В большинстве энциклопедий и справочников утверждается, что всё дело, мол, в календаре – просто, когда была подписана капитуляция, в Москве уже наступил новый день. Однако истинные причины такого «расхождения» намного серьёзнее и они достойны отдельного разговора.
Вопросы не без ответов
День Победы для каждого россиянина это не просто праздник. Это –гордость и боль, это символ исторической памяти, способный объединить не только всех жителей бывшего Советского Союза, но и жителей всего мира. Если они, конечно, не хотят повторения страшной трагедии середины ХХ века.
Много лет мы отмечали этот праздник, не задумываясь, почему собственно, День Победы выпал именно на 9 мая 1945 года? Сопротивление немецких войск в Берлине прекратилось ещё за неделю до этого дня, а полный развал государственного механизма «тысячелетнего рейха» ни у кого не вызывал сомнений ещё до начала штурма Берлина. К тому времени союзники на встречах Большой тройки чётко условились о том, что во взаимоотношениях с поверженным врагом речь может идти только о безоговорочной капитуляции. Почему же для подготовки подписания капитуляции потребовалось столько времени? Ведь когда завершалась Первая мировая война или подписывалась капитуляция Франции в 1940-м году, на это ушли считанные часы.
Вот как традиционно трактуется вопрос о несовпадении Дней Победы на основании соответствующего пункта Акта о безоговорочной капитуляции Германии:
«Германское верховное командование немедленно издаст приказы всем немецким командующим сухопутными, морскими и воздушными силами и всем силам, находящимся под германским командованием, прекратить военные действия в 23.01 часа по центрально-европейскому времени 8 мая 1945 года».
Получается, центрально-европейское время – это плюс один час к гринвичскому. Таким образом, в Западной Европе и к западу от неё война закончилась 8 мая. Для государств, расположенных восточнее (например, для всех экс-советских государств), это событие произошло 9 мая.
Но не всё так просто. В СССР и странах народной демократии Победу праздновали 9-го мая, а в Европе, США, Австралии и Канаде – 8-го. 8 мая День Победы отмечают во Франции и в её заморских департаментах, на Гвиане, Гваделупе, Новой Каледонии, Французской Полинезии, а также в Чехии и Словакии. Во многих западноевропейских странах этот день хоть и отмечается, но не является официальным государственным праздником. В США на общенациональном уровне День победы не является официальным праздником, но при этом является таковым для штата Род-Айленд.
Большинство стран бывшего СССР: Азербайджан, Армения, Белоруссия, Грузия, Казахстан, Киргизия, Молдавия, Россия, Таджикистан, Туркмения, до последнего времени – Украина отмечают День Победы 9 мая. В Туркмении – два дня праздника, носят они отдельные названия – 8 мая отмечается Всенародный день поминовения туркмен, павших в войне 1941-1945 годов, а 9 мая – Национальный праздник Победы. В Узбекистане 9 мая празднуют как День памяти и почестей. 9 мая отмечают День Победы и два государства из состава бывшей Югославии – Сербия и Черногория. Из бывших союзных республик не отмечают 9 мая только три прибалтийских государства – находящиеся там у власти политики предпочитают воспринимать эту дату как начало новой оккупации Балтии.
Только безоговорочная капитуляция!
Но вернёмся к событиям победной весны 1945 года. Тогда советский Верховный главнокомандующий И.В. Сталин, напоминая о достигнутых договорённостях, не преминул попенять союзникам за появившиеся в западной прессе предложения «облегчить для Германии условия перемирия» с весьма откровенными намёками на то, что это надо делать в обмен на обещание продолжать борьбу на Восточном фронте. Впрочем, такие заявления имели место исключительно в секретной переписке, но реакция главнокомандующего союзными силами генерала Эйзенхауэра была мгновенной. Советскому Генштабу тут же предложили назначить представителя при штабе Союзных экспедиционных сил для участия в возможных переговорах о капитуляции. Им стал генерал Иван Суслопаров, артиллерист, ещё до войны переквалифицировавшийся в военного дипломата, параллельно руководившего советской разведывательной сетью в Западной Европе.
О готовности потребовать от немцев капитуляции Эйзенхауэр сообщил русскому союзнику уже 4 мая. Интересно, что к тому времени немцы успели предпринять попытку выторговать «перемирие» и на Восточном фронте, запросив о встрече командующего германскими сухопутными войсками генерала пехоты Кребса с героем Сталинграда генералом Чуйковым. Василий Иванович, командующий 8-й гвардейской армии, которая в эти дни штурмовала Берлин, не стал отказываться от встречи, которая его ни к чему не обязывала.
