50 лет назад вышел двухсерийный фильм режиссера Саввы Кулиша «Мертвый сезон» с Донатасом Банионисом в роли советского разведчика Константина Ладейникова. Этот фильм о людях загадочной профессии — больше, чем жанровая удача, откровеннее, нежели приближенная, насколько это было возможно, к реальности хроника работы бойцов невидимого фронта. Пересматривая «Мертвый сезон», сегодня диву даешься, насколько игровой кинематограф способен аккумулировать до поры не проявленные социокультурные и даже геополитические сдвиги.
Для начала необходимо отметить следующее: картина удостоилась главного приза весьма престижного в ту пору Всесоюзного кинофестиваля, а потом с регулярностью демонстрировалась по Центральному телевидению, но никаких премий от поощрявшего героико-патриотическую тематику государства не получила. Советская власть не выдавала значительных премий там, где выдающееся художественное свершение было не вполне очевидным — предварительная экспертиза работала надежно. На форумах в Сети зрители закономерно сравнивают «Мертвый сезон» с «Семнадцатью мгновениями...», выделяя при этом картину Лиозновой лишь «за небольшим преимуществом». Это, конечно, неверная постановка вопроса: по режиссуре и общему художественному уровню, а не только лишь по метражу, вещи попросту несопоставимы. Савва Яковлевич Кулиш, и это показала его дальнейшая карьера, не был выдающимся режиссером-постановщиком. На «Мертвом сезоне» слишком многое сошлось, однако в сугубо постановочном плане это не шедевр. При этом, повторимся, картина смотрится полвека спустя на одном дыхании, то и дело провоцируя на удивление в связи с недвусмысленными проговорками.
Для начала отметим заказной характер картины. Еще до войны прославившийся постановкой «Детей капитана Гранта» и «Острова сокровищ» Владимир Вайншток пишет под псевдонимом «В. Владимиров» сценарий «Мертвого сезона», опираясь на материалы, предоставленные Комитетом госбезопасности. Помогает Вайнштоку ленинградский журналист Александр Шлепянов, консультирует знаменитый советский разведчик Конон Молодый, в титрах обозначенный псевдонимом «полковник К. Т. Панфилов». На рубеже 50–60-х годов Конон Молодый под именем Гордона Лонсдейла (он также использовал фамилию Стенсфилд) работал в Англии, торговал игровыми автоматами и был весьма успешным предпринимателем: заработал немало денег для советской разведки (в фильме фамилии Лонсдейл и Стенсфилд весьма прозрачно трансформировались в пару Лонсфилд — Стендайл, а место торговых автоматов в бизнесе главного героя заняли музыкальные). Объектом его профессиональных интересов в Англии была группа немецких ученых, когда-то верой и правдой служивших Гитлеру, занимавшихся разработкой военной продукции. В 1961 году Молодый был арестован и приговорен к 25 годам заключения, но отсидел лишь три года — в 1964-м был обменян на английского разведчика Гревилла Винна, связного Олега Пеньковского.
Таким образом, ленинградским кинематографистам предложили реальную схему, которую необходимо было, что называется, разыграть в лицах, совместив мемориальную задачу с политико-воспитательной и развлекательной. Возьмем на себя смелость сказать, что сугубо развлекательную, скорее, провалили. Тревожная повседневность интегрированного в чужой Большой Город разведчика и, если угодно, сновидческий характер будней, столь блестяще реализованные не только у Лиозновой, но и, допустим, в картине Владимира Басова «Щит и меч», Вайнштоку со Шлепяновым не удались. Мало виртуозно придуманной фактуры, мало ловко сцепленных и одновременно интригующих мелочей, которые горазд был выдумывать Юлиан Семенов. Хорошо показано в «Мертвом сезоне» недоумение местной полиции относительно того, кто же в реальности подобрался к бывшему нацисту Рихарду Хассу, он же профессор Борн (Владимир Эренберг): советский или все-таки западногерманский разведчик. Шеф полиции Даргейта Смит (Антс Эскола) и американский разведчик Дрейтон (Эйнари Коппель), устроив провокацию с похищением дневника коллеги Хасса-Борна профессора О’Рейли (Юри Ярвет), идут по ложному следу, что на короткое время создает фабульное напряжение, но этого недостаточно.
Актриса Светлана Коркошко, сыгравшая роль совладелицы частного ресторана по имени Элис, рассказывала, что линия любовных отношений ее героини с персонажем Баниониса была вполне основательна: «Увы, по цензурным соображениям — не может русский разведчик любить иностранку! — эпизод оказался спрессованным до нескольких мгновений». Возможно, и некоторые другие «повседневные» линии были вычищены. Так или иначе, в итоговом варианте на уровне фабулы доминируют тяжеловесные и совершенно неубедительные мотивировки. Чего стоит хотя бы ключевая линия: Хасс, а ныне Борн, изобретает некое психохимическое оружие массового поражения, газ RH (Эр-Эйч), который в малых дозах стимулирует интеллектуальный потенциал человека, а в дозах больших — превращает в идиота. «Люди работающие не будут иметь памяти и станут беспрерывно радоваться!» — с энтузиазмом излагает свою доктрину враг человечества Хасс, где актуализируется объект типовых претензий советских идеологов к западному обществу массового потребления.
