В парижской Опере Бастилии прошла премьера оперы Жоржа Бизе «Кармен». Заглавную партию исполнила меццо-сопрано, солистка Московского академического театра К.С. Станиславского и В.И. Немировича-Данченко Ксения Дудникова. С известной певицей пообщался корреспондент «Культуры».
культура: Вы успешно выступали на многих мировых площадках. Настала очередь главной парижской сцены. Как проходит крещение Бастилией?
Дудникова: После Ольги Бородиной я вторая из русских меццо-сопрано, кто осмелился исполнить эту роль в Париже. Выступать на родине «Кармен» — гиперответственно. С ума можно сойти.
культура: «Опера Бизе — шедевр, — писал Чайковский, — одна из тех немногих вещей, которым суждено отразить в себе в сильнейшей степени музыкальные стремления целой эпохи. Лет через десять «Кармен» будет самой популярной оперой в мире». Петр Ильич не ошибся в своем прогнозе. Чем Вы объясняете исключительную популярность «Кармен» на протяжении полутора веков?
Дудникова: Ее история понятна всем и каждому в любую эпоху в любой стране. Кармен — персонаж очень харизматический. Она способствовала популяризации оперы во всем мире. Кстати, сначала в России ее исполняли на русском, а потом переучивали на французском. Но совсем не важно, на каком языке поют «Кармен».
культура: Каталонский режиссер Каликсто Биейто имеет репутацию авангардиста и хулигана. Подтвердил ли он это своей постановкой?
Дудникова: Спектакль живет своей жизнью и постоянно претерпевает изменения. Изначально в нем были какие-то хулиганские выходки, но потом они «нивелировались». Больше всего бросается в глаза эпизод перед третьим действием. На сцену выходит молодой человек, раздевается догола, ходит, похлопывает себя по бедрам и трясет гениталиями. Все выглядит довольно странно. Зритель смеется, а я сама долго пыталась понять, зачем это нужно. Наконец поняла. Он солдат, который мечтает стать тореадором. Его похлопывание по бедрам — это как бы вызов быка на дуэль. Но мне по-прежнему неясно, зачем он обнажается. В чем посыл.
культура: В чем особенность Вашей героини?
Дудникова: Для меня это не первая версия «Кармен». Я бы не сказала, что на сей раз моя героиня кардинально отличается. Однако если Александр Борисович Титель (главный режиссер оперной труппы Московского академического музыкального театра им. Станиславского и Немировича-Данченко. — «Культура») просил, чтобы в Кармен было меньше брутальности и больше женственности, то в Париже в ее характере больше жесткости. Нужно учитывать, что говорят постановщики. Но при этом я стараюсь их воспитывать. Артисту надо доверять. У меня свое видение этого персонажа. Мне кажется, образ Кармен опасен множеством клише — красная помада, черные локоны, стрелки Нефертити, руки в боки и так далее. Мне хотелось показать Кармен не как фам фаталь, а как обыкновенную женщину, какую можно встретить на улице. В жизни я скромная и зажатая, не имею ничего общего со своей героиней.
культура: Любую роль можно поставить с ног на голову. В современных спектаклях Дон Жуан был импотентом. Онегина и Ленского связывали нетрадиционные сексуальные отношения. Почему бы Кармен не изобразить девственницей или оголтелой феминисткой?
Дудникова: Я, слава Богу, с такими постановками дела не имела. Хотя есть спектакль австралийского режиссера Барри Коски, где Кармен появляется то в костюме обезьяны, то тореадора. Это выглядит дерзко. Может случиться, что однажды ее роль сыграет мужчина.
культура: В одном из интервью Вы вспоминали, как осваивали эротические сцены в постановке «Кармен» в Екатеринбургском оперном театре. Трудная задача?
Дудникова: Это был колоссальный вызов. Впервые находилась в таком, так сказать, тесном «контакте» с партнером. Поначалу было очень тяжело, но потом мне стало все равно. Потому что в спектакле мое тело принадлежит не мне, а зрителю. Но несмотря на все страстные объятия и поцелуи, ничего «личного» между певцами не происходит. Это эротика, а не вульгарная страсть.
