Спецкорреспондент МФАН обсудила предстоящие выборы в Чили с бизнесменом и бывшим политиком Родриго Монтеро.
В октябре 2021 года Чили состоятся президентские выборы, а 18 июля левые и правые партии наконец определились с кандидатами, за которых предстоит голосовать чилийцам.
В ходе праймериз «условную победу» одержал кандидат от левых сил Габриэль Борич с 34,19% голосов. 21,31% голосов получил умеренно правый кандидат Себастьян Сичель, который твердо отрицает свою принадлежность к правому крылу. Скромные 10% пришлись на Ясну Провосте, которая в теории представляет центристов — но на практике озвучивает те же приоритеты, что и чилийские социалисты.
О том, почему возник подобный политический перевес — и куда подевались радикальные представители правого крыла в политике Чили — специальному корреспонденту международной редакции Федерального агентства новостей рассказывает Родриго Асторга Монтеро, специалист в области социальных коммуникаций и предприниматель, тоже недавно попробовавший себя в политике.
ФАН: Когда в Чили заходит разговор о расстановке политических сил, они любят использовать выражение, которое буквально переводится, как «разметка игрового поля». Как это поле расчерчено сегодня?
Родриго Асторга: Кое-как оно расчерчено... Если и дальше пользоваться этой метафорой, то можно сказать, что краски для разметки не хватило.
Несмотря на то, что участие в голосовании в Чили является обязательным, а за уклонение от него штрафуют, по всей стране проголосовало чуть больше трех миллионов — из 19! Даже если вычесть детей, немощных стариков и недееспособных — это очень мало. Это говорит нам о том, что люди или не доверяют социальным институтам, или находятся в состоянии глубокой апатии. И то, и другое — очень плохо.
— Вы хотите сказать, что результаты выборов можно посчитать недействительными?
— Нет, этого я сказать не хочу. Вернее, хотел бы (сам я придерживаюсь правых убеждений) но выдавать желаемое за действительное — не выход.
Все старательно избегают слова «революция», однако процесс, запущенный беспорядками в октябре 2019, и перешедший месяц назад в работу над новой Конституцией Чили, с точки зрения пущенных в ход инструментов революция и есть.
Революция – это не обязательно баррикады — хотя в 2019 мы и баррикады видели... Она может быть менее шумной, а для перехода власти из одних рук в другие не обязательна лобовая атака.
Итальянский марксист-социолог Антонио Грамши ещё в начале ХХ века писал о роли интеллигенции, которая способна не просто создать разрушительный для системы дискурс, но и последовательно внедрять его в массы через образовательные учреждения — школы, университеты, курсы повышения квалификации.
Подобная работа — можно сказать, «подрывная» — и проводилась в Чили последние пару десятилетий. Социализм на нашем континенте «социализмом» давно не называют, однако у интеллектуалов по-прежнему в ходу ключевые топики: «равенство», «справедливость», «эксплуатация». В Чили левые 30 лет требовали реванша и наконец его взяли.
— Вы считаете, что проблема «правых» в том, что они не создали яркого и притягательного дискурса?
— Думаю, да. Либералы увлеклись зарабатыванием денег и позабыли о необходимости самопозиционирования. Потом уже и денег стало не так много — приблизительно с 2010 года экономический рост замедлился — а красивых и убедительных слов по этому поводу так и не нашлось.
Соответственно, Хоакин Лавин — традиционный представитель правых и Opus Dei — остался за бортом, а «умеренный правый» Сичель использует левацкий жаргон: рассказывает нам о солидарности, необходимости «трансверсальных мер», обещает, что государство все решит.
— Что вы считаете слабым местом его программы?
— Все нынешние кандидаты грешат одним и тем же: они собираются раздавать населению деньги, но непонятно, откуда собираются их брать.
Сичель уповает на повышение цен на медь, которую Чили экспортирует, но тут не может быть никаких гарантий.
Борич собирается повысить все налоги и брать мзду с восьми самых богатых семей страны, входящих в список Forbes. И тоже считает, что экономический рост случится — несмотря на препоны, которые он создаст для производительности, усилив профсоюзы, перезапустив стачечные комитеты и разрешив забастовки.
Ясна Провосте еще не озвучила свою экономическую программу, но судя по тому, что она говорила на предвыборных дебатах — ей понадобится колоссальный бюджет, которым страна вряд ли будет располагать.
— Программа Сичеля выглядит достаточно рационально. Чем вы объясняете победу Борича с его 34%?
— Ну, во-первых, людям хотелось бы, чтобы кто-нибудь действительно «пришел и дал денег», отменил плату за общественный транспорт и обеспечил водой (здесь, в Чили, это реальная проблема). А во-вторых, ему отдали свои голоса те, кто счел его меньшим злом в сравнении с одиозной фигурой ультралевого кандидата — коммуниста Даниэля Хадуэ.
В одном из интервью Борич заявил, что «...левое движение ХХ века – такое, каким мы его знали до сих пор — уже не существует», чем успокоил и привлек к себе многих колеблющихся.
— Почему во всех представленных кандидатами программах всплывает тема частных пенсионных фондов?
— Потому что со времен Пиночета они выполняли функцию одного из основных двигателей экономики — параллельно превращаясь в символ социальной несправедливости. Условный «бедняк» не мог откладывать на старость столько же, сколько условный «богач». Это подчеркивало отсутствие в обществе социальных лифтов и усугубляло расслоение, несмотря на рентабельность модели в экономическом плане.
— Если бы в кандидаты баллотировались вы, как бы вы решили эту проблему?
— К сожалению, какое бы решение тут не принималось – всё равно придётся жертвовать или этикой, или благосостоянием.
И это одна из причин, по которым лично я в политику больше не вернусь. В 2017 году попробовал, но энтузиазм иссяк довольно быстро. Я вернулся в бизнес. Будем надеяться, что после прихода к власти нового президента — кем бы о ни был — чилийцы смогут заниматься частным предпринимательством и не слишком страдать от вмешательства государства.
