Однако именно бретонские ночные прачки служат связующим звеном между древними поверьями и их последующей трактовкой.
Древнейший мотив — женщина на берегу, предсказывающая смерть тому, кто окажется рядом, а по некоторым данным, сама несущая смерть. Позднейший — стирка белья, привлечение к ней человека и удушение его бельем.
Бретань — регион на северо-западе Франции, составляет большую часть одноименной исторической области. Расположена на северо-западе страны, на одноимённом полуострове, омываемом с севера Ла-Маншем, а с юга Бискайским заливом.
В темное время суток на том самом месте, где днем слышались возгласы и смех крестьянок, полощущих белье и выколачивающих его вальками, рассаживаются зловещие белые (или зеленые) фигуры с перепончатыми лапами. Если случайный путник чересчур долго глядит на этих тварей или заводит с ними беседу, они хватают его, душат или затаскивают в воду.
Иногда прачки стараются вовлечь наблюдателя в свой круг и, выжимая с его помощью белье, ломают ему руки (по другой версии, наказывают тех, кто отказывается помочь).
На первый взгляд белье — главный атрибут ночных чудовищ. Славянские русалки, тоже снабженные птичьими лапами, расстилают возле источников холсты и полотна или моют их в ключевой воде. Белые морские жены и никсы германцев и белые панны чехов моют сорочки, развешивают в лесу ткани.
Белая женщина, известная многим народам вестница смерти, занимается стиркой белья так же, как ирландская банши, стук валька которой, доносящийся с реки, совпадает по смыслу с ее жутким криком.
Банши может придушить бельем какого-нибудь зеваку или болтуна, а галицкие и польские лисунки используют для этого свои крупные отвислые груди, заменяющие им вальки. В число прачек входят баварские ведьмы, литовские лаумы, славянские вештицы.
Несмотря на ужас от встречи с прачками, столь бытовая подробность, как стирка, настраивает многих на поэтический лад. Афанасьев уподобляет одежды, сорочки и ткани облачным покровам, которые полощут в дождевой воде небесные жены. То, что эти жены бьют и душат людей, его не смущает: ну, гроза прогремит или наводнение случится — вот и все несчастья!
Прагматики объясняют страх перед прачками мужскими проказами — мол, не любили женщины, когда им мешали, поэтому ходили стирать по ночам и наказывали тех, кто за ними подглядывал. Но тогда бы прачки использовали в качестве оружия деревянные вальки, а не белье и гонялись бы с ними за назойливым мужчинкой, как менады за Орфеем.
Соглядатайством, кстати, объясняют и феномен русалок. Из кустов добрый молодец наблюдал за купающимися девицами, а те, понятно, выражали недовольство. Есть в такой версии своя поэзия, вот только настоящая русалка это не обнаженная купальщица с соблазнительными формами, а склизкое пугало, норовящее усесться на ветку, нависающую над водой, и ухнуть оттуда на молодецкую головушку.
Давным-давно прачки полоскали в воде не простыню, а вещь, непосредственно связующую их со смертью: выпачканную в крови одежду и окровавленные внутренности. В саге «Разрушение дома Да Хока» женщина по имени Бадб, стоящая на одной ноге и прикрывающая один глаз (знак принадлежности к обоим мирам), моет в реке сбрую короля Кормака, и вода окрашивается кровью и сукровицей. Встреча с Бадб предвещает гибель короля.
В поздней версии «Смерти Кухулина» гибель героя знаменует полоскание в воде его изрубленных доспехов. В саге из цикла Финна Мак Кумала женщина по имени Морриган полощет у брода «окровавленную добычу»:
Есть вокруг нас напрасно много добычи,
что обагрена удачей, ужасны кишки огромные,
которые мыла Морриган... много добычи она мыла,
ужасным смехом она смеялась.
Это всего лишь знаки и предвестия, но вот в повести «Победа Турлохов» нам встретится намек на магические действия кровавой прачки. Спешащий на битву с норманнами Доннха О’Браен замечает старуху, моющую в озере отрубленные головы и кишки. По ее словам, останки принадлежат Доннхе и его воинам, коим суждено погибнуть в предстоящем сражении. Доннха интерпретирует старухину стирку как магический акт, долженствующий помочь его врагам.
Далекие от политики бретонцы тем не менее знали об ирландских прачках. В их фольклоре они не только предвещают чью-либо смерть (прачки могут стирать саван), но и сами исполняют пророчество. Им близка шотландская бан-нихе (буквально «женщина мытья») или маленькая прачка у реки, стирающая в безлюдных местах окровавленную одежду того, кому суждено вскоре умереть.
Она небольшого роста, в зеленом платье, с красными перепончатыми ногами. Заметивший прачку неизбежно будет задушен ею при помощи куска мокрой ткани. Ей хватит сил, чтобы исхлестать мокрым бельем человека и парализовать его конечности.
Так ведут себя существа, пребывающие на границе между жизнью и смертью. Они должны бы, как Бадб, прикрывать глаз и прыгать на одной ноге, но, в сущности, кромки воды достаточно: по замечанию Михайловой, кромка свидетельствует о промежуточности их положения — ни на воде, ни на суше. А мотив стирки белья вторичен — чем же еще заниматься этому существу на речном берегу?
Вероятно, белье было выдумано, чтобы смягчить впечатление от встречи с береговыми демонами. Своим жертвам они и впрямь могли показаться прачками.Поди разбери, чем тебя душат — простынями, грудями или кишками.
Потом к белью добавились иные детали, ночных прачек решили очеловечить. Это мол профессионалки, несущие наказание за жадность и нерадивость при стирке белья бедняков, или матери, проклятые за убийство младенцев.
А шотландская прачка умерла при родах, не исполнив свою главную работу — стирать детские пеленки. Она выполняет ее после смерти. Таким образом, перед ней поставлена тяжелейшая задача — попробуй-ка задушить подгузником взрослого мужчину!
Вторая тенденция — меркантилизм. Герой сказок жаждет богатства и исцеления, даруемых Корриганами, а с ночными прачками можно поиграть в вопросы -ответы. Если встать между бан-нихе и кромкой воды, она исполнит любые три желания. А того, кто припадет к ее дряблой груди и пососет, прачка назовет приемным сыном и станет ему помогать. Дерзайте, потомки кельтов!