Она состоялась 1 мая в 3:50 утра. Генерал Кребс, долго живший в Москве и хорошо говоривший по-русски, поспешил сообщить, что Гитлер покончил жизнь самоубийством, а власть в рейхе перешла к адмиралу Дёницу. Он был уполномочен установить непосредственный контакт с командованием Красной армии для переговоров о перемирии. Командующий Первым Белорусским фронтом маршал Жуков отправил к Чуйкову своего заместителя генерала Соколовского, и, коротко пообщавшись со Сталиным, потребовал через него от немцев капитуляции. Генерал Кребс сослался на отсутствие у него соответствующий полномочий, и вскоре советские войска пошли на последний штурм. Только ночью 2 мая, в 1 час 50 минут, радиостанция штаба берлинской обороны передала и несколько раз повторила на немецком и русском языках: «Высылаем своих парламентёров на мост Бисмаркштрассе. Прекращаем военные действия». К 15 часам 2 мая с врагом было полностью покончено. Остатки берлинского гарнизона сдались в плен общим количеством более 134 тысяч человек. Многие из тех, кто дрался с оружием в руках, видимо, в последние дни разбежались и попрятались.
Только безоговорочная капитуляция – от этой формулы, озвученной для генерала Кребса, никто в Красной армии отказываться не собирался. 4 мая Эйзенхауэр сообщил, что намерен потребовать от германского командования немедленной капитуляции с тем, чтобы "капитуляция немцев на русском фронте и капитуляция их на нашем фронте были точно согласованы по времени". Более того, союзный главнокомандующий предлагал наперёд договориться о "едином и общем плане военной капитуляции".
Отсюда начинается новый этап – со стороны командования Красной армии нет никаких препятствий для принятия у поверженного врага капитуляции. Немцы тянут время, чтобы дать возможность максимальному количеству войск уйти на юг – в Чехию к Шернеру, или, в крайнем случае, сдаться в плен союзникам.
Время начинают тянуть и союзники. Несмотря на то, что новое руководство рейха готово уже к любому исходу, а собрать представителей всех сторон с «полномочиями» можно в любой момент и в любом месте. Но англичане и американцы, не афишируя того, тоже прилагают максимальные усилия, чтобы как можно больше немецких солдат и офицеров сдались в плен именно им.
Пока же предстояло окончательно согласовать зоны оккупации и, кроме того – убедиться в том, что все очаги сопротивления фашистов в Германии действительно подавлены. Как известно, уже после капитуляции немецкую группу армий «Центр» генерала Шернера пришлось добивать на чешской земле. В ходе согласований не было даже речи о том, что в работе над планом не примет участия советский представитель.
Ответ советского Генштаба оказался тоже вполне оперативным: после полуночи 5 мая от начальника Генштаба Антонова поступило сообщение, что "план Эйзенхауэра принят", а Суслопарову даны необходимые полномочия. Сталин даже успел выразить Трумэну и Черчиллю свое согласие на одновременное объявление о Дне Победы в Вашингтоне, Лондоне и Москве. В свою очередь, союзники предложили определить дату в соответствии с рекомендациями Эйзенхауэра, не получив в ответ возражений от советского Верховного.
Срок Эйзенхауэр назначил жёсткий, но неожиданные сложности вызвал полный развал государственного механизма Третьего рейха. Тот факт, что Гитлер назначил преемником гросс-адмирала Дёница, вождя «волчьих стай» германских подлодок, у многих в Германии вызвал недоумение, у кого-то сомнения, но большинство немцев просто не имело об этом никакого понятия. В верхах вермахта тоже воцарилось нечто вроде «междувластия». Высший на тот момент чин в сухопутных войсках – начальник штаба верховного главнокомандования вооруженных сил фельдмаршал Вильгельм Кейтель сумел ускользнуть из Берлина к границе Дании - во Флёнсбург, где обосновался Дёниц, и никакого желания удаляться оттуда не проявлял. Другие генералы вели «частные переговоры», многие старались «раствориться» где-нибудь в Аргентине, смелость капитулировать пришлось взять самому на себя Дёницу.
