Мысль о завершении карьеры по окончании не самых удачных сезонов появлялась в голове не единожды. Об этом в интервью RT заявил биатлонист Евгений Гараничев. По его словам, поддержка семьи и желание передать свой опыт партнёрам каждый раз не давали принять такое решение. Бронзовый призёр Игр в Сочи также поделился впечатлениями от работы в группе Сергея Башкирова, рассказал, какие советы ему даёт Александр Логинов, и вспомнил, как тренировался во время коронавируса в лесу, чтобы не попадаться на глаза полиции.
— Прошлый сезон, начинать который спортсменам пришлось в условиях жесточайшего карантина, многие называют самым тяжёлым из всех. Как пережили его вы?
— Он получился сложным прежде всего в плане организации тренировок. Например, у нас в Тюмени нельзя было ездить на стадион. И я уезжал заниматься к другу Сергею Мишкину в Екатеринбург. Он выступает за ветеранов, поэтому тоже бегает. У него я жил, а тренировался на «Динамо»: там хорошая территория, имитационный круг, есть роллерка, а главное, база официально не была закрыта. Я бы, конечно, предпочёл, чтобы рельеф трасс оказался сложнее, но это в любом случае было намного лучше, чем сидеть дома и бегать по равнине. Или кататься на роллерах по дорогам.
— В России вообще страшно тренироваться на дорогах, будь ты лыжник или велосипедист.
— Это да. Хотя я и живу в пригороде, но всё равно опасно: многие сильно гоняют. Потом у нас официально открыли для тренировок «Жемчужину», но какие-то ограничения оставались. Нельзя было, например, брать оружие на выезд. Но, думаю, такое тоже идёт в плюс: спортсмен сам начинает думать о своих проблемах, о том, как добиться желаемого результата, проявляет характер. Да и ответственность ощущается в большей мере.
— В последние годы у вас не получалось показать тот результат, который удовлетворил бы человека с вашими амбициями. В таком состоянии спортсмен обычно задаёт себе вопрос: зачем я продолжаю это делать?
— Я тоже задавал его неоднократно, даже разговаривал с супругой на эту тему. Ей ведь приходится тяжело, когда меня нет дома: двое детей, одному шесть лет, другому четыре. Оба ходят в садик, случаются какие-то болезни, домашние проблемы. Но жена сказала, чтобы я выкинул все эти мысли из головы. Она не собирается уговаривать меня закончить с биатлоном, потому что видит, как я этим увлечён.
— Можно сказать, что вам повезло?
— Семья действительно очень сильно меня поддерживает и мотивирует. Хотя хочется побольше времени проводить с детьми, видеть, как они растут, возить их на какие-то секции. Сейчас мы с ними никуда особенно не суёмся из-за коронавируса.
— Сами переболели?
— Нет. Но прививку сделал сразу, как только это стало возможно. Не то чтобы боялся заразиться, но мы в каком-то смысле государственные люди. Спорт накладывает определённые обязательства: много выездов и контактов. Поэтому даже не задумывался о том, что могут быть какие-то последствия, как об этом пишут.
— А они были?
— После первой прививки — нет. А вот после второй накрыло резко. Вечером пошёл мыться, тут-то меня и начало ломать — мышцы, суставы, кости. И вот так на протяжении всей ночи. Вообще не спал, не знал, куда деться. Даже не поехал на обследование в Москву, хотя собирался — оно проводилось как раз в те сроки. Но потом состояние нормализовалось.
— В этом сезоне вы оказались в группе Сергея Башкирова по собственному желанию или так распорядился тренерский штаб?
— Разговор об этом у нас с тренерами заходил: мол, соберёмся по окончании сезона, всё обговорим. Но никакого продолжения не последовало. Мне просто сообщили, что я буду заниматься в группе Башкирова. Я подумал ещё: «А почему бы и нет?» Сергей сам бегал на лыжах, тренерский опыт у него тоже имеется, в том числе международный: он работал в Южной Корее, потом был наставником петербургской команды.
Сейчас могу сказать, что Башкиров — очень думающий специалист, который, что немаловажно, сам катается вместе со спортсменами, выполняет аналогичные задания. Такой же в нашей бригаде Павел Максимов. Может с нами побегать, выполнить силовую тренировку, стабилизацию. Что-то подсказать по технике и стрельбе. Собственно, для нас это стимул лишний раз не халтурить.
— Для вас важно иметь с тренерами столь тесный контакт?
