Как узнали корреспонденты «Комсомольской Правды», побывавшие в одном из самых старых СИЗО, из следственных изоляторов России, знаменитой Бутырской тюрьме, которой в 2018 году исполнилось 247 лет, скоро придёт конец (газета «Комсомольская Правда» №145-п/ 26922-п, от 24 декабря 2018 года).
Константин Коханов побывал в этой тюрьме намного раньше – в начале 1970-х годов. Настало время поделиться впечатлениями:
Справка: В начале семидесятых годов, еще при жизни Вольфа Мессинга, я получил задание произвести проверку и испытание электрооборудования лифтов в Бутырской тюрьме.
С техническим руководством тюрьмы было оговорено, что меня будет ждать электромеханик у проходной, рядом с железными воротами со стороны Бутырской улицы. За десять минут до назначенного времени, я с приставленной ко мне на стажировку симпатичной практиканткой техникума, стал дожидаться электромеханика, прекрасно понимая, что тот в лучшем случае появится минут через двадцать. Но прошло полчаса, а электромеханик так и не появился. Тогда я усомнился, зная необязательность всех совместителей, обслуживающих подобные заведения, что тот появится вообще. Поэтому, недолго думая, я поднялся по ступенькам к двери проходной и нажал кнопку электрического звонка. Так как дверь открылась сразу, я сделал вывод, что за нашим длительным топтанием у проходной велось неусыпное наблюдение.
В дверях показался старшина в общеармейской форме, по лицу которого мне не трудно прочитать, что он хочет у меня спросить, а именно, - «и какого тебе здесь х…, нужно!». По моему взгляду, он думаю, тоже понял, - «что самого главного». Продолжить этот мысленный диалог вслух старшине мешала моя практикантка, а так как поиск синонимов, для повсеместно употребляемых слов, у него затянулся, то мне пришлось прийти ему на помощь.
- Понимаю ваше недоумение, товарищ старшина, - сказал я, со вздохом профессионального артиста, - но я долго думал, целых полчаса, перед тем как принять это ответственное решение, поменять мое бесцельное прозябание на улице, к тому же под начавшимся дождем, на пребывание в вашем теплом и «самым гостеприимном» заведении. Поэтому разрешите пройти и переговорить по телефону с вашим руководством пригласившим меня в гости.
- Проходи, если на свободе надоело, - буркнул старшина, пропустив нас в проходную, чем-то напоминающую проходную любого «почтового ящика», как в простонародии, называли «оборонные» заводы и «научно-исследовательские институты».
Так что проходные я видел и посолидней и охрану помногочисленней. Узнав у старшины телефон главного энергетика, я позвонил ему, «выразив недоумение», почему меня инженера Коханова, никто не встретил и, видимо, никто уже не придет встречать. Энергетик извинился, но попросил подождать еще минут десять, а потом перезвонить снова. Я прождал еще двадцать минут, вдоволь наболтавшись со старшиной, и обменявшись с ним ни одним десятком анекдотов, а также светским новостями, по обе стороны от тюремных ворот. Но ничего нового я не узнал. Даже истории в пионерлагере, рассказанные на ночь, были пострашней и поинтересней.
Понятно, что вскоре мне стало не до юмора и поэтому, набрав снова номер телефона энергетика, сразу же заявил ему, что меня сегодня ждут еще в Моссовете, а также, в находящейся поблизости от тюрьмы, поликлинике ЦК. Правда, это не совсем соответствовало действительности, ибо два другие «богоугодные» заведения, мог посетить и завтра, но очень уж хотелось подчеркнуть солидность заведения, в котором я тогда работал. Поэтому на этот раз было поставлено жесткое условие, - или я через пять минут буду в тюрьме, или он сможет меня увидеть здесь только через две-три недели. «Угроза» подействовала. Через пять минут появился энергетик и, сказав старшине, что эти товарищи к нему, без предъявления на нас какого-либо пропуска, а мы своих документов, провел меня с практиканткой, на строго охраняемую территорию.
Первое, что он спросил меня, было о том, - не могу ли я порекомендовать в тюрьму какого-нибудь электромеханика по лифтам.
- А то у нас есть всякие специалисты, среди заключенных, а механика по лифтам, к сожалению ни одного нет! – сказал он с явным сожалением в голосе.
