго смотреть нельзя, мол, нечисть может появиться.
Ох, и напугала же этим гаданием мать Ваньку и соседку, которая вновь пришла поддержать подругу. Как и рассказывала попадья, в положенное время в зеркале появилась фигура человека. Соседка посоветовала положить зеркало, но матери хотелось лучше рассмотреть, муж ли это появился в зеркале. И хоть сердце у самой было в пятках, продолжала смотреть на появившуюся фигуру, которая постепенно, как ей показалось, увеличивалась в размерах.
И вдруг за окном что-то рвануло. Задрожали стекла. Где-то за рекой запылало зарево. А женщины без чувств лежали на полу. Им показалось, что сам нечистый постучал в их окно. После этого случая завязала Ванькина мать с гаданиями. Она просто перед иконами молилась за мужа. И сейчас, когда сын передал слова пьяного полицая о приходе Красной Армии, она взволнованно шептала: «Скорее бы!»
Бой продолжался. Раздались два мощных взрыва. Как потом стало известно, это отступающие фашисты взорвали два моста через Сож. Но наши части, переправившись через реку, вошли в город, завязались уличные бои. Немцы, видя, что их выбивают из города , начали взрывать все каменные здания, жечь деревянные… Вскоре город был освобожден от фашистов. Ванька вслед за матерью выбрался из землянки и не узнал улиц – все было разрушено, сожжено. Вздыбленная разрывами снарядов и мин земля пахла гарью и смертью. И вдруг Ванька увидел уставших, закопченных в дыму солдат. Мальчик испуганно уцепился за подол матери.
- Не бойся, сынок! Это наши пришли! Видишь, у них на пилотках красные звездочки?!
- Наши! – радостно вскрикнул Ванька, а взглянул на мать и удивился.
Женщина смотрела на наших бойцов, и по ее щекам бежали слезы.
- Мама, почему ты плачешь?
Откуда мальчонке было понять, что это были слезы радости. Слезы, выстраданные за два долгих года фашистской оккупации.
А через два месяца домой вернулся Ванькин отец, раненный, с осколком в ноге, но живой. И такой родной им человек.
Из книги Александра Гавриленко "Верить и ждать"