— Да. В моём понимании команда — это когда связка тренер — спортсмен представляет собой единое целое. Ты можешь обсудить что угодно, поговорить на любые темы и быть уверенным, что всё сказанное не уйдёт на сторону. Я довольно часто смотрю на лыжников и вижу, как у них в команде на протяжении многих лет складываются именно такие отношения. Более того, понимаю, откуда это идёт, поскольку сам прошёл лыжную школу. Даже с Олегом Перевозчиковым занимался. Мы, помню, работали по своим заданиям, но при этом постоянно варились в одной каше со взрослыми, которые периодически что-то нам показывали, подсказывали, давали те или иные советы. Когда в коллективе есть подобное взаимодействие, с тренером в том числе, тебе даже в голову не приходит перекладывать свои неудачи на наставника. Или ему — на тебя. Все понимают: если что-то не получилось, это общая проблема.
— Всё равно ведь, наверное, чувствуется, что у Башкирова пока нет богатого тренерского опыта?
— Чувствуется. И мы развиваемся вместе. Сами посмотрите: тот же Александр Логинов — человек, который способен и тренировочный план самостоятельно себе написать, и заниматься в одиночку на протяжении долгого времени. Но он тем не менее в этом сезоне тоже выбрал команду. Потому что понимает: там ты кого-то учишь сам, а у кого-то учишься, неважно, старше тебя человек или моложе. У нас, допустим, есть Денис Таштимеров с очень быстрой и точной стрельбой, так он всех мотивирует тем, что способен отработать стойку на ноль за 15 секунд, а то и за 13. У него получается делать первый выстрел уже на седьмой секунде. Мы с ним с первого сбора живём в одном номере, и я вижу, насколько сильно Денис стремится совершенствоваться. Всё впитывает, старается что-то перенять у более опытных спортсменов, в том числе у меня и Логинова.
— Чему такой биатлонист, как Гараничев, может научиться у такого спортсмена, как Логинов?
— Прежде всего трудолюбию. Понятное дело, Саша — большой талант, он и в лыжах по юниорам выступал хорошо. Но он до настоящего времени постоянно прогрессировал и продолжает это делать. Каких-то серьёзных зависаний не бывает. Если же случаются проблемы, он не будет выказывать недовольство или перекладывать ответственность на кого-то. Если может помочь и подсказать, всегда это делает, не держит в себе.
— Вы думаете сейчас о том, что сборная России может поехать на Олимпийские игры в усечённом составе, если на момент окончания этапа Кубка мира в Рупольдинге не войдёт командой в тройку Кубка наций? Тогда, помимо эстафетной четвёрки, останется место лишь для одного спортсмена.
— Если бы такого вопроса не прозвучало, я бы об этом даже не вспомнил. Да, понимаю, что существует квота, что её ещё надо завоевать и обойти Германию. Но забивать этим голову сейчас нет смысла. Наше дело — тренироваться, выполнять план, добиваться прогресса в стрельбе и скорости. Не будет этого — какая вообще речь может идти об Олимпиаде? Что касается Игр, я не тот спортсмен, который мечтает попасть туда любой ценой. Если человек не готов бороться за медаль, какой смысл сидеть на соревнованиях и занимать чьё-то место? Я же и с чемпионата мира в Поклюке досрочно уехал, понимая, что нет смысла там оставаться. Готовился к одной гонке, в результате пробежал другую.
— Но ведь считается, что индивидуалка — ваш конёк. Или вы не согласны с этим?
— Я так не считаю. Просто меня хватает на 20 км, и стрельба позволяет справиться. Но контактные гонки мне нравятся больше.
— А спринт?
— Его хотят бежать все, поскольку он даёт перспективу. Хорошо пробежал — и сразу появляются шансы в пасьюте, а две дисциплины дают возможность отобраться в масс-старт.
— Контактную гонку, на мой взгляд, гораздо сложнее выстроить в силу того, что каждую секунду может произойти ситуация, в которой надо быстро думать, перестраивать тактику, адаптироваться.
— Мне, наоборот, кажется, что тактически её выстроить легче. Во-первых, ты сразу понимаешь, в каком состоянии соперники. Видишь их технику, отмечаешь, кто как дышит и стреляет. И становится проще определиться, где ты сам можешь что-то выиграть. В лыжах, кстати, всё то же самое: в контактных дисциплинах ты читаешь спортсмена, хотя и он точно так же читает тебя.
— А в индивидуалке биатлонист стопроцентно сосредоточен только на своих действиях?
