«Где старикам место?». Как живут в Северодвинском доме для престарелых
Кто и чем живёт в северном интернате для пожилых и инвалидов?
Французская корпорация Natixis опубликовала ежегодный рейтинг (глобальный пенсионный индекс), согласно которому Россия была признана одной из самых некомфортных для пенсионеров стран мира. Хуже нас только Бразилия, Греция и Индия. Всего в рейтинг вошли 43 государства.
«АиФ» постоянно пишет о том, как тяжело живётся пенсионерам: маленькие пенсии, отсутствие медицинской помощи в деревнях, дорогие лекарства. Место ли тут старикам? А где ещё живут пожилые люди, инвалиды? И как они живут? Мы поехали в Северодвинский дом-интернат для престарелых и инвалидов.
Директор - не Калугина
Пятница. Ягры. Полуденный зной. На территории интерната - стерильная чистота. По дорожкам прогуливаются проживающие. Кто-то, как говорят в таких случаях, на своих ногах, другие на инвалидных колясках, некоторые с палочками. Жарко, солнце слепит, в клумбах - кудрявые разноцветные петунии.
Первый, с кем я познакомилась, - Иван. Так он представился. «Не, Вы видали? - Иван широко улыбается и показывает за мою спину.- Это у нас самые крутые, их на море везут!» Оборачиваюсь с интересом. «Крутых», а это почти все инвалиды-колясочники, действительно, в прямом смысле слова, по очереди закатывают в специализированный «Форд». «А Вы почему не едете?» «А мне и здесь хорошо, загораю вот», - показывает он на крепкий голый торс. Ивану почти 70 лет, но как шутила певица Лолита Милявская, «А кто даст?» Иван энергичный, весёлый, рассказывает о себе так, что не поймёшь, то ли шутит, то ли серьёзно. Жена, говорит, выгнала, молодого себе нашла, вот и оказался в интернате. Сам он из Пуксоозера Плесецкого района. «Как Пуксоозеро пропили, так я оттуда уехал», - констатирует он. Теперь вот каждый день бегает по 10 километров и ни на что не жалуется. «А как директора вашего найти?» - спрашиваю. «А её кабинет на втором этаже. Вы её увидите - удивитесь», - интригует Иван.
Впрочем, сразу подняться к директору не удалось - постояльцы обступили с рассказами, чувствуется, что гости здесь бывают нечасто. И представляются жители интерната исключительно по именам, по-европейски, хоть лет-то всем немало. «Вот мне интересно, как вы здесь оказались, неужели родных никого нет?» - задаю вопрос. «Почему нет, - неторопливо рассказывают они. - У многих есть. Но кто-то детей не хочет стеснять, кто-то по своей воле сюда сдался, тяжело одному хозяйство вести, инвалидов много, лежачие есть, а здесь медицинский уход. Не, ну нормально здесь, кто шевелится - жить можно, а кто лежит - так не очень».
Наконец захожу в интернат, поднимаюсь на второй этаж. Морально готовлюсь увидеть Людмилу Прокофьевну Калугину из «Служебного романа» - напутствие Ивана насторожило. А вижу... красивую молодую женщину модельной внешности и столбенею: джинсы, белая блузка, ботинки на платформе. Директор Наталья Викторовна Никифорова (хочется её назвать Наташа. - Ред.) улыбается, говорит, привыкла уже к такой реакции за 5 лет. За её креслом висит икона Божьей Матери. «Мне она помогает духовно, - оборачивается она к иконе. - Чтобы работать здесь, нужно иметь большое сердце, терпение». Разговор у нас тоже получился неформальный.
Первым делом спрашиваю, как сотрудники интерната называют тех, кто здесь живёт. «Раньше мы их называли клиентами, сейчас называем проживающими, а говоря казённым языком - это получатели социальных услуг», - говорит она. Всего в интернате 150 проживающих, 22 человека - инвалиды-колясочники. Для каждого составляется индивидуальная программа предоставления социальных услуг. Часто бывает, что сотрудники интерната буквально ставят людей на ноги: лечебная физкультура, физиотерапия, трудотерапия, медикаментозная реабилитация. «А это правда, что к вам большая очередь?» - спрашиваю. «Да, у нас сейчас в очереди 70 человек», - отвечает и с волнением добавляет: - Мне не нравится, когда интернат называют гиблым местом, не нравится отношение общества к интернатам, люди почему-то несут старые вещи, которые им не нужны, а нам они почему нужны? Я прекратила эту практику. Я считаю, что у нас хорошее стационарное учреждение, пансионат, мы вообще стремимся к европейской модели пансионатов».
Ссорятся, мирятся
«Вот это у нас переулок Семейный, - ведёт она меня по коридорам. - Это проспект Морской. Обратите внимание, на Морском картины только на тему моря. Дальше у нас Площадь Дружбы, а вот улица Луговая. Наши постояльцы так и говорят: «Ты где живешь?» «На Морском». Чисто, уютно, и комнаты, комнаты, комнаты. На дверях комнат, кстати, таблички с именами и фамилиями проживающих.
В одной приоткрыта дверь, оттуда доносится: «Всё время берешь у меня, что хочешь!» «Можно к вам?» - стучусь. И - поток жалоб. «Тётя Валя меня зовут, - и тётя Валя начинает беззлобно «наезжать» на соседку Елизавету, повторяя: - Вот что хочет, то и берёт у меня. Может и на мою кровать лечь запросто! Прихожу, а она лежит. Но я так-то стала уже к ней привыкать, Вы же видите - она нездорова, пусть она здесь живёт, а то вдруг другая соседка ещё хуже будет». Елизавета находится в своём мире, ходит, ходит по комнате, молча перекладывая тряпочки, чашечки, совершенно безобидная...
Заглядываю в следующую комнату. «Журналистка?» - женщина привстаёт с кровати и очень быстро понимает, что к чему. Пользуется моментом. «Вот если Вы закроете дверь, я Вам всю правду расскажу. Ой, что мне будет за это! - прикрывает она рот ладонью, но продолжает горячо шептать: -Ну и что, всё равно расскажу!» И выдаёт страшную тайну - в столовой подают горькую капусту, есть невозможно. И ещё постоянно - рис. «Что мы, индусы какие?» - возмущается она. Я обещаю написать об этом. И обещаю не указывать в статье её имя.
«У нас здесь как в большой семье - всякое бывает: жалуются, ссорятся, мирятся, даже свадьбы играют», - улыбается на это Наталья Викторовна.
А до ворот меня вызывается проводить Володя Дубинин. Володя - деликатный, разговорчивый. Он долго и интересно рассказывает о себе, и всё же нотки печали в его рассказах я чувствую. «7 лет я уже болтаюсь по интернатам, - говорит он. - Я из Котласа. В Котласе же сгорел интернат, ёлки зелёные, я уже полгода здесь. Скучно, но занимаю себя ходьбой: по 3 тысячи шагов в день прохожу, как врач велел». И ещё, видя мой интерес к наколкам, поясняет: «Я когда ещё пацаном был, на кочегара учился. Помню, мы каблуки у ботинок обрезали, жгли, и давай колоть. А так-то я ведь 40 лет отработал в пароходстве, начал с матроса, закончил капитаном-механиком. Осталась у меня дочка, она здесь, в Северодвинске, живёт, навещает меня. Но вообще-то, конечно, лучше бы дома жить, с семьёй, а вот у кого нет - такая судьба... »