Субъективно-оценочное начало в эмоциональной речи определяет собой все стороны ее интонационной организации. Понятие эмоциональной, эмоционально-окрашенной речи, речи эмоционального типа, однако, не вполне терминологически удобно, поскольку допускает более или менее расширительные толкования. Элементы эмоциональности есть и в логической речи, и в разговорной речи, и т. д.
Вопрос о степени эмоциональности в связи с этим может получать относительно произвольную трактовку. В то же время одной из основных форм проявления эмоциональности является экспрессивная интонация, обладающая уже относительно объективными признаками, то есть определенным типом интенсивности, темпа, мелодики, тембра и т. д. Поэтому мы в дальнейшем, может быть и несколько упрощая вопрос, будем говорить об экспрессивной речи, поскольку ее признаки могут быть уловлены с большей отчетливостью.
В основе экспрессивной речи лежит смысловая самостоятельность интонации. Она определяется субъективнооценочным отношением говорящего к предмету речи. Другими словами, за экспрессивной интонацией мы ощущаем ее носителя. С одной стороны, экспрессивность интонации проявляется в конкретных свойствах речи, о чем мы выше уже говорили: увеличивается длительность произнесения звуков и слов, меняется соотношение высоких и низких тонов, их контрастность, резко усиливается количество пауз и их качество (синтаксическая немотивированность). Слово приобретает интонационную самостоятельность, и звуковой его состав получает особую ощутимость — эмфатичность, имеющую, так сказать, конструктивное значение. Понятно, что в живой речевой практике речь экспрессивного типа дает самые различные градации, выступает во взаимодействии с речью иного, не экспрессивного типа, и т. д.
Мы здесь говорим о наиболее отчетливых ее формах, о предельно ясном ее выражении, в свете которого мы можем ориентироваться в разнообразных оттенках ее практического осуществления в жизни* Практически эта экспрессивность речи может проявляться в бесконечно многообразных направлениях, в зависимости от качества ее эмоционального содержания. Но во всех этих случаях за ней с той или иной степенью отчетливости будет возникать конкретный носитель данной экспрессивной интонации, субъект речи, угол зрения которого на то, о чем он говорит, определяет смысловую самостоятельность этой интонации.
Чувства гнева, негодования, презрения, радости, сочувствия, грусти и пр., и пр., определяемые и теми явлениями объективной действительности, которые призывают к жизни, и данным субъективным отношением к этой действительности, будут иметь каждый раз совершенно различное и неповторимое выражение, восходящее тем не менее к единому источнику — к экспрессивной речи. Особое значение этот тип речи имеет для художественной литературы, язык которой необходимо связан с характерами, в ней изображаемыми.
Наиболее очевидно это в драматургии, где перед нами и выступают только характеры, обнаруживающие себя в языке. В прозе перед нами, наряду с эпически обрисованными ха актерами, требующими, как и в драматургии, индивидуальной речевой характеристики, всегда проступает и образ повествователя (иногда более, иногда менее ощутимый), проявляющий себя в индивидуально-окрашенной, так называемой авторской речи. В лиро-эпическом жанре налицо также и эпически обрисованные характеры и повествователь — лирический герой. Наконец, в лирике нет развернутого характера, но есть с исключительной остротой показанное его индивидуальное состояние — конкретное переживание, требующее соответствующих форм экспрессивной речи.
Когда мы читаем в «Мертвых душах» Гоголя; «В дорогу! в дорогу! прочь набежавшая на чело морщина и строгий сумрак лица!», то видим здесь характерные черты экспрессивной интонации: интонационную самостоятельность слова, паузы, ощутимый звуковой состав слова, звуковые повторы и т. д. Но вслед за тем интонация меняется: «Разом и вдруг окунемся в жизнь, со всей ее беззвучной трескотней и бубенчиками, и посмотрим, что делает Чичиков. Чичиков проснулся, потянул руки и ноги и почувствовал, что выспался хорошо. Полежав минуты две на спине, он щелкнул рукою и вспомнил с просиявшим лицом, что у него теперь без малого четыреста душ». Многообразие повествовательных планов, характернее для прозы, сказывается в том, что экспрессивная интонация входит в повествовательную ткань лишь как одно из слагаемых и не является, так сказать, доминантой повествования, и в самом ее пересечении с интонациями иного типа, в контрастности этого пересечения, пример которого дает проза Гоголя, прозаик находит новые средства выразительности. Равным образом и в речи персонажей драматических произведений многогранность сюжетных и психологических ситуаций сказывается в эпизодичности обращения к экспрессивной форме речи.
А.И. Тимофеев. Очерки теории и истории русского стиха