культура: Одновременно с Вашей «Кармен» в парижской Опере-Гарнье сейчас идет спектакль Дмитрия Чернякова «Иоланта/Щелкунчик». Почему сегодня, как никогда, российские артисты так востребованы?
Дудникова: В этом нет ничего удивительного — у нас очень сильная школа. Например, на Зальцбургских фестивалях так много наших опер, дирижеров и исполнителей, что можно смело называть их «русскими сезонами».
культура: Как случилось, что в европейских театрах несравненно больше выходцев из провинции, чем из Москвы или Петербурга? Вы сами из Ейска, что в Краснодарском крае. Опера Бастилия привлекла к «Силе судьбы» Елену Стихину из города Лесного в Свердловской области, Ваш коллега по театру Дмитрий Ульянов, поющий в «Леди Макбет Мценского уезда», — из Челябинска, Михаил Тимошенко, занятый в «Дон Карлосе», из уральского села Камейкино....
Дудникова: Сама я уже 15 лет живу в столице и вижу, что у москвичей изначально слишком шикарные условия. Они избалованы, им часто не к чему стремиться. Нет стимула, чтобы расти, двигаться вперед. Напротив, ребята из глубинки пробивные — им надо всего добиваться. У меня не было возможности ездить на конкурсы, но зато я могла расти в своей стране.
культура: Как меняется опера в последние годы?
Дудникова: Раньше она воспринималась как исключительно эстетское искусство, а сейчас происходит демократизация, опера переживает подъем. Приходит новая публика. В этом есть заслуга и наших соотечественников. Например, Анна Нетребко стала настолько «всенародно любимой», что привлекла новую аудиторию.
культура: Вам ближе сильные личности типа Марфы в «Хованщине», Любаши в «Царской невесте» или Амнерис в «Аиде»?
Дудникова: Марфу невозможно спеть, если полностью не погрузиться в образ. У меня в сцене гадания было ощущение какой-то неведомой силы. После я оказалась вся в крови, так как не заметила, что ведром изрезала себе руки. Я не призываю всех артистов так работать. Но сама живу на сцене без оглядки, неистово, «пою до крови». Банально говорить о «широте русской души», но западные исполнители выступают более «по-светски» — меньше движений, себя берегут. У нас же все на разрыв аорты. Аккуратненько выйти на сцену и что-то изобразить — не для нас. Русские артисты — маленькие вулканы. Чтобы не угаснуть, нужно все время искать вдохновение.
культура: «В ней есть порода, в ней есть «крупность» большой кошки, пантеры, и столько силы, желания и свободы, — говорил о Вас Александр Титель. — До такой степени, что она выходит за границы, ни с чем не считается. Но в ней есть и пластичность, нежность, даже робость. Эта кошка умеет ластиться». Узнаете себя в портрете?
Дудникова: В чем-то он прав. Но я бы не сказала, что я такая уж «крупная личность». Пока этого не заслужила. Мне свойственно быть мягкой и лояльной, избегать конфликтов. Наверное, сравнение с кошкой справедливо. Даже когда сильно хочется, не показываю коготки. Стараюсь сдерживаться.
культура: Вы впервые на парижской сцене в незнакомом коллективе. Бывает, что чувствуете себя неуютно?
Дудникова: Такая проблема у меня возникает редко — я человек коммуникабельный. Но меня поразило, какие изнеженные люди здесь работают. Все озабочены тем, чтобы, не дай Бог, не перетрудиться. Если видят, что я хоть чуть-чуть устала, сразу предлагают передохнуть, выпить кофе или водички. Да, мы искреннее, откровеннее, но грубее. Французы веселые, у них очень легкое отношение к жизни. Нам этого не хватает. Мы склонны все утяжелять, драматизировать. При этом Москва — мой дом, и я ее страшно люблю.
культура: «Стасик» остается альма-матер?
