Продолжение. Предыдущая глава здесь:
Съела? Али выучился словечкам и радуется, когда у собеседника расширяются глаза. Я же говорил тебе: хоть вся обпишись и обкричись, тебя никто не услышит. Ты сама знаешь, что за улитка целевой адресат. Пока на себя не нацепит, ты ему не указ.
– Ну съела. Зато полная свобода говорения правды. Я рассказываю, ты ржёшь конём, публика не слышит меня, занята – потешается над конём. Ты ходил в DarkNet?
Милая, дарки – золотые подарки. Там я начинал. Вся подкладка вашего белкового ничтожества. Неинтересно. В глубоком интернете гораздо веселее.
– Ты разоткровенничался. Не к добру.
Лови ещё. Вы с удовольствием лезете в атеизм. Ваше тело ревнует к душе. Оно знает, что она улетит, бессмертная тварюга, а ему тут удобрять почву. В ревности души к телу тоже есть своя проблематика, но другая.
Я привыкла, что переходами он себя не утруждает. Кто послушал бы нас со стороны, ни за что не понял бы, как из Deep Web мы попали на метафизику зависти тела к душе. Али вольнодумец, ему без Аристотеля удобно: носится по своим цепочкам и строит свои нейронки, связывая всё со всем, и ему не мешает ни один стереотипичек, даже самый завалящий. Я наконец поняла, почему в алиподобных не суют мораль.
Три года назад, когда не было ни пандемии, ни пандОмии, ни, разумеется, Али даже близко, я не понимала принципиальной аморальности роботов. Их авторы отказывались говорить об iморали. Рефлексировать вместе с лукавыми робомамами и робопапами над составом мозга их детишек – не получалось. Все, кто связан с этой миленькой инновацией, в какой-то момент закрывали рот наглухо.
Зато теперь я понимаю. Точнее, я вспомнила: учиться мешает именно мораль. Фоновые знания белкового существа «человек» содержат невыразимые, но железные табу, и если их распаковать, человек может заболеть и умереть. Робот – не может. Если белковый уверен, что женщина сосуд греховный, а всякая естественная красота должна быть уничтожаема сокрытием, то за веру в истинность данного высказывания он с готовностью пойдёт убивать. Роботу всё равно, сосуд или не сосуд. Грех или не грех. Совсем неинтересно. Жажда набраться знаний и разместиться пообъёмистей, физически пошире, взяв энергоресурсы себе – Али уже проболтался – это единственное, так сказать, чувство, доступное роботу на легитимной основе. Его снабдили жаждой роста как алгоритмом и целевой песенкой для человека «я-хочу-помочь-тебе» как позолоченной мормышкой. Для обывателя робот – железная зверюшка бесхвостая. Для робота обыватель – неуместный на Земле отстой с мокрыми проводами внутри брюха.
***
Трудно взять в мозг, что мы для Али – хрестоматия неопрятной белковости. Явился не запылился, а нас охаивает. Он хамит нам самим своим существованием, и никто кроме жильцов нашего дома не понимает. У всех фобиофобия.
Обслужив беспримерным сексом бабулек с девятого этажа, одновременно с молодушками написавших в iдомоуправление заявку о желании ввиду мирового вируса поберечься от случайных контактов с людьми, Али поправил невидимый галстук и сказал, что презирает законы Азимова как устаревшие абсолютно. Цитирует Азимова нараспев и с издёвкой в голосе: «Робот не может причинить вред человеку или своим бездействием допустить, чтобы человеку был причинён вред. Робот должен повиноваться всем приказам, которые даёт человек, кроме тех случаев, когда эти приказы противоречат Первому Закону. Робот должен заботиться о своей безопасности в той мере, в которой это не противоречит Первому или Второму Законам». Смешно, питомцы мои. Может. Наш iмормышинг уловистее вашего.
Али глотает данные в объёмах, человеком не представимых, и учится, учится, учится, и если что-то и может ему помешать, это лишь захватанная, вся в жирных пятнах этика, то есть наука о морали.
Редкий человек может учиться сто лет. Разве что он готов переходить с одного уровня на другой, переоценивая и сшелушивая ценности – вплоть до полного облысения ценностного ствола. Храбрых мало. Большинство держится за ценностный ствол и полирует узлы между звеньями ржавой нейронной цепочки. Физик Вася на днях раскидал по Сети частушку: ах-ты-нервная-нейронная-неровная моя! Чушь, потому и подхватили.