Только к 7 мая командование союзников сумело добиться того, что в акте подписания капитуляции мог принять участие облечённый достаточными полномочиями представитель германского командования – генерал-полковник Йодль, начальник оперативного отдела Верховного главнокомандования вооруженными силами Германии. Дорогу к капитуляции ему проторил только что назначенный командующим флота адмирал фон Фриденбург, который оперативно прибыл в ставку союзных войск в Реймс, но смог выторговать у Эйзенхауэра всего один день. Уже 5 мая по приказу Дёница в Реймс прибыл Йодль, который был проинформирован, что в случае дальнейших проволочек американцы «закроют фронт». Уже в 1:30 ночи 7 мая Йодль получил от Дёница все «полномочия», и в 2:41 он поставил свою подпись под актом о капитуляции. Вслед за ним подпись под капитуляцией поставил командующий ВМС адмирал Фриденбург.
Со стороны союзников Акт о капитуляции в Реймсе подписали всего трое: начальник штаба Эйзенхауэра генерал Уолтер Беделл Смит, расписавшийся за англичан и американцев сразу, что, между прочим, вызывает некоторые сомнения в том, что сами союзники считали церемонию в Реймсе окончательной.
От Франции подписался генерал Франсуа Севез, от России генерал Суслопаров, но только в качестве свидетеля – ещё один аргумент в пользу предварительного характера капитуляции в Реймсе.
Просто так сбросить со счетов сам факт участия в церемонии подписания в Реймсе генерала Суслопарова, даже в качестве «свидетеля», согласитесь, нельзя. Суслопаров предварительно побывал у Эйзенхауэра. Он получил от него информацию об отвергнутых союзниками мирных инициативах генерала Йодля. Эйзенхауэр дал возможность советскому представителю не только предварительно ознакомиться с текстом капитуляции, но и согласовать его с Москвой. Однако ответ из Москвы задерживался, что практически вынудило Суслопарова взять всю ответственность на себя. В третьем часу ночи 7 мая 1945 г., когда под документом уже стояли подписи немцев, Суслопаров поставил под Актом о капитуляции свою подпись.
Генерал незамедлительно доложил о подписании в Москву, откуда тем временем уже летела депеша: "никаких документов не подписывать!", хотя Суслопаров за своевольное подписание, вопреки расхожим версиям, не подвергся никаким репрессиям. Другое дело, что в период «холодной войны», чтобы лишний раз подчеркнуть решающий вклад Советского Союза в победу, в СССР было принято писать о том, что в Реймсе была подписана не капитуляция, а подготовительный протокол. Интересно, что в ответ союзные исследователи стали называть капитуляцию, подписанную в Карлсхорсте, простой ратификацией акта, оформленного во французском Реймсе.
Версия маршала Жукова
В истории далеко не всё и не всегда однозначно, даже если чему-то и есть абсолютно безупречные документальные подтверждения. Ведь не случайно многие историки готовы теперь приписать Сталину желание самолично продиктовать условия мира, и он, мол, уже готов был отправиться в Германию, но товарищи по партии вождя отговорили. И не случайно до сих пор в ходу версия о том, что западные союзники Советского Союза обманом приняли у немцев капитуляцию на день раньше, после чего, по требованию Сталина, была организована повторная капитуляция.
Основанием для такой трактовки событий стали знаменитые «Воспоминания и размышления» маршала Жукова. Вот что пишет полководец:
«7 мая мне в Берлин позвонил И.В. Сталин и сообщил:
– Сегодня в городе Реймсе немцы подписали акт безоговорочной капитуляции. Главную тяжесть войны, – продолжал он, – на своих плечах вынес советский народ, а не союзники, поэтому капитуляция должна быть подписана перед Верховным командованием всех стран антигитлеровской коалиции, а не только перед Верховным командованием союзных войск.
– Я не согласился и с тем, – продолжал И.В. Сталин, – что акт капитуляции подписан не в Берлине, центре фашистской агрессии. Мы договорились с союзниками считать подписание акта в Реймсе предварительным протоколом капитуляции. Завтра в Берлин прибудут представители немецкого главного командования и представители Верховного командования союзных войск».
Опираясь на это, современные исследователи и публицисты запустили версию о разносе, который Верховный устроил своим подчинённым и о том, что он чуть ли не заставил союзников «переподписать» капитуляцию.
Собственно говоря, если бы англичане, американцы и французы считали Реймский акт легитимным, они бы и День Победы праздновали уже не 8-го, а 7-го мая. Условия будущего мира обсуждались Сталиным, Рузвельтом и Чёрчиллем ещё в 1943 году, а уже в Ялте были согласованы практически по всем основным направлениям. И решение о том, что принимать капитуляцию будут именно «представители Верховного командования союзных войск» было принято уже тогда.