- Ну, механиков у нас достаточно, некоторые так халатно относятся к работе, что мне порой, кажется, что они так и рвутся заполнить вакансию в вашем заведении, но вот, чтобы «сесть» сразу, они пока явно не готовы, - пошутил я. Но энергетик видимо не понял шутки и уточнил:
- Вы меня неправильно поняли, я имел в виду устроится к нам на
работу по совместительству, а то сами видите, с кем приходится иметь дело, даже, когда очень надо, никогда не дождешься.
И не делая паузы, сразу же продолжил:
- А вам обязательно нужен для работы электромеханик, или я сам могу показать вам, что требуется?
- В принципе больше, нужен электрик, так как работу придется начинать с электрощитовых. Поэтому, если найдете толкового электрика, то и ваше присутствие, можно максимально ограничить. Главное, чтобы был обеспечен быстрый допуск в каждое машинное помещение, что бывает затруднительно, даже на открытой всем ветрам, обычной овощной базе.
- С электриками у нас проще, - сказал явно ободрившийся энергетик, почувствовав, что будет избавлен от нудной перспективы, потерять целый день, в хождении по длинным коридорам, чердакам и подвалам. Это, не говоря о шахтах лифтов, в каждую из которых придется заглянуть, а на пассажирских лифтах по ним еще и перемещаться, находясь на крыше кабины. Поэтому уже с радостью в голосе, он заверил, что даст в мое полное распоряжения электрика, а по всем возникающим вопросам, я всегда смогу с ним связаться по телефону, с первого же, попавшегося на пути, поста.
Мы договорись, что энергетик проведет нас, через внешнюю, особо охраняемую зону, в хозяйственную часть, где сосредоточена основная часть подъемников, предоставив для работы электрика, а там, где могут возникнуть затруднения с допуском, подключится к работе сам.
В тюрьме находились две группы заключенных, это меньшая, постоянная часть отобранных специалистов, из числа совершивших разные хозяйственные преступления, виновников транспортных и хозяйственных катастроф, которые привели к гибели людей или к другим тяжким последствиям. Ими и были заполнены все вакансии необходимого технического персонала, для обслуживания оборудования и различных коммуникаций (водопроводных, канализационных, газовых и электрических сетей) тюрьмы, а также для непосредственной работы в прачечных, столовых и в имеющейся при тюрьме мебельной фабрике.
Когда Еремей Парнов пишет, что Лаврентий Берия для проверки способностей Вольфа Мессинга, отправил его в Бутырскую тюрьму, где тот должен был усыпить бдительность охраны, пройти все посты, и, оказавшись на улице, добраться до наркомата внутренних дел. А там, также минуя все посты, прийти к нему в кабинет. Я, думаю, что когда писатель Еремей Парнов слушал рассказ Мессинга, то он, видимо, находился в загипнотизированном состоянии, и представлял тюрьму в виде сарая, с дверью закрытой на крючок из гнутой проволоки, какие устанавливаются, обычно, на дверях дачных туалетов.
Поэтому, я подробно расскажу, как это выглядело на самом деле, хотя смею предположить, что во времена Лаврентия Берии, и охрана тюрьмы была поизощрённей, да и сама вооруженная охрана была более многочисленной. Во-первых, туда бы без предъявления пропуска и документов, точно бы не пропустили, а если бы и пропустили, то только в сопровождении конвоя до выделенного вам места в камере. Во-вторых, меня бы забрали, уже через пять минут, посмей я, хотя бы на пять минут задержаться у её ворот, изучая входящих в тюрьму, «явно по делу», редких посетителей.
Хорошо помню, как мы подошли к первой металлической двери, имеющей круглый прикрываемый металлической заслонкой глазок, в соседнее помещение. Рядом с дверью была тумбочка, на которой стоял телефон и рядом с ней в армейской форме, почти двухметрового роста охранник. Охранник не проявил к нашим персонам ни малейшего интереса. Энергетик же, сразу снял трубку с телефонного аппарата и, набрав несколько цифр, как я понял, позвонил на центральный диспетчерский пункт, контролирующего охрану помещений тюрьмы. Представившись и сказав в трубку, что ему нужно пройти из блока «А» в зону «Б» (все названия даются условно, и не соответствуют действительности), сразу же повесил трубку. Через несколько секунд, раздался характерный щелчок, включившегося электрического замка. Энергетик полез в карман халата, достал из него связку ключей и вставив его в ключевину замка, открыл дверь. Мы вошли в коридор, где к моему большому удивлению, стояла такая же тумбочка с телефоном, и такого же почти телосложения вооружённый охранник, тоже не проявивший к нашему появлению ни малейшего интереса.