— В большей степени да. «Двадцатка» легче, чем другие дистанции: там главное сразу разложить силы именно на пять кругов и максимально чётко отработать в стрелковой части. Это не спринт, где ты можешь проехать штрафной круг за 20 секунд. Минута штрафа так просто не отыгрывается. Но и зацикливаться на стрельбе нельзя, была куча примеров, когда промахи случались у людей только по этой причине.
Словом, везде есть своя тактика, даже в спринте, хотя считается, что нужно просто максимально быстро бежать и стрелять. В той же эстафете ты постоянно тактически играешь. Если стремительно отработал на рубеже и понимаешь, что запас больше десяти секунд, надо ломиться, пытаться увеличить отрыв. А когда идёшь с кем-то вдвоём, отрываться в одиночку бессмысленно: соперник всё равно тебя не отпустит, да и передавать эстафету с минимальным отрывом тоже нехорошо, так как второй будет пытаться догнать первого, настигнуть его, и в этом запале сразу появляется риск израсходовать больше сил, чем можно себе позволить.
— Эстафета, по-моему, как раз та гонка, где не страшно умереть на финише.
— Так до него ещё надо добраться. Ты можешь на первом круге «наесться» так, что на второй и особенно третий сил просто не хватит. 2,5 км в этом плане — достаточно длинный отрезок, чтобы мышцы полностью закислились.
— Какая самая тяжёлая гонка в этом отношении случалась в вашей карьере?
— В Антхольце, когда я первый раз бежал там индивидуалку. Самочувствие было хорошим, но накрыло очень жёстко. Сказался и сложный рельеф, и довольно-таки большая высота.
— Что это за состояние, когда тебя накрывает?
— Очень быстро закисают мышцы. Это как пройти по лестнице без подготовки десяток-другой пролётов в многоэтажном доме. В какой-то момент хочется просто остановиться, поскольку ты чувствуешь, что не можешь поднять ногу на следующую ступеньку. На дистанции это ощущается ещё сильнее: ты постоянно в движении, и по мере того, как мышцы наливаются молочной кислотой, теряешь способность шевелить ногами и ничего не можешь с этим поделать. Даже со спуска не получается отдохнуть, сесть хорошо, чтобы мышцы расслабились. Вместо расслабления накатывает сильная ноющая боль. Накрыть может из-за высоты, если чересчур быстро начал гонку. Возможно, в этот момент что-то происходит с кровообращением: поднимается температура, всё вокруг кружится, ты ничего не соображаешь, тошнит. Хотя иногда и на тренировках выворачивает.
— Почему вы не стартовали в этом году в Тюмени на чемпионате России?
— Простудился. Поговорил со своим личным тренером Максимом Кугаевским, с Башкировым, и мы решили пропустить индивидуальную гонку, а потом уже определиться относительно остальных дистанций. Но состояние не улучшилось, и я уехал домой. Решил, что если не сумею выздороветь к сбору в Рамзау, то под удар попадёт вся дальнейшая подготовка. Если приехал в горы больной, ты уже не восстановишься, только усугубишь ситуацию.
— Из Рамзау, насколько мне известно, вы снова возвращаетесь в Тюмень. Живёте дома, когда там проводятся тренировки команды?
— Нет, только на сборе. В этом плане я привык чётко разграничивать личные дела и работу. Приезжаю домой только в день отдыха. В тот же день вечером возвращаюсь на «Жемчужину», там ночую и утром вместе со всеми встаю на тренировку. Сбор есть сбор. И работа должна вестись в определённых рамках независимо от того, где он проводится.
— Вы сами так решили или подчиняетесь требованиям тренеров?
— Это элементарные вещи, как мне кажется.
— У вас в Тюмени дом или квартира?
— Собственный дом.
— Повезло. Знаю немало пар, которые расстались только по той причине, что не сумели длительное время находиться в четырёх стенах наедине друг с другом во время пандемии.
— Мы тоже отсиживали двухнедельный карантин после Кубка мира. Но вы правы, в доме в этом отношении гораздо проще. Своя территория, можно выйти на улицу, поделать что-то в огороде, спортом позаниматься. У нас даже потом, когда официальный карантин закончился, возле многоквартирных домов круглосуточно дежурили полицейские машины, следили за тем, чтобы народ соблюдал режим изоляции. По дорогам тоже полиция ездила, но я нашёл возможность бегать кроссы.
— Внутри участка?
— Снаружи. Убегал в лес, в город вообще не совался. Один раз, правда, чуть не попался. Бегу вдоль дороги и слышу — машина едет сзади. Обернулся — полиция. Думал, сейчас остановятся, разбираться придётся. А они проехали мимо тихонечко и ничего не сказали. Ну я и побежал дальше.
