В Лувре показывают творения Леонардо да Винчи: экспозиция приурочена к пятисотлетию смерти титана Возрождения. На юбилейной тризне родителя всенародно любимая дочка «Джоконда» присутствует лишь виртуальным поздравлением. Хотя живет в одном доме.
Сколько ни говорят главные кураторы всего мира о том, что мода на мегаломанские проекты прошла, успехи последних ретроспектив Брейгеля или Дюрера, где к собранию одного музея прибавляется с миру по нитке всякое-разное, доказывают: традиция академической монографии никуда не денется. Увидеть почти всего знакового художника с его окружением и творческой родней в одном месте и за час — безумно удобно, рассказывая после своей родне: «Я там тоже был».
Лувр — пример особый. Тут была и есть «Джоконда». Клинический случай мегаломании, когда авторы, работавшие над проектом больше десяти лет и обнаружившие в наследии Леонардо открытия, интересные только им, хранители отделов живописи и графики музея Венсан Дельёвен и Луи Франк называют в интервью себя «мужем» и «любовником» Джоконды. Эти Пигмалионы, разумеется, союз с Галатеей ни с кем не разделят, поэтому «Мона Лиза» (требующая реставрации) осталась на прежнем месте, в зале Государств Большой Галереи. Зато на самой выставке новоиспеченные Хиггинсы предлагают компьютерное путешествие внутрь картины вплоть до осмотра пейзажа за спиной героини. Хорошо, что не дошло до аттракциона за платную улыбку.
Главное, подобные ухищрения совершенно не нужны. В Лувр пойдут и так, слово «Леонардо» действует безотказно. Ну, увидит турист вместо «Моны Лизы» виртуальную «Джоконду», так потом вернется в постоянную экспозицию, встретится с той, за тройным стеклом, и испытает разочарование. Зато на временной юбилейной выставке собраны не только остальные луврские картины Леонардо, но и живопись, а прежде всего графика из разных музеев мира. Россия пожертвовала нежнейшую эрмитажную «Мадонну Бенуа», где плотская Богоматерь играет цветком с пухлым Спасителем, а Пушкинский музей отдал ученика мэтра Больтраффио. Надо сказать, кураторы Лувра пытались передать творческую атмосферу да Винчи, поэтому в экспозиции есть и придуманные вещи из мастерской, и работы учеников, и копии скульптур учителей вроде Верроккьо с подлинными эскизами к ним Леонардо.
С выдачей произведений из иноземных собраний возникла проблема — прежде всего с Италией, где, собственно, появился на свет незаконнорожденный сын нотариуса из Винчи. Но искусство преодолело политику, и из венецианской Академии прибыл «Витрувианский человек» (он же — «Золотое сечение»), модель идеальных пропорций человеческого тела.
Короче, при нашей жизни такого полного собрания Леонардо в одном месте и в одно время больше не покажут. А «Джоконду», у которой трещина пошла через всю голову, в Россию, как в 74-м, не привезут. Через шесть лет после этого «явления» в СССР мэтр московского концептуализма, циник и юрод Илья Кабаков нарисовал картину «Запись на «Джоконду» — в коммунальном коридоре можно получить карточку, чтобы посмотреть на святое.
Но в советском сознании партийный подход к Леонардо возник еще раньше. Мало кто помнит судьбоносную повесть Ильи Эренбурга «Оттепель», давшую название целому направлению в советской истории. Это 1954 год. Молодой художник желает напоить чаем гриппозного инженера, а тот спрашивает: «Расскажите лучше, почему у Леонардо да Винчи вышла неудача с красками... В самих красках дело, или он их неправильно замешивал?» И потом еще, засыпая: «А вам нравится живопись Леонардо?» Ответ более чем красноречив: «...Трудно судить».
Лувр рассудит, когда нынешний постсоветский турист купит билет — исключительно через интернет. Поскольку обычные билеты уже распроданы, а очередь все равно стоит.
[gallery-1]