Энергетик вынул снаружи ключ, прикрыл за нами дверь и снова позвонил по телефону, но уже с телефона, установленного на тумбочке в коридоре. Опять представившись, он сказал, что прошел из зоны «А» в блок «Б», явно поменяв слова местами, что вызвало сразу уже у меня подозрение, что расположение слов, тоже вероятно является, таким же ключом, как тот, который был в руках у энергетика. Через несколько секунд раздался щелчок, отключившегося электрического замка, знакомый мне при работе лифтов с распашными дверями. Только после этого энергетик вставил в отверстие ключевины ключ и закрыл дверь, своим ключом. По коридору мы прошли до лестничного марша и поднялись на другой этаж, где перед дверью у тумбочки с телефоном также стоял охранник и процедура, «проникновения» в следующее помещения также повторилась, только слово «блок», сказанное у первой двери, по телефону, было заменено словом «сектор», о слово «зона» на «блок». Эта часть здания, в которое мы попали, видимо отводилась для «аппарата» управления техническими службами, во всяком случае, в одной из комнат, располагалась служба главного энергетика. Там нас уже ожидал электрик, которого энергетик представил мне по имени – Николай.
- Так вот Николай, - сказал он ему, - бери инструменты и покажи инженеру Коханову, все наши лифты. Если будут какие-либо замечания, по возможности, устрани их на месте.
- Николай, если ты не возражаешь, так как нам работать с тобой может быть целый день, я тебе буду звать Колей, а ты зови меня Костей. Так проще отдавать команды, что-то сделать, особенно, если один находится в шахте лифта, а другой в машинном помещении, - сделал предложение я, и все со мной согласились.
Энергетик оставил нас одних, и мы приступили к работе, сначала в здании, в котором находились, а затем и в других корпусах. Николай оказался добросовестным работником, и как это всегда бывает, от долгого общения, часто во время работы, невольно переходишь от разговоров технического характера на разговоры сугубо личного характера. Причём переключение разговора с одной темы на другую, у меня всегда происходит чисто автоматически, чтобы лучше узнать человека, с которым придётся длительное время работать и тем более им руководить. Николая интересовало, как там, на свободе, на которой он уже не был три с половиной года, а я какая у них в тюрьме обстановка. И когда Николай сказал, что у него сейчас осталась одна единственная мечта, оказаться за воротами тюрьмы, сесть на первую попавшуюся лавочку и знать, что теперь к тебе ни одна бл… не пристанет, - я понял, что хуже уже некуда.
- А сколько осталось, - поинтересовался я.
- Столько же, - с грустью ответил он, - но есть надежда, что удовлетворят мою просьбу и отправят на «химию».
- Куда? – не понял я.
- Да это так называют стройки коммунизма. Помнишь лозунг: «Коммунизм – это советская власть плюс электрификация плюс химизация всей страны!»
- Надо же, мы об этом уже забыли, - усмехнулся я, - а здесь все об этом помнят?
- Как не помнить, если «зеку» предоставляется возможность за примерное поведение, отсидев полсрока, оказаться, пусть в отдаленных местах, но практически на свободе, - возмутился моему невежеству Николай.
- Слушай, может мой вопрос покажется тебе нескромным, а сам ты, за что сюда попал? – неожиданно спросил я, - и сразу же получил исчерпывающий ответ:
- Да так, хотел вытащить с завода одну «хреновину, и попался.
- Где попался? – решил я уточнить, и оказалось, что для приговора, это не имело никакого значения:
- А какая разница где, что на заводе, что за проходной, срок один, - ответил Николай голосом, далеким от оптимизма.
Самое интересное, что как бы в довершении этого разговора, спустя каких-нибудь полчаса, мы натолкнулись в одном из коридоров, на группу заключенных, одетых не «по форме». Один из них узнав Николая, - сразу же начал делиться с ним новостями.
- Коля, представляешь, довезли до Можая, успели даже попить молочка, но за нами не приехали и пока вернули назад. Лицо «химика» светилось от радости, а в голосе сквозило такое сожаление, что в голове сразу сами по себе прокрутилась есенинские строки: «все они убийцы или воры, так судил их рок, полюбил я грустные их взоры, с впадинами щек…».
