6 декабря классику советского кино Владимиру Наумову исполнилось 90 лет. Накануне юбилея президент Национальной Академии кинематографических искусств и наук России, режиссер фильмов «Бег», «Тегеран‑43» поделился с «Культурой» воспоминаниями о съемках легендарных лент, рассказал о мистических совпадениях и значении Пушкина.
культура: Вы сняли одну из самых пронзительных лент о судьбе белой эмиграции «Бег». Насколько сегодня актуальны советские фильмы о Гражданской войне?
Наумов: Увы, в высокой степени. Любая война — это ужас, особенно братоубийственная. Мой отец служил у красных, его брат был белым офицером, эмигрировавшим с остатками армии Врангеля. В доме под страхом смерти запрещалось произносить его имя, но ребенком я подслушал разговор родственников. Во время съемок «Бега» долго бродил по Севастополю, искал улицу, откуда дядя навсегда уехал из России. Позже, когда я прилетел в Америку представлять свою картину, ко мне подошел один из приветствующих делегацию, весьма интеллигентного вида человек, и сказал, что хотел бы сделать презент. Я заявил, что не беру подарков, тем более от незнакомцев. «А этот вы примете!» — ответил он и достал из кармана фото, на котором мой отец запечатлен вместе с братом. Так символически воссоединилась моя семья, и Михаил Афанасьевич сыграл в этом не последнюю роль.
культура: Какой Вам видится личность Булгакова?
Наумов: Будучи гениальным писателем, он смотрел на этот мир не так, как мы с Вами или большинство людей. Творчество Булгакова я называю — «эпидермический реализм». Он смотрел на человека как бы рентгеновским глазом, сквозь поверхность кожи, — видел, как по сосудам течет его кровь. И каждый организм у него особый.
культура: Тяжело в советское время было работать над картиной, где герои Белого движения показаны не как законченные злодеи, а как люди со своими плюсами и минусами?
Наумов: Поначалу нам даже запретили снимать, сказали: вы с ума сошли, это же белогвардейский роман, а Чарнота у вас вообще положительный персонаж. Да какой же он положительный? Великолепный артист Михаил Ульянов нащупал внутри персонажа натуру прототипа — коннозаводчика и забулдыги, жившего на юге России. Булгаков сделал его казачьим атаманом, трагическим персонажем. Таким же неоднозначным, как герой Красной армии Фрунзе, появившийся в фильме неспроста.
культура: Вас заставили это сделать?
Наумов: Нас с Аловым нельзя было заставить. «Скверный анекдот» по рассказу Достоевского пролежал на полке 21 год, но мы так и не сделали то, чего от нас добивались. Фрунзе есть у Булгакова в оперном либретто «Черное море». Мы с Аловым взяли его оттуда и внедрили в «Бег». На мой взгляд, получилось весьма удачно.
культура: На этом ваше соавторство с драматургом не закончилось?
Наумов: Нет, еще была история с офицерами, решившимися покончить жизнь самоубийством. Полк распущен, юнкера срывают погоны. Герой Олега Ефремова говорит: «Я, кадровый офицер, вынесший войну с германцами, на свою совесть беру все… Вас посылаю домой. Трубач, отбой!» К зданию севастопольского штаба подъезжает похоронная карета — катафалк с белым гробом, офицеры бросают жребий, кому стреляться первым… Один, струсив, убегает, а юнкер, молодой мальчишка-трубач, в него стреляет. Этого Михаил Афанасьевич не писал, мы с Аловым досочинили. Мы делали все, чтобы показать, что человек неоднозначен, в нем многое заложено Богом: каждый способен и убить, и может спасти ближнего, но сам должен себя сформировать. Мы создавали каждого персонажа фильма, согласовывая нашу работу с Еленой Сергеевной, вдовой Булгакова. Перед тем как снимать сцену самоубийства, дали ей почитать сценарий и посмотреть отснятый материал. Она нам сказала: «Хорошо, я поговорю с Михаилом Афанасьевичем». С ее слов, Булгаков посмотрел этот эпизод, одобрил сцену и даже удивился, что не он это придумал. Более того, Булгаков помог нам, подсказал очень интересное решение этого фрагмента. По словам Елены Сергеевны, он сказал, пусть гробовщик возьмет в зубы перчатку, стянет ее с руки и, проведя по лицу героя Глузского, скажет: «Ваше благородие, они не бритые, живым бы побриться, а то потом трудно будет». Это был чистой воды Булгаков. Кто-то скажет: бред, мистика. А я абсолютно уверен, что Елена Сергеевна действительно встречалась с покойным писателем по ночам. И у меня был случай, когда она приходила ко мне после своей смерти. Конечно, само собой, дело было во сне.