«Веселящий газ» — придумка, навеянная авторам фильма какой-то совсем доисторической научной фантастикой. Эта архаика вступает в вопиющее противоречие с невероятно продуктивной манерой оператора фильма Александра Чечулина — снимать, наперекор сюжету, мир как сон, с еще более удивительным умением Донатаса Баниониса — обозначать тысячу разных чувств и состояний, фактически ничего не играя. Банионис единолично достраивает тот внутренний мир своего героя, который не прописали сценаристы. Его явно не героическая внешность в комплекте с эмоциональной сдержанностью дают идеальный образ закрытого на все замки разведчика. Этот человек — образец самоконтроля, и в этом смысле «Мертвый сезон» — безусловное открытие. Ведь прежний идеальный советский герой должен был едва ли не сжечь и врагов, и соратников, и зрителей на своей внутренней горелке. Однако Ладейников — видно же — внутренне наполнен, а при этом настолько аккуратен в плане внешних проявлений, что идеально вписывается в западную среду. В этом смысле его хорошо оттеняет Ролан Быков в роли эмоционально избыточного артиста ТЮЗа Савушкина, бывшего узника концлагеря, который призван опознать военного преступника.
Здесь приходит время поговорить о главном. «Мертвый сезон», где по сюжету «наши» решительно оппонируют «западоидам», на деле ярко и властно сигнализирует о явно оформившемся влечении тогдашних советских элит к западного толка комфорту и аккуратизму, к цивилизованному быту, к доминированию «грамотных» над «простаками». Стилизованная под Британию советская Эстония снята по-настоящему любовно: как образец, как земля обетованная. До этого в нашем кино западные страны давали либо совсем уже зачумленными территориями, либо с очевидными метками «не подходи, убьет». А вот эта страна, похоже, не убьет. Не случайно ведь, что развал СССР начнется с манифестов о независимости, которыми прибалты засыплют Москву. А в Москве-то никто ни спорить, ни возражать не собирался: за два десятка лет до перестройки, в зашифрованном «Мертвом сезоне», уже материализована идея «вхождения в Западную цивилизацию на равных».
Резко бросается в глаза еще и то, что после решающей победной схватки с Хассом и Гребаном (Маури Раус), едва вручив заветную папку с разоблачающими западного противника документами Савушкину и отправив того в бегство, Ладейников, пошатываясь, выходит вон, даже не попытавшись покарать злодея Хасса. Эту миссию вынуждена осуществлять ничего не понимающая в происходящем, однако сильно пострадавшая при этом секретарша профессора О’ Рейли Кэтрин (Анда Зайце). Испуганная девушка стреляет в Хасса, предельно эротично, по советским стандартам, сверкая голыми коленками. Эта бессознательная проговорка сюжета не случайна: на деле Хасс никому уже не интересен, документы про химоружие будут использованы разве что для пропагандистской борьбы и сопутствующего торга, зато «интересности» массовой культуры, вроде эффектно задравшей красивые ножки дамы с опасным пистолетом наперевес, актуализированы здесь в качестве ценностей вплотную подступающего и по-своему тоже предельно интересного времени. Что говорить, сегодня практически вся приключенческая российская кинопродукция оперирует образом сексапильной красотки с пистолетом в кобуре или в сумочке. Она всегда отправляется в смертельное пекло на каблуках и в тщательно наложенном макияже — не ленится.
Две знаменитые финальные сцены «Мертвого сезона» вошли в анналы и в народную память. Обмен Ладейникова на полковника Никольса (Лаймонас Норейка) — это, конечно, ритуальное действо. Западные спецслужбы запугивали нашего разведчика тем, что по прибытии в СССР его отправят на «сибирские соляные копи», намекая на жесткую практику сталинских времен. Но вместо этого Ладейникова тискают в объятиях боевые товарищи. Посыл очевиден: Советский Союз уже не тот, диалог назрел, станем поэтому меняться чем только возможно, от пленников до товаров и культурных ценностей. Что-то, однако, пошло не так.
Наконец, самый финал картины: в аэропорту Ладейников пробирается через толпу, восторженно встречающую советских спортсменов-победителей. Его, солдата невидимого фронта, не узнают. Честно говоря, никакого художественного взрыва в этом месте не случается: к сожалению, суть подвига из фильма не вычитывается. К примеру, подвиг тех людей, которые передавали в СССР западные ядерные секреты и тем самым на десятилетия обеспечили нам военный паритет с Западом, очевиден. А вот про историю с «веселящим газом» даже самому внимательному зрителю картины — ничего не понятно. Находящемуся в плену Ладейникову тамошние спецслужбы предлагают сотрудничество в обмен на «комфорт, хорошее вино, женщин и обеспеченное будущее». «Я уже все для себя выбрал. Давно», — сдержанно, но недвусмысленно парирует разведчик, актуализируя формулу Маяковского: «У советских собственная гордость». Сам принцип такой антибуржуазной аскезы понятен.
«Есть только элита, живущая в Новом Эдеме: мыслители, поэты, ученые... От человека-золотаря не может родиться математик», — проповедует тем временем нацистский преступник доктор Хасс в пику аскетам-совкам. Почему же тогда Ладейников со всеми своими убеждениями собственноручно не уничтожил Хасса?! Ведь искусство есть способ эффективной символизации важнейших идеологем, и мне почему-то досадно, что высокомерного негодяя-расиста пристрелила английская девчонка с голыми коленками.
