Осенью 1955-го в Германию был отпущен последний немецкий военнопленный. Всего за период репатриации на родину отправилось около 2 миллионов человек. В послевоенный период их задействовали в строительстве и восстановлении народного хозяйства. Немцы добывали уголь и сибирское золото, восстанавливали Днепрогэс и Донбасс, отстраивали Севастополь и Сталинград. Несмотря на то, что спецлагерь – место не из приятных, в своих воспоминаниях бывшие заключенные относительно хорошо отзывались о времени, проведенном в СССР. 
Порядок обращения с пленными в начале Второй мировой регулировался Женевской конвенцией 1929 г., которую СССР не подписал. При этом, что парадоксально, советский лагерный режим куда более соответствовал прописанным женевским положениям. Факт тяжелых условий жизни немецких военнопленных никто не скрывает, но эта картина не идет ни в какое сравнение с выживанием советских граждан в немецких лагерях. По статистике, в фашистских застенках погибли как минимум 40% плененных русских, немцев же в советском плену погибло не более 15%. Конечно, первым немецким военнопленным приходилось несладко. В 1943-м, после Сталинградской битвы, около 100 тысяч захваченных немцев были в ужасающем состоянии. Обморожения, гангрены, тиф, педикулез, дистрофия – все это способствовало тому, что многие из них скончались еще при переходе к местам заключения. Позже это назовут «маршем смерти». Суровая атмосфера царила и в лагерях того периода. Но на то были свои причины. Провианта не хватало даже гражданскому населению, все отправлялось на фронт. Что уж там говорить о пленных фашистах. День, когда им выдавали хлеб с пустой похлебкой, считался удачным.
Значительно улучшилось положение пленных по окончании Великой Отечественной. После победы русских на территории Советского Союза осталось как минимум 2,5 миллиона немецких военных. Их теперешняя лагерная жизнь мало чем отличалась от заключения «своих». По сей день относительно содержания германских военнопленных высказываются мнения о чересчур мягком подходе советского режима. В суточный паек вчерашнего противника входил установленный набор продуктов: хлеб (после 1943-го норма практически удвоилась), мясо, рыба, крупа, овощи или как минимум картофель, соль, сахар. Больным пленным и генералам полагался увеличенный паек. Если каких-то продуктов недоставало, их заменяли хлебом. Сознательно же узников не морили голодом, такой подход в советских лагерях не практиковался. В СССР вполне сносно выполнялся приказ, касающийся сохранения жизней немецких солдат.
Военнопленные, естественно, работали. Известна историческая фраза Молотов о том, что ни один германский военнопленный не вернется домой, пока не будет полностью восстановлен Сталинград. Следуя этому завету, немцы не только были заняты на крупных строительных объектах СССР, но и использовались в коммунальных работах. Кстати, трудились пленные не за кусок хлеба. Распоряжением НКВД узникам предписывалось выдавать денежное довольствие, размер которого определялся воинским рангом. За ударный труд и перевыполнение планов полагалось премирование. Помимо этого, пленным позволялось получать с родины письма и денежные переводы. А в лагерных бараках можно было встретить наглядную агитацию - доски почёта, результаты трудовых соревнований. Подобные достижения также давали дополнительные привилегии. Именно тогда в советской среде стала нарицательной трудовая дисциплина немцев. Обо всем, возведенном их руками, до сих пор, имея в виду высокое качество, говорят: «Это немецкая постройка». Руками пленных, годами живших бок о бок с гражданами Советского Союза, правда за колючей проволокой, в скорые сроки и с высоким качеством возводились объекты важного промышленного и хозяйственного значения. Немцев привлекали к восстановлению разрушенных за военное время заводов, плотин, железных дорог, портов. Военнопленные восстанавливали старые жилые дома и строили новые. К примеру, с их помощью построен главный корпус МГУ, целые районы того же Екатеринбурга возведены руками немцев. В их рядах особо ценились высококвалифицированные специалисты в различных областях, доктора наук, инженеры. Благодаря их знаниям внедрялись важные рационализаторские предложения.
Доходчиво проливают свет на события того периода опубликованные в Германии воспоминания и письма бывших военнопленных. По свидетельствам узника Ганса Моэзера, особо поразительным ему показалось отношение советских людей к немцам, пришедшим в СССР как враги. Он приводит факты человечности даже со стороны надзирателей, позволяющих в сильные морозы не покидать стены лагеря немцам, не имеющим достаточно теплой одежды. Рассказывал Моэзер и о еврейском враче, старательно спасавшем жизни тяжелобольных пленных. Вспоминал о старушке на вольском вокзале, смущенно раздающей немцам соленые огурцы. Положительно отзывался о лагерной жизни и Клаус Майер. По его свидетельствам, качество питания заключенных немногим уступало рациону охранников. А за перевыполнение рабочей нормы к обычному рациону всегда подавали «десерт» в виде увеличения порции и табака. Майер утверждал, что за прожитые в СССР годы он ни разу не столкнулся с откровенной ненавистью русских к немцам и попытками отыграться за их грехи вопреки установленным порядкам. Запомнилась Майеру маленькая лагерная библиотека, где на сбитых на скорую руку деревянных полках стояли томики немецких классиков Гейне, Шиллера и Лессинга. Благодарные свидетельства приводит немец Йозеф Хендрикс, который до возвращения домой сохранил дорогие сердцу наручные часы. Как правило, такие вещи у пленных отбирали. Как-то в Красногорске заметивший спрятанные в голенище сапога часы советский лейтенант задал Йозефу вопрос: "Зачем прятать часы от цивилизованных людей?" Узник растерялся и не нашел ответа. Тогда русский молча ушел и вернулся со справкой, в которой часы фиксировались как моя личная собственность. После этого немец мог открыто носить часы на руке.