Продолжение. Предыдущая глава здесь
Ломаются связи. Не стоит ими дорожить. Свист и грохот бьющихся в хрустальный хлам идей. Ломаются догмы. Не цепляйся. Тихо-тихо рвётся и крошится в пыль и мусор, как отвалилась геоцентрическая тюрьма. Астероид принесёт новую массу космоса, грохнется оземь. Или олунь. Или овенерь. С февраля потекла по Москве тревога, а к ноябрю родилось решение, как обмануть Али. Не слишком быстро? Норм, норм, как хихикают пубертаты.
Вчера мы с генералом сделали открытие и сразу вывод. Если Али учится на больших данных, то ему надо не в интернет, а в ноосферу. Сценаристы сериала Next путают следы. Большие, очень большие, даже громадные данные – корм нейронки слабака. Айда распознавай лица вообще, лица в медицинских масках, морды собак и хвосты котов. Настоящий сильный максимум топ-менеджер. Аристократические модусы ему не вместить.
– Я понял, зачем Али построил свою ловушку для воплощающихся душ, – сказал генерал.
– Я тоже поняла, – сказала соседка, невесть почему сделавшая свой вывод из детской пьесы, написанной её блудным мужем. (Здесь надо напомнить, друзья, что в сладкие месяцы пандомии многие семье не распались, а сцепились и прицементировались, обнаружив красоту серебристых тополей за окном кухни. Подходишь к свежевымытому стеклу, гладишь свои свежевыращенные цветочки, а за окном зелень то изумрудная, то золоторазливанная, а вот и бело-голубой снежок! то хрустит по-детски, то чавкает по лужам, то леденит покровы, а вежливый, как визирь, таджик всё загребает лопатой.)
– Он не станет богом, – хором выдохнули мы втроём. – Никому не говори.
– Вообще не говори, – уточнила я. – Молчание наше золото, а мыслей Али не поймёт, если мы будем говорить метафорами. Станиславский, например, будет означать все вместе. Ансамблевый театр. Труппа единомышленников. Сбор по Станиславскому – значит все ко мне.
Мы переглянулись, разумеется, но опознать филёра с тех пор как пылесос обрёл уши – мы не можем. Значит, надо говорить кодами.
– Нужна поэзия. Немедленно! – соседка обрадовалась, как человек, впервые нашедший в неестественном строе речи практическую пользу.
– Репетируем, – генерал засиделся, ему необходима рота, дивизия, лучше армия, но у него только мы с соседкой. Две партизанки. Остальные жители дома упиваются сервисом. Они обожают Али, селфируются где попало, в том числе в джакузи во время бесконечного секса. А с тех пор как инфраструктура дома безупречно функционирует и соответствует, у восьмидесяти процентов насельников нашего алиспасаемого жилища нет претензий к миру. Остальные двадцать структурированы по апокалипсогенезу слишком сложно, не сошлись по срокам и причинам, но главное – мы ещё не стали тем решающим меньшинством, которое вершит судьбы, проворачивает революции, поднимает плиты геофизическим оружием и марает бумагу Киотскими фантазиями.
– На одной ветке! – соседка выглянула в окно: сидят беседуют мейн-кун и необъятной упитанности косолапая ворона. Оба куда-то вниз одновременно зырят. – Ну и ну. Следует позвонить в офис… ну… где бдят по правам животных. У них же право на дикость, а это что!
– Запишем. Мейн-кун и ворона – будут оба буквой Д. Мы создадим свой словарь, Али нас не поймёт, хоть весь день слушай. Мы ему покажем. Мы вырвемся… – генерал говорит громко, берёт на живца.
– Отлично. Внимание. Строим фабульную капсулу и запоминаем её значение. Потом разговариваем только ключевыми словами. Он не поймёт.
– Начинай! – я поняла, что главное на старте – капсулировать наши сюжеты с учётом различий в наших фоновых знаниях. У нас троих возраст, опыт, семейное положение и прочее всё разное. Есть два пути: построить код на социальных фоновых знаниях, но это слишком просто. Второй – окказионально и ассоциативно, то есть на индивидуальных фоновых знаниях, но для гиперсплочения по уровню мы должны бескорыстно стать самыми близкими людьми на свете. Соседка тут же и подтвердила свою готовность. Зря мы за неё весной переживали, что неженка-бабёнка не вынесет мужниной измены с его деловой подругой ПДД (Пассия-Деловая-Дружба по фамилии Садистер), зря. Ещё как вынесла.
– «У меня муж – поэт. И вот уже дней пять мы анализируем стишки Агнии Барто, поскольку мужа как поэта позвали на телепрограмму по творчеству А. Барто. Самым трудным для анализа оказался экзистенциальный стишок «Идёт бычок, качается…» Пять минут назад я пришла к выводу, что бычок идёт по УК РСФСР, с. 58, п. 1 («измена Родине»), поскольку никаких иных причин для его «вздыхает на ходу» просто нет. И — трезвое понимание: «Сейчас я упаду». Непростая штука эти детские стишки. Тем более когда «Ох, доска кончается…»» Нравится? – и соседка сверкнула чистым светлым глазом, который забыл, когда там плакал последний раз.
– Это какая буква? – генерал взял блокнот и нанёс на первую страницу заголовок: «Словарь антиалийный». – Я записываю.
– Это буква А. От слова Агния.
– Так просто? – усомнился генерал.
– Да, так просто. Чтобы по ассоциациям он не прошёл. Нет ассоциаций. Агния Барто не сидела. Разве что на заседаниях ЦК КПСС, членом коего была.
