Поражённые не только радиацией. Кыштымская авария сказывается уже на внуках
Кто мешает врачам помочь людям, пострадавшим от аварии 1957 года?
Кыштымская авария произошла в 1957 году, а её последствия сказываются до сих пор. Во многих ситуациях пострадавшие от аварии, а также их потомки, остаются беззащитными. Есть врачи, готовые помочь, но из-за скудного государственного финансирования, они сейчас могут сделать гораздо меньше, чем десяток лет назад.
В Челябинском областном общественном движении содействия пострадавшим от радиационных воздействий «Маяк надежды» знают немало шокирующих примеров, когда люди остаются один на один со своей бедой. Самое печальное в том, что права таких людей урезают с каждым годом.
«Вы с Течи? Всё понятно!»
- У всех у нас целый букет болезней – желудочно-кишечного тракта, энодкринной системы, органов дыхания, опорно-двигательного аппарата, - рассказывает председатель совета движения Вера Кузнецова. – Сама я и родители жили в подсобном хозяйстве треста №42, что находился рядом с Муслюмово на реке Теча. Родители рассказывали, что сбросы в реку шли с 1947 года. А хозяйство было большое – выращивали овощи, было молочное производство, сады, свинарник. Нашу деревню не трогали до 1961 года, и люди продолжали собирать в окрестностях грибы, ягоды, ловили рыбу. Потом стали запрещать – с 1953 года не разрешали строить новые дома, хотя до того люди строились активно. Помню, мама говорила: «Какие люди дурные! Даже бельё в реке полощут!».
Даже когда началось первое переселение жителей из пострадавших районов, было немало нарушений.
- Родители дома разобрали и перевезли на 5 километров в посёлок Теченский, хотя дом надо было провести дезактивацию, – рассказывает одна из активистов движения Галина Щербакова. – Никто за этим не следил. Многие разобрали и перевезли свои дома.
Болезни, полученные в результате радиации, начали проявляться очень рано.
- Помню, прихожу к врачу, жалуюсь, что колено болит, а мне тогда всего 24 года было, - вспоминает Вера Кузнецова. – Врач говорит, что ничего не понимает: «Было бы вам далеко за 40, я бы знал, что у вас». Зато после Чернобыля говорили уже по-другому: «Откуда у вас столько болячек? А-а, вы с Течи! Ну, всё понятно!».
Исполнилось 18? Значит, здоров!
Статуса пострадавшего многим приходилось добиваться через суд, и не все попытки увенчались успехом. Например, у Галины Щербаковой сестра родилась в 1962 году, болезней у неё целый список, но пострадавшей от радиации её не признали.
- Получается, кто в мае родился, тот пострадал, а кто в октябре – уже нет! Что за абсурд? – возмущается Галина Щербакова.
Таких историй много. Ямиля Бикмухаметова, совершенно слепая, добивалась своего удостоверения черед суд, но болезнь так и не признали связанной с радиацией. Не менее печальная судьба у ликвидатора аварии Алексея Баскова – в 1957 году его привезли из Мордовии на Течу. Три года он работал над ликвидацией последствий аварии.
- К 27 годам ему поставили жуткий диагноз – нулевой эякулят, - говорит Вера Кузнецова. – Представляете, парню в таком возрасте! Сам признаётся: «Гармошка меня от самоубийства спасла». Тоже не может доказать связь заболевания с облучением, не может добиться дополнительного материального обеспечения, а это четверть зарплаты. Сначала ссылались на секретность, а потом сказали – обращайтесь на «Маяк», так как части, обслуживавшие предприятие, не были подчинены министерству обороны.
В 2008 году Баскову дали жилищный сертификат на 723 тысячи рублей, на что можно купить разве что комнату площадью чуть более 18 квадратных метров, хотя полагается по нормам более 30. В итоге Баскова обманули риэлторы, так и живёт без квартиры.
Только через суд добилась перерасчёта пенсии другая пострадавшая, Бибикамал Халиуллина – три года она не получала полную сумму. Да и после суда её пенсия выросла всего-то с 11 тысяч 900 рублей до 14 тысяч 900. И недополученное за 3 года ей не вернули.
В движении стараются защитить права таких людей, которые, как правило, не разбираются в законах. Кроме того, «маяковцы» добиваются изменения федерального закона, который признаёт права лишь детей тех, кто пострадал от радиации. Но облучение ведь действует уже и на внуков, даже правнуков, поэтому в законе надо формулировку «дети» изменить на «потомки».