Версия Генштаба
Вечером 7 мая Сталин вызвал к себе начальника генштаба Антонова и его заместителя Штеменко. Штеменко вспоминал впоследствии:
«Весь вид его выражал крайнее неудовольствие […] Он заметил, что союзники организовали одностороннее соглашение с правительством Дёница. Такое соглашение больше похоже на нехороший сговор. Кроме генерала Суслопарова, никто из государственных лиц СССР в Реймсе не присутствовал. Выходит, что перед нашей страной капитуляции не происходит, и это тогда, когда именно мы больше всего потерпели от гитлеровского нашествия и вложили наибольший вклад в дело победы, сломав хребет фашистскому зверю. От такой капитуляции можно ожидать плохих последствий».
Впрочем, по самому тексту и условиям капитуляции у Сталина не было претензий, но его явно не устраивал сам факт того, что дело было провернуто так, словно это был какой-то закулисный сговор. Нельзя также исключать, что в чисто военном акте, который был продиктован германскому командованию всеми союзниками, советскому вождю виделась угроза последующего пересмотра давно согласованных с Англией и США условий послевоенного мира. В России, пусть уже не царской, а Советской, помнили, как в 1878 году её после блистательного мира в Сен-Стефано откровенно переиграл на Берлинском конгрессе «честный маклер» канцлер Бисмарк. Помнили и похабный Брестский мир.
По всем признакам Сталину просто необходимо было не только на всю страну, но и на весь мир засвидетельствовать Победу СССР. Между тем Европа уже праздновала Победу – гуляли Париж и Лондон, Глазго и Нью-Йорк, но в России на сообщение о капитуляции 7 мая был наложен жёсткий цензурный запрет. Тем самым, уже тогда возможность общего празднования Дня Победы была утрачена де-факто.
В ответ на требование Советского руководства ещё раз подписать Акт о капитуляции, и лучше сделать это в поверженном Берлине, союзники возражать не стали. Для них на тот момент главным было, чтобы Берлинский текст капитуляции не расходился с Реймским. Начальник советского Генерального штаба Антонов потребовал, чтобы текст был согласован со всеми союзниками, содержал приказ об одновременной сдаче немцев и прекращении огня на всех фронтах. И вновь прозвучало предложение, точнее, жёсткое условие, чтобы Акт был подписан в Берлине. С советской стороны подпись уполномочили поставить маршала Жукова, на тот момент, повторим - командующего войсками Первого Белорусского фронта. Но Жуков оставался и первым заместителем Верховного главнокомандующего, которому было предоставлено право подписания любых документов, вплоть до акта о капитуляции, без предварительного согласования с Москвой. Не в пример тому же Суслопарову. В принципе вообще об условиях договариваться никакой необходимости не было – капитуляция этого не предусматривает. Весь вопрос оставался только в том, кто бы мог повторно подписать капитуляцию от лица вермахта. «Оперативник» Йодль уже «отметился» в Реймсе и выбор пал на того самого «беглого» генерал-фельдмаршала Кейтеля, которого немедленно выудили из тихого приморского Флёнсбурга.
Содержание окончательного текста Акта о безоговорочной капитуляции союзники согласовали в ночь с 8 на 9 мая. Интересный факт, что ввиду отсутствия в Берлине и окрестностях электричества, печатали его при свечах на небольшой портативной машинке.
И, конечно, особенно впечатляет куда более высокий, чем в Реймсе, статус подписавших Акт о капитуляции в берлинском Карлсхорсте – можно сказать, Сталин получил именно то, что хотел. Красную армию представлял первый заместитель Верховного главнокомандующего маршал Георгий Жуков, верховное командование союзных войск – маршал авиации Великобритании Артур В. Теддер, командующий стратегическими воздушными силами США генерал Карл Спаатс и главнокомандующий французской армией генерал Ж. Латр де Тассиньи. Никто из них не выступал в роли «свидетеля». Немцы были представлены фельдмаршалом Кейтелем, у которого на тот момент был самый высокий пост в вермахте, всё тем же адмиралом фон Фриденбургом и генерал-полковником авиации Штумпфом. Как писал маршал Жуков: «в 0 часов 43 минуты 9 мая 1945 года подписание акта безоговорочной капитуляции Германии было закончено».
Как видим, к тому времени в Москве уже точно наступило 9 мая 1945 года и никаких оснований, чтобы праздновать Победу в другой день, уже просто не оставалось.
Специально для Столетия
Статья опубликована в рамках социально-значимого проекта, осуществляемого на средства государственной поддержки, выделенные в качестве гранта в соответствии с распоряжением Президента Российской Федерации №11-рп от 17.01.2014 и на основании конкурса, проведенного Общероссийской общественной организацией Общество «Знание» России.