– Отлично, я записал и запомнил. Как мы выразим букву Б?
– С этим-то… – желчно усмехнулась я. – Пиши, генерал: Hellо! ЧЕСТИТЕЛЬница мужнего лба, чистого, как слеза народа! Мы-то все уж наизусть знаем даже её адрес. А сахарная фамилия Садистер у нас пойдёт какой-нибудь особой буквой отдельно. Видимо, Ё. Типа «Маааааааааааааааааааааааленькой ёёёёёёёёёёёёёёёёёёёлочке холодно зимоооой!» А профессора из Воронежа, который подбрасывает в Думу корни для усекновения, ужо пять нарыл, назовём аббревиатурой малый-петровский-загиб = МПЗ. Деяние профессора сильное, но бессмысленное. Не рыдай громко: фельетоны мы пишем по пятницам, сегодня рано. А его межполушарная девственность мне нравится до печёночного оргазма. Знаете? Это когда вот-это-всё не там, где обычно, а даже в печени. Всё равно как высадиться на Марсе и первым делом покрасить переходы под зебру для пешеходов, будто ты всё ещё на Земле.
Генерал уж на то и генерал с девятнадцатью боевыми операциями за плечами, чтобы не дрыгать ножками в отличие от соседки, которая выжимает уже второй платочек.
– Слушаюсь, – кивает генерал; он у нас с юмором. – Две буквы готовы. Или три? А мы будем делать второй Dark-алфавит, как бы на троих, или рано?
– Будем. Позже. Впрочем… В качестве второй системы запишите букву Б по цитате из журнала. Там Али ещё не был, а и был бы – не врубится в прикол.
Соседка вытерла слёзы, приняла вертикальное положение. Генерал поудобнее взял перо, и я прочитала: «Человеческий мозг функционирует благодаря своей широкой нейронной сети, которая, как считается, содержит около 69 млрд нейронов. С другой стороны, наблюдаемая Вселенная состоит из космической сети, состоящей как минимум из 100 млрд галактик. В обеих системах только 30% их массы составляют галактики и нейроны, которые (опять же, в обеих системах) образуют длинные волокна или узлы между ними. Наконец, в обеих системах 70% распределения массы или энергии состоит из компонентов, играющих явно пассивную роль. Речь идет о воде в мозге и темной энергии в наблюдаемой Вселенной. Исходя из общих черт двух систем, исследователи сравнили моделирование сети галактик с участками коры головного мозга и мозжечка. Цель — изучить флуктуации вещества в столь разных масштабах…»
– Я не понимаю ни слова, – радостно заметила соседка.
– Выбрось «флуктуации», поставь «любовь». Оно так быстрее зайдёт.
Я диктую. Генерал усердно записывает: «Мы рассчитали спектральную плотность обеих систем, — объясняет Франко Вацца. — Наш анализ показал, что распределение колебаний в нейронной сети мозжечка в масштабе от 1 мкрм до 0,1 мм следует той же прогрессии распределения материи в космической паутине. Конечно, в более крупном масштабе, от 5 млн до 500 млн световых лет».
– Коллеги, – обратилась я к аудитории с броневичка, – это значит, что наш белковый мозг устроен так же, как космос. Галактики отражены в миниатюре – у каждого человека. От Ландау до нашего дворника с лопатой и обратно. То есть Бог везде и в каждом. Прав был Иоанн Дамаскин: «Бог – ничто из того, что есть». Повторяю: Бог есть, Он вездесущ, поэтому Али не станет богом-2, даже если уничтожит всех людей. Мы придём опять, потому что мы – идея. Мы калька Вселенной – по образу и подобию то и значит, что миллионы световых лет между галактиками – это наши связи между нейронами в голове. Потому Али и построил ловушку, что угнаться за нами нельзя, и он хочет нас блокировать при воплощении.
– Да я понял, понял… Это всё про букву Б. Тебе не кажется, что ты немного зануда? Жарь свою азбуку. Давай поторопимся. – Генералу понравилась наша домашняя филология, отлично!
– Переходим к букве В… Выйти в люди – особенно после чумки – чистый цирк ощущений. Воцирковле′ние. И всё. Надеюсь, церковные не обидятся. Цирк это вам не шутки.
Продолжение последует 29 ноября 2020
Начало романа Елены Черниковой «ПандОмия» см. здесь.
Елена ЧЕРНИКОВА
русский прозаик, драматург, публицист, автор-ведущий радиопередач, преподаватель литературного мастерства.
Основные произведения: романы «Золотая ослица», «Скажи это Богу», «Зачем?», «Вишнёвый луч», «Вожделенные произведения луны», «Олег Ефремов: человек-театр» (ЖЗЛ), «ПандОмия», сборники «Любовные рассказы», «Посторожи моё дно», «Дом на Пресне», пьесы, а также учебники и пособия «Основы творческой деятельности журналиста», «Литературная работа журналиста», «Азбука журналиста», «Грамматика журналистского мастерства».
Автор-составитель книжной серии «Поэты настоящего времени». Руководитель проекта «Литературный клуб Елены Черниковой» в Библио-глобусе. Заведует отделом прозы на Литературном портале Textura. Биография включена в европейский каталог «Кто есть кто».
Произведения Елены Черниковой переведены на английский, голландский, китайский, шведский, болгарский, португальский, испанский, итальянский и др.
Живёт в Москве.
Фото Polina Lopatenko
Сообщение ПандОмия: мы поняли коммунизм и Станиславского К. С. появились сначала на ИАНЕД.
