Столичная галерея «Наши художники» при поддержке Фонда Зинаиды Серебряковой показывает работы Александра Серебрякова — сына выдающейся художницы: виды Парижа, юга Франции, Брюгге и Брюсселя, а также интерьеры домов европейской элиты. Это первая «персоналка» мастера на Родине. Ранее его произведения можно было увидеть, например, в «комплекте» с творениями родственников на выставке «Зинаида Серебрякова. Парижский период. Александр и Екатерина Серебряковы» в Третьяковке в 2014-м.
В семье Лансере-Бенуа не интересоваться искусством считалось неприличным. Саша в нежные 17 лет выехал вслед за матерью в Париж. И разделил с ней все тяготы: бесконечные переезды, поиски заказов. Французская публика сходила с ума по современному искусству, а Серебряковы (в 1928-м к ним присоединилась сестра Александра — Катя) словно продолжали жить в Серебряном веке.
Впрочем, Александру Борисовичу удалось найти свою нишу. Он много бродил по Парижу — исследовал его как художник. Останавливался с этюдником и, не обращая внимания на зевак, рисовал. Некоторые улицы впоследствии изменились до неузнаваемости — так мастер стал хроникером любимого города. Но самая яркая страница его биографии — интерьеры. Важную роль сыграл заказ от миллиардера Шарля де Бестеги, попросившего зарисовать акварелью залы замка Груссе недалеко от Парижа. Серебряков работал там больше 20 лет, сначала как «портретист» интерьеров, а потом и как декоратор. Публикация акварелей в американском Harper’s Bazaar привлекла к нему множество клиентов, мечтавших увековечить собственные хоромы. В 1950-е он уже считался известным дизайнером.
В итоге Александру Борисовичу удалось стать на чужбине «своим». Не секрет, что многих представителей «голубых кровей» эмиграция вынудила совершить дауншифтинг. Серебряков же вращался в светских кругах. Много работал для семьи Ротшильдов в их замке Лафит и парижском особняке — Отеле Мариньи. На выставке, в частности, можно увидеть изображение бельевой комнаты. Сегодня эти изящные рисунки пробуждают и вуайеристский интерес, позволяя заглянуть в роскошное «закулисье». Особенно забавно увидеть белье, сушащееся на веревках у камина, над которым, на полке, стоят картины.
Среди других акварелей — пышно украшенный кабинет особняка Бестеги, замок Лафит-Ротшильд, кабинет Робера де Балкани, выходящий окнами на Вандомскую площадь... Порой художника просили запечатлеть «старорежимную» обстановку перед кардинальной переделкой. Изобразил он и «Бал века», устроенный Бестеги в 1951-м в недавно приобретенном палаццо в Венеции. Фрески Тьеполо, костюмы Пьера Кардена и Кристиана Диора. Среди гостей — Сальвадор Дали и Орсон Уэллс. После вечеринки, обошедшейся в рекордную сумму, владелец выставил палаццо на продажу.
Казалось бы: зачем приглашать художника, неужели не справился бы фотограф? Тот же «Бал века» задокументировали такие мастера, как Сесил Битон и Робер Дуано. Однако у состоятельных клиентов — свои причуды. Владелица галереи «Наши художники» Наталия Курникова объяснила:
— Безусловно, они могли заказать фотосессию или даже фильм. Но ценили его акварели как произведения искусства, настоящие артефакты. И удивлялись мастерству Серебрякова. Когда пишешь маслом, всегда есть возможность подправить. Если работаешь акварелью, переделки невозможны. Александр Борисович тратил много времени на каждый интерьер, писал десятки эскизов не только композиций, но и отдельных предметов. Он не просто воспроизводил обстановку, а вкладывал в рисунки душу. Любовался произведениями искусства, которые наполняли особняки и замки, хорошо их знал, ценил. Серебряков работал в невероятных исторических местах, таких, как замки Луары. Например, в шато Ане, образце французского Ренессанса, его самая знаменитая владелица — Диана де Пуатье. Мастеру повезло работать, постоянно соприкасаясь с великим искусством Франции. Конечно, жизнь эмигранта была полна трудностей, но, думаю, Александр Серебряков считал себя счастливым художником.