Не трудно было догадаться, что Коле очень хочется поговорить, и поэтому я сказал ему, что работа может подождать, отошел с практиканткой в сторону, и мы тоже начали вполголоса делиться впечатлениями. Находившаяся в коридоре охрана, может быть ввиду нашего присутствия, а может быть, подобное, здесь не возбранялось, не делала попыток «разогнать» этот импровизированный митинг.
Минут через десять, мы продолжили наше «путешествие» и я сразу почувствовал, что отношение ко мне Николая изменилось к лучшему. Он стал более разговорчив и временами я забывал, что нахожусь в тюрьме. Переходя их корпуса в корпус, мы периодически оказывались во дворе, где я обратил внимание, что из зарешетчатых окон верхнего этажа двухэтажного здания, на ниточках, как сосульки, напротив окон первого этажа, висят длинные бумажные кулечки.
- Что это? – спросил я Николая.
- А это «психи» друг другу в любви объясняются, - ответил тот, - и сорвал один из кулечков.
- Хочешь почитать, - протянул он мне, развернутый и прочитанный
им листок Я отказался, сказав, что свято чту тайну переписки, но в тоже время, дал понять, что очень заинтересовался обитателями этого дома.
- А почему они в тюрьме, а не больнице? – спросил я, как бы, между прочим, разглядывая это странное заведение.
- А это и есть больница, для самых «хитрож…х», которые, совершив преступление, начинают прикидываться идиотами.
- И что, это им удается? – поинтересовался я, но полученный ответ, поверг меня в шок:
- А как же, - сказал Николай, - после всех проверок, анализов и взятых пункций спинного мозга, редко у кого не подтверждается этот диагноз. Так, что если хочешь стать идиотом, здесь тебя им сделают.
После этих слов, как-то другой смысл принял услышанный еще в школьные годы анекдот, который я сразу же рассказал Николаю: «В СССР русский, когда ему исполняется шестнадцать лет становится на учет в райвоенкомате, а еврей в – в психдиспансере».
- Знали бы евреи, что их там ждет, наверно лучше бы отслужили в армии, если обследование в психдиспансере, поставлено на том же уровне, как здесь, - усмехнулся я, а потом добавил, - но если тут еще могут и посочувствовать, а там, не дай бог им нарваться на антисемита.
Когда мы оказались в следующем корпусе, Николай, остановился около одной из открытых камер, в которой в это время производилась уборка. И, повернувшись ко мне лицом, спросил:
- А тебе Константин, эта камера ничего не напоминает?
- Что она мне может напоминать, если я здесь никогда не был, - пришлось возразить мне, хотя в этом вопросе чувствовался какой-то подвох.
- А ты смотрел фильм «Семнадцать мгновений весны?»
- Да!
- Так в этой камере допрашивали Штирлица - она самая большая, так, что только в ней смогли установить всю аппаратуру и необходимый для съемок «инвентарь». Один раз, когда между съемками, Николай Тихонов, в эсэсовской форме проходил по двору, «зек» пиливший там водопроводную трубу, проявил «инициативу», что-то написал на разорванной пустой пачке «беломора» и, сжав её в руке, подбежав к артисту, сунул ему в руку. Тихонов развернул, смятую пачку от папирос, прочитал написанное ему «зеком» послание, а потом громко рассмеялся. На пачке было написано: «Направо сидят жиды!».
Теперь я понял, где снимали концлагеря и тюрьмы московские кинематографисты, особенно, когда, спустя некоторое время, мы прошли мимо прогулочных площадок, которые представляли собой отсеки, не закрытого кровлей, части верхнего этажа, одного из зданий. Впечатлений было много, но наиболее острое было в самом начале, когда мы оказались на чердаке, практически в кромешной темноте. Когда Коля зажег свечку и мы пошли дальше, ощущение того, что это последние шаги в моей жизни, не оставляли меня до той минуты, пока мы не нашли первый выключатель и не включили свет. Практикантка испугалась ещё больше, и так сзади сильно прижалась к моей спине, что наверно, когда вышла замуж, вряд ли уже смогла так когда-нибудь прижаться в постели, к спине своего мужа.
Там же мне пришло в голову спросить у Николая, а были ли на его памяти побеги из тюрьмы? Коля сказал, что пока он тут ни одного не было, но говорят, лет десять-пятнадцать назад, была предпринята попытка одной группой, подкатить к стенке пустые бочки и по ним, выбраться наружу, но пирамида развалилась, и все собравшиеся бежать были расстреляны их пулемета, установленного на одной из крыш. Когда все работы в хозяйственной зоне были закончены, я связался с главным энергетиком, и дальнейшую работу мы проводили в уже расширенном составе группы. Пришлось «познакомиться» с другой частью обитателей тюрьмы, в отношение которых определялась мера пресечения или была уже судом определена, и они ожидали отправки в различные исправительные колонии.
