Нам нужно не терять умение различать грех и праведность.
Нам нужно не терять возможность различать, скажем, щедрость и скупость, или щедрость и расточительство.
Есть скупость и есть расточительство – и то и другое плохо есть, но есть некая разумная щедрость.
Нам нужно различать многие вещи. Это, вообще, упражнения целое. Надо различать трусость, храбрость и наглость.
Одно дело быть трусом, одно дело быть наглым, одно дело быть сдержанно-храбрым.
Различать – это не значит быть толерантным.
Вот мы видим, что человек согрешает, и мы точно знаем, что он согрешает...
Например, он заработанные деньги вместо того, чтобы нести их семью, вкладывает в тотализатор, в надежде заработать много и сразу. «Рулетка закрутилась, шарик упадет, и я из двадцати тысяч сделаю два миллиона».
Так он думает, но, в результате – он идет домой без денег.
Согрешает, желая на халяву и быстро обогатиться, и теряет то, что имеет.
Как мы это называем для себя? «Это – грех! Это – глупость! Это – обман!»
Я так поступать не буду. Но я не буду говорить об этом человеке, что он пропащий, проклятый, дурной, безнадежный. Вот это и есть осуждение.
То, что он грешит сейчас, совершает глупость – это я знаю, и я сам себе это говорю. Говорю ли я это ему? Наверное, нет. Зачем?
Во-первых, он не услышит – сейчас он в азарте.
Во-вторых, это будет просто способ поссориться.
Если меня спросят: «как ты оцениваешь это поведение?», я скажу: «мне кажется, это глупо и грешно».
Осуждаю ли я его за это? Нет, я просто считаю, что это глупая модель поведения.
По сути, в осуждении и в оценке действий мы разделяем то, что делается, и личность делающего.
Осуждение относится к личности делающего.
Например, я говорю: «он нечестивец, негодяй проклятый, такой-сякой, чтобы ему то..., чтобы ему это...», – это слова, относящиеся к личности. Значит, это и есть осуждение.
А если я говорю: «этот добрый человек совершает великую глупость», – то здесь есть осуждение греха, и отсутствует осуждение личности.
Я надеюсь, вы поняли, что я имею ввиду.
Когда я говорю: «Этот хороший человек не пошел домой, а пошел к любовнице, – это ужасно. Это ужасно для него и для его жены.
Он хороший человек, но вот такая чушь с ним случилась», – здесь я избегаю осуждать его, но я явно выражаю свое недвусмысленное отношение к этому поступку, к этому греху.
Надо назвать грех – грехом. Если мы этого не сделаем, мы прогневаем Бога Преблагого, мы назовем черное белым, и будем виноваты. Но мы должны воздерживаться от того, чтобы быть судьей согрешившего человека: «он вор и будет убит», или «будет гореть в аду», или «будет повешен за ноги вниз головой над унитазом» – это конкретное осуждение конкретного человека.
Если мы научимся говорить так, как я только что сказал: «к сожалению, умный и добрый человек не сумел побороться с этой страстью, и она его пленила, и он сделал то-то и то-то – это плохо, жалко для всех», - так мы исполним заповедь о неосуждении, и исполним заповедь о том, чтобы мы грех называли грехом.
Это требует умственной дисциплины – не смешивать одно с другим.
Надо стараться именно так поступать. Оценивать дело, избегая крайних характеристик и суда над личностью.
