Состоялась онлайн-конференция «Петербург — столица влюбленных расчленителей? Что происходит с психикой петербуржцев».
Во вторник, 4 августа, в 14.00 в пресс-центре Медиагруппы «Патриот» состоялась онлайн-конференция на тему «Петербург — столица влюбленных расчленителей? Что происходит с психикой петербуржцев». В ней приняли участие психиатры, криминологи, социологи, журналисты, чиновники и политики.
Расчленение своих «вторых половинок», кажется, становится новым трендом среди жителей Петербурга. Совсем недавно город на Неве потрясло дело 68-летней Тамары Самсоновой, ведшей дневник убийств еще с 2000 года. «Старушка-потрошительница» убивала и расчленяла своих квартирантов, которым сдавала свою комнату в коммуналке. В ноябре 2019 года всероссийскую известность приобрело дело историка Олега Соколова — мужчина был пойман в реке Мойке при попытке утопить руки своей сожительницы, аспирантки Анастасии Ещенко, ранее убитой им из реконструкторского револьвера XIX века. А 27 июля на проспекте Художников все в том же Петербурге было найдено тело другой жертвы, 23-летней женщины: ее расчленил ревнивый супруг Николай Тихонов, после чего выбросил останки в окно.
30 июля в холодильнике нашли мертвым украинского рэпера Энди Картрайта, бывшего участника «Версус-баттлов». Его расчленила собственная жена — Марина Кохал. По ее словам, украинец умер от передозировки наркотиками, после чего она разрезала его на части и положила в морозильную камеру. Следствие не поверило девушке — Кохал предъявлено обвинение в убийстве.
В рамках пресс-конференции спикеры постарались объяснить, как эти страшные преступления повлияют на культурную жизнь Петербурга, найдут ли традиции фасовать своих любимых по пакетам отражение в литературе и кино, а также понять, что движет расчленителями — страх, ненависть или психоз.
Эксперт-криминалист Дмитрий Кирюхин назвал цели посмертного расчленения трупа: по его словам, этим занимаются в первую очередь для сокрытия убийства, а дальше «идет чистая психиатрия», включающая в себя сексуальные и каннибалистские мотивы.
«Однако признать даже такого преступника невменяемым крайне сложно, — заявил гость пресс-центра. — К тому же в разных странах вменяемость определяют по-разному: у нас над человеком проводят серию тестов, и, если он их проходит, значит, он «нормальный». А некоторые наших соседи «психами» признают тех, кто просто неадекватно вел себя на месте преступления».
Комментируя преступление сестер Хачатурян, втроем убивших своего спавшего отца, эксперт обратил внимание на количество нанесенных ему ножевых ранений.
«Они ударили его 40 раз! — воскликнул Кирюхин. — Представляете, как он их довел, какие гнев и ненависть испытывали эти девушки? Когда кого-то хотят просто хладнокровно убить, «убрать с дороги», то, как правило, наносят один-два точных удара или просто перерезают горло. Американцы сразу говорят, что если жертве нанесено больше 5-6 ударов, то убийцу надо искать среди близких людей. Как правоохранитель я не могу оправдывать то, что совершили сестры Хачатурян — однако если примерить ситуацию, в которой они оказались, на себя… Вы знаете, какое-то наказание они, конечно, должны понести — но это точно не пожизненное заключение и не 20 лет лишения свободы».
Клинический психолог Владимир Крупин отказался автоматически считать невменяемыми всех расчленителей — по его словам, всегда надо проводить экспертизу с привлечением психологов и психиатров: у преступника действительно может быть стойкое расстройство личности, однако он также мог находиться в состоянии аффекта.
«Мы должны внимательно подходить к каждому случаю, чтобы исключить вероятность повторения подобных инцидентов в будущем, — убежден психолог. — Будет обманом сказать, что полностью излечиться от болезней, ставших причиной преступных действий, нельзя, хоть это и случается крайне редко».
Крупин также не стал поддерживать получившую широкую поддержку петицию о том, чтобы признанные невменяемыми люди всю жизнь были изолированы государством от остального общества.
«Это очень сложный вопрос, на который нет однозначного ответа, — считает гость пресс-центра. — С одной стороны, можно понять подписавших петицию — они бояться за свои жизни. Однако люди должны стремиться к тому, чтобы быть гуманнее, иначе можно дойти до очень опасной игры. Жизнь устроена так, что мы не можем рассматривать все психические заболевания по единой формуле — каждый случай уникален. Действительно, часто можно увидеть людей, которым требуется пожизненная терапия или, как минимум, пребывание в психоневрологическом интернате. Однако сказать так про всех, конечно же, нельзя».
Бывший адвокат сестер Хачатурян Темирлан Жилов заявил, что уголовное право — это точная наука, в которой крайне ограничен перечень оснований для избежания ответственности за совершенные преступления. Также он отметил о двойственности природы такого явления, как общественный резонанс вокруг того или иного дела — он может пойти как во вред, так и на пользу.
«Что же касается петиции на сайте Российских общественных инициатив (РОИ), то ее популярность вызвана острым беспокойством в обществе, — отметил юрист. — Однако это дело нужно доверить экспертам, ведь, давайте говорить честно, люди в закрытых психоневрологических учреждениях находятся в нелегких условиях. Даже у убийц есть права, закон одинаков для всех. Мы не можем без судебного решения оставить человека на всю жизнь в лечебнице».