- С этой формулировкой есть и другая беда, - разъясняет Вера Кузнецова. – Как только человеку исполняется 18 лет, льготы с него снимают – мол, уже не ребёнок! Но здоровье-то у него этого не поменялось! Неужели думают, что раз исполнилось человеку 18 лет, так он сразу выздоровел? Доходит до того, что однажды нам сказали: «А вы в курсе, что вообще не должны были рожать?». Жестоко, но кто нам говорил бы о таком в те года? Неразберихи очень много – фактически не ведётся национальный радиационный регистр. Меня, например, в нём нет, хотя у меня на руках всё документы. Написала об этом в Минздрав РФ – мне ответили, должны включить, но и всё, дальше процесс не пошёл, никто и пальцем не шевелит.
Есть вопросы и к качеству медицинской помощи. Долгое время пострадавшим помогали в Уральском научно-практическом центре радиационной медицины в Челябинске.
- В центре не одну диссертацию благодаря нам написали, хотя лечили, признаём, хорошо – там применяли очень прогрессивные технологии, - говорит Галина Щербакова. – Но сейчас всё сводится лишь к 10-дневному курсу. Мы не понимаем, почему уменьшили перечень медицинских услуг? Также у них большая база данных – почему бы не предоставлять её тем, кто добивается защиты своих прав в том же суде?
Врачи загружены лишь на 28%
- К сожалению, перечень медицинских услуг, которые мы оказывали, действительно уменьшился, - признает директор Уральского научно-практического центра радиационной медицины, профессор Александр Аклеев. – Связано это, прежде всего, с финансированием – раньше средства поступали из федерального бюджета, и наш центр был головной организацией для лечения пострадавших от радиационного воздействия не только в Челябинской, но и Свердловской и Курганской областях. Кроме того, действовала федеральная целевая программа, но в 2015 году она прекратила своё существование. А ведь благодаря программе нам удавалось проводить большой комплекс мероприятий – например, мы выезжали на места, в малые города и сельские районы, где проживает много пожилых людей, кто далеко не всегда может отправиться к специалисту в крупный город. Наконец, это сельские жители, привязанные к своему хозяйству. На выездах мы проводили скрининг, биохимические исследования, брали онкомаркеры, гематологические анализы.
После 2015 года центр, как пояснил директор, учреждение стало получать финансирование через региональное отделение Фонда обязательного медицинского страхования, где действуют другие подходы.
- Квоты выделяют маленькие, - продолжает Александр Аклеев. – Лечение проходит строго по стандартам, которые не учитывают многих нюансов. Шаг влево, шаг вправо – и сразу следуют штрафы. Сейчас занятость в центре очень низкая , так как квот явно недостаточно – в прошлом году загрузки клиники едва достигала 34%, а по терапевтической помощи – 28%. Две трети клиники простаивает. Мы неоднократно обращались в ФОМС и областной минздрав с просьбой обратить внимание на эту вопиющую ситуацию. Я считаю, что необходима новая федеральная целевая программа. Это же прямая ответственность государства – позаботиться о таких людях! Мы уже получили запрос из Госдумы, где депутаты интересуются, действительно ли необходима программа? Мы ответили, что обязательно надо её разработать и запустить. Такие исследования и комплексное лечение просто жизненно нужны и важны. Японцы за счёт ранней диагностики добились хороших результатов – у нас тоже были отличные наработки, в том числе и за счёт выездов.
Директор центра также подтвердил, что у медучреждения есть большая база данных.
- Мы готовы предоставлять данные о состоянии здоровья, - пояснил Александр Аклеев. – И делаем это в соответствие с законом о персональных данных. Можем выдавать информацию тому, кто её непосредственно запрашивает и имеет на это право. Но вот сведения вроде того, мол, подтвердите, что я проживал на зараженной территории, мы не можем – это прерогатива органа местного самоуправления – сельсовета, прочих.
Вот и получается – врачи готовы работать, есть оборудование, накоплен опыт. Но государство, видимо, посчитало свой долг исполненным – всех пострадавших от радиации, оказывается, вылечили к 2015 году.
Мнение
Уполномоченный по правам человека Челябинской области Юлия Сударенко:
- Я встречалась с представителями движения «Маяк надежды», знаю об их проблемах. К сожалению, решить многие из них можно лишь на федеральном уровне. В регионе наши возможности ограничены. Но это не значит, что ничего нельзя сделать. Мы уже общались с депутатами Госдумы, заручились их поддержкой. Знаю. Что есть законодательные инициативы, которые предусматривают новые виды помощи пострадавшим от радиационного воздействия. Надеюсь, что в что в итоге удастся добиться успеха в этом трудном деле.