культура: Самого противоречивого героя — генерала Хлудова, чьим прототипом был начальник Крымского корпуса Яков Слащёв, — сыграл никому не известный актер Владислав Дворжецкий. Было ли у них что-то общее?
Наумов: Мне показали фотографии Слащёва, только когда «Бег» уже прошел по всему миру, а я получил известность. Ничего общего с Дворжецким — у Слащёва круглое деревенское лицо и не было этих страшных глаз. Но, знаете, Владислав поразительно умел молчать, и на такого умеющего молчать актера зрителю интересно смотреть. Когда нам привезли его фотографию, он в то время был выпускником медучилища, играл в Омском театре на выходах, типаж нас заинтересовал. Мы решили, что его нужно посмотреть, хотя играть Дворжецкому в нашем фильме на тот момент было нечего. Он приехал в Москву, поселился в мосфильмовской гостинице. Подойдя ко мне, спросил: «Можно я буду смотреть, как вы репетируете?» Я ответил: «Пожалуйста, смотрите». И вот в этом же кабинете «Мосфильма», где мы беседуем, указал на кресло и сказал: «Садись сюда и молчи». Мы репетировали очень трудную сцену визита приват-доцента Голубкова в публичный дом за Серафимой Корзухиной, где должно было состояться ее свидание со сладострастным греком. Неожиданно повернувшись, я взглянул на Дворжецкого — он сидел, не шелохнувшись, и просто смотрел. Но делал это так, что от него невозможно было оторвать взгляд. Тогда я сказал Алову: Дворжецкий — наш человек, пускай не актер, но у него такая фактура, он сможет сделать все, что написано в сценарии, а если нет — мы поможем. Сначала решили пригласить Владислава на роль Тихого, начальника контрразведки Белой армии, и сказали ему, что он свободен, мы берем его без кастинга (кстати, ненавижу это слово). Он, конечно, остался очень доволен таким исходом дела, но без заискивающей улыбки, без подхалимажа перед режиссерами. Спокойно встал, сказал «спасибо, до свидания» и удалился. И уже только потом пришла мысль попробовать его на роль Хлудова.
культура: О начальнике служащие его штаба сочинили частушку: «От расстрелов валит дым, то Слащёв спасает Крым!» А вестовой, сыгранный Николаем Олялиным, говорит Хлудову: «Оголтелый зверь!.. храбер ты только женщин вешать да слесарей!» А каким Вам видится этот персонаж у Булгакова?
Наумов: Для меня в произведении Михаила Афанасьевича нет отрицательных или положительных персонажей. Хотя объективно, в то время Слащёв не был героем для большинства населения России, иначе он бы победил. Но мы с Аловым не делали его злодеем, наоборот, старались показать, как он ужасается, приказывая вешать ни в чем не повинных людей. Мы решили дать людям понять, что зверства не мешают ему до зубовного скрежета любить Россию. Ни он, ни главнокомандующий войсками Юга России, ни патриарх, сопровождающий главнокомандующего, не хотят покидать Родину.
культура: Вам известно, как погиб Слащёв?
Наумов: Его застрелили. Чарнота говорил Хлудову: «Ну так знай, Роман, что проживешь ты ровно столько, чтобы довести тебя от парохода до ближайшей стенки, и то под строжайшим караулом, чтобы по дороге не разорвали. Большую, брат, память ты по себе оставил!» Слащёв вернулся из эмиграции и, получив прощение Советской власти, стал преподавать на курсах комсостава «Выстрел». Один из слушателей, брат повешенного им солдата, выстрелил ему в спину из пистолета. Еще есть версия, что его застрелил часовой.