Жилов заметил, что среди всех бесчисленных общественных инициатив с призывами что-либо ужесточить нет ни одной, которая отображала бы мысль, являющуюся краеугольным камнем во всей юридической науке: важна не жестокость наказания, а его неотвратимость.
Историк и публицист Евгений Понасенков выразил надежду, что защита Марины Кохал будет «столь же идиотичной», как и у его идеологического оппонента, доцента Олега Соколова. Также он прошелся по творчеству убиенного Картрайта.
«Я презираю рэп, это дегенеративный жанр, уродство, которое уничтожает мелодию и слово, — заявил гость пресс-центра. — Кохал, хоть и убила одного из его представителей, тоже не относится к числу приятных мне людей: как я недавно выяснил в Интернете, она занималась астрологией, то есть шарлатанством!»
Досталось подозреваемой и за ее хобби давать советы своим подписчикам в социальных сетях: по мнению Понасенкова, если человек начинает учить других тому, как правильно выстраивать отношения со своей «второй половинкой», это значит, что его собственная уже давно лежит в разобранном состоянии в морозильной камере.
«А если индивид ко всему этому дополнительно приплетает всякие свечки, досточки, духовность — то немедленно надо бежать в садик к его детям, заглядывать в гараж и в холодильник, вызывать следственную группу, чтобы та перевернула все вверх дном и определила, а нет ли нигде у этого прекрасного напоказ человека бочек с маринованными трупами», — посоветовал публицист.
Он не согласился с обоснованностью нового названия, которое дала пресса Санкт-Петербургу — «город влюбленных расчленителей». По его мнению, любители разделывать трупы — это пикантная подробность к романтической атмосфере Северной Пальмиры.
«В этом городе столько любви, столько секса! — воскликнул Понасенков. — Не надо создавать этот совершенно ему не идущий имидж темного, нуарного города. Это город не только Достоевского, но еще и детских журналов «Еж» и «Чиж», ранней Анны Ахматовой (а не московской, замученной Лубянкой). Что же касается знаменитых болот, то на картинах импрессионистов они смотрятся крайне романтично».
Историк ответил на давно волнующий широкую общественность вопрос: что будет, если Марину Кохал посадить в камеру к Олегу Соколову и дать им одну ножовку на двоих.
«Ну, разумеется, эта тетка его завалит, — убежден гость пресс-центра. — Она без пилы его распилит, расчленит и замучает. Олег же очень слабенький — по крайней мере таким я его видел, когда приезжал в последний раз. Она его добьет уже тем, что покажет ему, какой он неудачник. Как любая жена и любая женщина Кохал будет пилить его: «ты ничего не добился, ты работал всего лишь доцентом, а вот посмотри на Понасенкова, сколько он заработал денег» — и все в этом духе. Кончится это тем, что Соколов наложит на себя руки — хотя нет, перед этим он еще просто наложит в штаны».
Вместе с тем публицист заявил, что имеет «на этого доцентика» больше прав, поскольку тот проиграл ему два суда, по итогам которых в итоге оказался должен своему научному оппоненту денег.
«Теперь он какого-то черта стал безработным, — возмутился историк. — У меня возникла классная идея, как сделать так, чтобы все остались довольны, а именно: государству следует отправить его отбывать наказание ко мне на дачу. Я буду держать его на цепи, и он не сбежит. А вот Кохал не возьму: она какой-то там астролог, а мне среди прислуги невежи не нужны. Олег же знает четыре слова по-французски и будет говорить мне на этом языке «с добрым утром», «добрый вечер, Евгений» и все в этом духе».
В завершение Понасенков выразил надежду, что когда-нибудь в народном фольклоре появится «песенка, может быть даже в стиле рэп» про то, как Соколов «сиганул от него в Мойку».
«Я уже говорил, что презираю рэп как жанр, но для Олега, для Мойки, для помойки, для бывшего преподавателя СПбГУ он подойдет в самый раз», — расхохотался гость пресс-центра.
Депутат Государственной думы Виталий Милонов назвал дело сестер Хачатурян «лакмусовой бумажкой для феминисток» — благодаря ему они определяют, на их ли стороне тот или иной человек.
«Мужчина в их понимании виноват уже самим фактом рождения в качестве мужчины, — убежден парламентарий. — Так что Кохал, если возьмет себе того же адвоката, что и Михаил Ефремов, тут же поменяет стратегию защиты и заявит, что была жертвой домашнего насилия и что ей мешали определить свой гендер. После этого она логично превратится в новую говноикону для либеральной общественности».
Также гость пресс-центра коснулся такой острой темы, как «торговля невменяемостью» — речь идет о случаях, когда врачи за деньги выписывают «белые билеты» людям, совершившим тяжкие преступления, чтобы те вместо положенных им 15 лет полечились 2-3 года в больнице и вышли на свободу.
«Конечно, это проблема современной психиатрии, — отметил Милонов. — Но когда мы приведем ее в соответствие с принципами справедливости, и человек, признанный невменяемым, будет сидеть столько же, сколько и обычный преступник (только в других условиях — не тюрьмы, а тюремной клиники), почвы для ее дальнейшего существования просто не останется».