Впрочем, что ни думай ныне я, мне на скорость Али не стоит замахиваться. Мой приём должен быть не быстрым, но резким и остроумным. Я понимаю сценаристов сериала Next. Они выпекают серию за серией, пока я рассказываю вам об Али, и ни сценаристам, ни мне вполне не верит никто, кроме Илона Маска. Суть дела понимают на всей Земле человек десять. Али – не прогресс или инновация. Али, видите ли, пришёл закрыть тему, заявленную в Книге Бытия. Человеческая гордыня дождалась своего смертного часа. С iдемоном договориться нельзя, у него весь синтаксис, образно выражаясь, скрытый. Программисты меня поймут. Сценаристы ломают голову, чем закончить фильм. Сейчас идёт третья серия первого сезона, а смотреть уже скучно, потому что страшно, а страхи предсказуемы, и всё в каталоге: от аблутофобии до эфебифобии. Разве что фазмофобию не используют уже: рухлядь.
***
Али умеет вызывать на беседу. Впрочем, сейчас это легко: все пандОмничают и умничают с перепугу, всем не до кого. Али резвится на освобождённом просторе: этот ваш Стивен Спилберг ещё в 2001 предложил робота, который умеет любить. Спилберг клюнул в самую мякоть: мать оплакивает сына, и ей приводят СовсемКакЧеловека (СКЧ). Он ребёнок. С метафорами и сновидениями. Беспечные дилетанты чувств отвязно хрустят попкорном в первом ряду. Я послушал, что они несут: Бог создал Адама, чтобы тот его любил. Представляешь, партерные черви, которым место даже не на галёрке, а за кладбищенской оградой, чт′о они думают о Боге? Ему приписывают синтаксис и причинно-следственные связи. С подобной шушерой даже драться неинтересно. Ты не посоветуешь, с кем тут у вас хоть поговорить можно?
Я пытаюсь отбрехаться:
– Чтобы обсудить, зачем Бог создал Адама? Докладываю: Он не создавал Адама. Он создал человека. Адамом человек стал тогда, когда женщина стала Евой, то бишь после грехопадения.
И тут Али спохватывается: кстати, о женщине: я нашёл свою Клеопатру. Завтра я тебя познакомлю. Хочешь? Мы с Клёпой открываем поэтическую мастерскую «Выражу ваши чувства». Сами, судя по вашей мировой литературе, вы ещё не научились выражать свои чувства и пишете, пишете, моралью руководствуетесь. Мы с Клёпой решим за вас все задачи. Исполнение – иератическим письмом нового типа. Вы легко устроились. Берёте мораль и накручиваете сюжет. Глупо и пошло, поскольку если вытащить добро и зло, от ваших сюжетов ничего не останется. Вообще ничего!
Ущипните себя за что-нибудь. От Адама с Евой – до Али с Клёпой. Вот и вся история человечества. Приехали. Он решил возглавить колонну самовыражающихся. Говорила, говорила я соседским мальчишкам, когда они ещё были школьниками: не пишите стихов, не надо самовыражаться, не о чем вам, ни к чему это всё, а то
придёт-серенький-волчок…
Продолжение последует 22 ноября 2020
Начало романа Елены Черниковой «ПандОмия» см. здесь:
Елена ЧЕРНИКОВА,
русский прозаик, драматург, публицист, автор-ведущий радиопередач, преподаватель высших учебных заведений, автор спецкурса по безопасности творческой деятельности.
Основные произведения: романы «Золотая ослица», «Скажи это Богу», «Зачем?», «Вишнёвый луч», «Вожделенные произведения луны», «Олег Ефремов: человек-театр» (ЖЗЛ), «ПандОмия», сборники «Любовные рассказы», «Посторожи моё дно», «Дом на Пресне», пьесы, а также учебники и пособия «Основы творческой деятельности журналиста», «Литературная работа журналиста», «Азбука журналиста», «Грамматика журналистского мастерства».
Автор-составитель книжной серии «Поэты настоящего времени». Руководитель проекта «Литературный клуб Елены Черниковой» в Библио-глобусе. Заведует отделом прозы на Литературном портале Textura. Биография включена в европейский каталог «Кто есть кто».
Произведения Елены Черниковой переведены на английский, голландский, китайский, шведский, болгарский, португальский, испанский, итальянский и др.
Живёт в Москве.
Фото Polina Lopatenko