Дудникова: Наши отношения с Тителем со временем меняются. Он из меня сделал артистку, раскачал — этого не отнимешь. Правда, я не всегда согласна с его методами работы. Некоторые легкоранимые артисты не способны выдержать такого прессинга. Все зависит, насколько у тебя вынослив голос, насколько гибкая психика, держишь ли себя в форме, какие кульбиты можешь выполнять на сцене и петь при этом ровно.
культура: Вы выступаете и в Большом. Нет ли соблазна перейти в главный театр страны?
Дудникова: Когда приехала в Москву, то устроилась в хор Театре Станиславского, где проработала несколько лет. Я в нем выросла, он вся моя жизнь. Я очень благодарна Большому. Там часто говорят: «У нас постоянные интриги, а у вас в театре, наверное, счастье». На это отвечаю: «У вас просто санаторий. Чем меньше театр, тем больше всяких междусобойчиков». Не знаю, как дальше сложится судьба. Если для меня будет лучше перейти в Большой или в Мариинку, почему бы и нет?
культура: Вы человек амбициозный. Пытаетесь прыгнуть выше головы?
Дудникова: С амбициями у меня все в порядке. Я не стремлюсь быть лучшей. Быстрее, выше, сильнее — это не искусство, а спорт. Поэтому я и в конкурсах никогда не участвовала, не видела смысла. Занимаюсь своим делом, потому что не могу без него жить. Не имеет значения, получу ли я какие-то регалии, или нет. Самое важное — признание публики. Знаю многих артистов, достигших самых больших высот, которые жутко одиноки. А я хочу оставаться с народом.
культура: Редко говорят о роли агента в успехе певца. Нужна раскрутка таланта, чтобы он не пропал втуне?
Дудникова: У меня фантастический агент, американец Алан Грин, он относится ко мне по-отечески. Его роль в моей жизни неоценима. Он помогал мне, когда я ездила по разным странам и прослушиваниям. Тогда у меня не было денег даже на дорогу. Его протекция очень важна, но агент не выйдет за тебя на сцену.
культура: Помимо агента у Вас есть еще и талисман?
Дудникова: Да, моя девятилетняя дочь Ева. По-настоящему моя карьера началась с ее рождением. Голос окреп, верхние ноты встали куда надо. Ребенок полностью поменял мою жизнь. Все наладилось. Появилась работа, какие-то предложения. У нее самой хороший голос. Но она мне заявила, что никогда не будет петь. «Потому что не буду петь так, как ты», — сказала она.
культура: Не так давно Вас называли восходящей звездой. А сегодня она взошла? Достигли зенита?
Дудникова: Я еще молодая. Мне 34, а меццо-сопрано расцветают только к сорока. Мне кажется, что я в начале пути, сделала только пару шагов. Очень хочу спеть Шарлотту в « Вертере», Далилу в «Самсоне и Далиле», принцессу Эболи в «Дон Карлосе». У нас в России многие певцы живут как загнанные лошади и считают, что надо непременно реализоваться до 30 лет. Зачем спешить? «Гормональное наполнение голоса приходит только после сорока», — сказала мне одна меццо-сопрано из Большого. У каждого свой путь. Кто-то в 25 лет звезда и получил все свои «маски». У другого карьера идет в ином режиме. Если хорошая школа, если держать голос в форме, то можно петь девочек хоть до 50 лет. Так или иначе, опера молодеет, и это хорошо. Должна быть художественная правда.
культура: При таком графике ощущаете пресыщение сценой?
Дудникова: Я окончила музыкальную школу по классу фортепиано, но всегда хотела только петь. И это по-прежнему единственное, что мне никогда не надоедает. Даже если больна или плохо себя чувствую. В плане репертуара я всеядна. Слушаю разную музыку — и джаз, и соул, и, как это ни смешно, попсу.
культура: Наверное, Ваша жизнь не укладывается только в оперные рамки?
Дудникова: У меня два увлечения. Первое — танцы, в том числе и латиноамериканские. Второе — работать со старой мебелью: реставрировать, плотничать, создавать что-то новое.
Фото на анонсе: Евгения Новоженина/РИА Новости