Так во время одного из наших переходов из корпуса в корпус, в одном из них происходило перемещение «камер» с подследственными на прогулку или с прогулки. Мы вынуждены были остановиться и тут «явно мелкая шушера», предстала перед нами, во всей своей красе. Некоторые, проходя мимо нас, старались прикрыть лицо руками и отвернуться, а самая, видно спутавшая хулиганство с разбоем, «блатная шушера», стучала по ладоням двумя пальцами и кивала практикантке, чтобы она шла к ним, а они уж ей покажут, на что они способны.
Николай успокоил практикантку, - сказав ей, чтобы она не обращала внимания, а если кто-нибудь только подумает сделать шаг в её сторону, то первый же сопровождающий этот сброд охранник, сделает ему такое внушение, что он в лучшем случае, только, на третий день с удивлением узнает, что ещё жив. Словно услышав слова Николая, один из охранников, вырвал у ближайшего к нему конвоируемого субъекта, черный крест с распятым Христом, которым тот раскручивал перед собой на веревке, и отдал его практикантке, сказав, что это, ей на память.
- А из какого он материала? - спросил я у главного энергетика.
Оказалось, что здесь всё делают из хлебного мякиша, но особенно элегантно женские туфли, которым позавидовал бы любой модельер.
- К сожалению, эти поделки недолговечны, - добавил он, но мы как-то не придали этому значения (через несколько дней крест у практикантки явно начал разлагаться, источая неприятный запах гниющего продукта, и его ей пришлось выбросить).
К своему удивлению, когда я спросил у главного энергетика, что неужели здесь все такие в основном заключенные? - оказалось, что это совсем не так. Основной контингент тюрьмы составляли женщины, среди которых преобладали бывшие работники торговли. Но, когда мы пошли дальше, то навстречу нам попались двое нетипичных заключенных, которых отдельно конвоировал охранник. Могло показаться, что, скорее, они сами конвоируют охранника, сколько в их походке было артистичности, от накинутых на плечи «пиджачков», до звериных, в металлическом оскале зубов, улыбок в нашу сторону. Правда, к тому времени, я, путешествуя по Восточной Сибири, встречался и с более «серьёзными» ребятами. Хотя следует отметить, что и эти двое заключённых, по-видимому, тоже представляли местное «высшее» общество.
Но любая работа когда-нибудь кончается, и, пожав на прощание Николаю руку, я тем же маршрутом, через те же, металлические двери, мимо не обращающей на нас внимания охраны, прошел к той же проходной, через которую попал в тюрьму. Там я отдал протоколы испытаний энергетику, и когда тот расписался на копиях, я вежливо отказался от предложения отобедать в тюрьме, не смотря на то, что у них в столовой тогда был повар из ресторана «Арагви».
Поэтому, возвращаясь к Вольфу Мессингу, я еще раз повторяю, если Вас не убедил мой рассказ о пребывании в тюрьме, что выход оттуда «телепата», без пропуска и без сопровождения, как описал Еремей Парнов, мягко говоря, не соответствует действительности. При условии, даже того, что Мессинг действительно обладал способностью массового гипноза, ему удалось бы пройти только через первую проходную, а не через несколько металлических дверей, которые не может открыть даже стоящая у них охрана. Вы можете себе представить такую ситуацию, что Мессинг внушает охраннику, что к дверям подходит Лаврентий Берия, но тот не знает, что ему делать дальше, так как открыть эту дверь, как швейцар, он не может. Ну, в лучшем случае он может отдать Лаврентию Берии честь, а в худшем случае - застрелиться.
Что ещё хорошо запомнилось от посещения мной тюрьмы, это, как в каком-нибудь, бездарно-наивном фильме, из неё выход – дождь закончился и даже светило солнце. И можно было идти, куда захочешь, а не как мечтал Николай, до ближайшей лавочки, чтобы сесть на неё и знать, что к тебе уже никто не пристанет, чтобы чем-нибудь тебя занять в течение ещё трёх с половиной лет, если не удастся попасть на «химию».
Новость размещена в городах: Калининград, Челябинск, Новосибирск, Томск, Красноярск, Иркутск, Владивосток, Санкт-Петербург, Москва