Роль Хлудова — Слащёва была, на мой взгляд, самой трудной в фильме. Хотя все, кто играл в этом фильме, были гениальными актерами: Дворжецкий, Баталов, Ульянов, Ефремов, Евстигнеев. Один очень хороший критик, написавший про «Бег», ни слова не сказал о Людмиле Савельевой, блистательно сыгравшей труднейшую и главную женскую роль — Серафимы Корзухиной. Я до сих пор не могу его за это простить и очень сожалею, что не получилось вновь пригласить Савельеву сниматься в моих фильмах.
культура: Трудно было работать со столь великими актерами?
Наумов: Знаете, бывает по-всякому. Порой человек не слишком приятен в общении, но при этом талантливый артист или режиссер, а бывает очень достойным человек, но по-актерски — бездарен. Так что человеческие качества тут ни при чем. Вот Смоктуновский был гением, но с ним всегда было легко.
культура: Говорят, в 90-е годы Смоктуновский и Джигарханян даже согласились сняться бесплатно в Вашем фильме «Белый праздник».
Наумов: Был такой эпизод, но сейчас говорить об этом не будем. Кстати, Джигарханян — тоже гениальный артист. Про него сейчас пишут в основном в связи с несчастьем в личной жизни, он — драгоценность в масштабе страны. Для меня остается загадкой, зачем надо было поднимать вокруг непростой ситуации, связанной с ним, такой шум? И эту девочку, его жену, конечно, жалко, и его. Он болен, причем серьезно. Кроме того, это ставит под удар его коллектив.
культура: Армен Борисович создал театр из-за ответственности перед своими учениками, как он сам говорил в одной из телепередач, чтобы они не умерли с голоду. А как дела у Ваших учеников?
Наумов: Никто, слава Богу, от голода не умер. У меня очень хорошие ученики, но у нас другая система общения. Что касается финансирования, то с этим в нашем кино всегда трудно. Я, например, не могу полтора года снять фильм по Пушкину. Нет у нас денег на «Сказку о царе Салтане». При этом Пушкин для нынешнего поколения актуален как никогда. Изуродован русский язык, в России появилось огромное количество сленга, все путается. Иногда не понимаю, в какой я стране живу.
культура: Все-таки наш кинематограф оживает…
Наумов: А я никогда и не говорил, что он умер. Все идет волнами. Так что не будем отчаиваться.
культура: Если вернуться к «Бегу»: то, что сейчас происходит вокруг Крыма, — западные политики обвиняют Россию в «аннексии», — это можно назвать срезом с булгаковского романа?
Наумов: Булгаков — гениальный писатель, его творения стали для нашей страны пророческими: Крым — наш! Это исконно наша земля. Я с детства люблю эти места. Мой отец, кинооператор, снимал в Учкуевке картину «Мы из Кронштадта», а я, мальчишкой, ловил ящериц. Крым часто мне снится, и я точно знаю, чья это земля. Про захват украинской территории говорят либо дураки, на которых бессмысленно сердиться, либо совсем молодые ребята, которые ничего не понимают. Конечно, правители СССР в свое время тоже были хороши, взяли и подарили Крым Украине. Тоже мне политики.
культура: А каким должен быть настоящий государственный деятель?
Наумов: Он обязан быть правдивым, добрым и сильным, вот сейчас у нас в политике есть нормальные люди. Меня, например, нельзя назначить на роль министра обороны РФ, потому что сию минуту войска нашей страны стояли бы в Португалии, и я ни о чем бы не стал разговаривать с руководством западных стран.
культура: И при этом вам с Аловым удалось снять «Тегеран – 43», картину о работе разведки СССР времен Великой Отечественной войны.
Наумов: Это особый разговор. Одно могу сказать, на нее было затрачено не меньше нервов и сил, чем на фильм «Бег». Там были жуткие свары и склоки.
культура: Неужели киноначальство, как с «Бегом», хотело Вас потопить?
Наумов: Тогда это было трудно, у меня был консультант фильма — заместитель председателя КГБ СССР Виктор Чебриков. Человек влиятельный, позже возглавивший КГБ.
культура: Он и его коллеги любили Вас как создателя известных фильмов, которые им нравились?
Наумов: Думаю, пока Чебриков не стал нашим консультантом, они не знали о моем существовании. Виктор Михайлович приходил ко мне домой. Он был замечательным мужиком, открыл нам с Аловым многие тайны, ведь картина «Тегеран‑43» очень непростая… Но о ней нужно разговаривать отдельно.
Фото на анонсе: Александр Саверкин/ТАСС
