Прочитал тут в интервью Л.Лосева 2005 года о встречах Бродского и Горбачева, что якобы Бродский в интервью Михнику говорил, что когда вошел Горбачев — было ощущение, что входит история. Нашел это интервью Михнику — там Бродский ему говорил приземленнее: Я слышал Горбачева два года тому назад в Вашингтоне на каком-то конгрессе. Огромная зала, вернее, комната, […]
Сообщение «Когда вошел Горбачев — было ощущение, что входит история» появились сначала на Будка гласности.
Прочитал тут в интервью Л.Лосева 2005 года о встречах Бродского и Горбачева, что якобы Бродский в интервью Михнику говорил, что когда вошел Горбачев — было ощущение, что входит история. Нашел это интервью Михнику — там Бродский ему говорил приземленнее:
Я слышал Горбачева два года тому назад в Вашингтоне на каком-то конгрессе. Огромная зала, вернее, комната, сидят там человек двадцать, задают ему вопросы, зачем он сделал то, другое, а он молчит. То ли не хочет ответить, то ли не может. Думаю, скорей не может. В какой-то момент мне показалось, что в комнату вошла Клио — мы видим только ноги и подол ее платья. А где-то на уровне ее подошв сидят все эти люди. И я тоже.
Вообще интересна ситуация Горбачева и то, как он сейчас в своих размышлениях пытается связывать все эти концы: попытку реформировать СССР и партию и вообще вести какую-то фантастическую политику благих намерений, путч и крах Фороса 1991 года, распад своей страны, невероятную популярность в США и в мире, обе свои репутации «разрушителя системы» (и ту, что со знаком плюс, и ту, что со знаком минус), катастрофическое — и одновременно гениальное — решение участвовать в выборах президента в 1996 году (он тогда набрал 0,51%, 386 069 голосов).
Можно перечислять долго, и все оценки его работы будут совершенно разнородными и в рамки какого-то связного нарратива не вмещаются — нет такого нарратива. То, что делает Горбачев — это как раз такая попытка «подобрать слова» в отсутствие нарратива.
И я тут придумал в этой связи одну доморощенную теорию. Что-то похожее, кстати, можно найти у Бунюэля в «Скромном обаянии» в одном из снов Горбачев, конечно, стал генеральным секретарем совершенно всерьез и совершенно всерьез работал, реагировал как нормальный партийный начальник, руководил, командовал, решал вопросы, заседал в Политбюро. А после декабря 1991 года, когда на него обрушилась вся эта лавина «оценок его работы», и когда он сам стал разбираться в этом — оказалось, что то, что казалось ему его жизнью, на самом деле было чем-то вроде кино, в котором он был актером (сон у Бунюэля, когда все оказались на сцене).
И в декабре 1991 года это кино в России закончилось. А в США — еще нет, но там уже было немного другое кино, и он уже сознательно выступал там практически как актер, продолжал работать добросовестно и имел оглушительный успех у американской публики (думаю, до конца ему не понятный). И вот это переход из «сна» в «реальность» настолько выпадает из всех «способов осмысления», что описать его — как-то трудно, невозможно. Получается, всю жизнь он был «актер в каком-то кино»? Видимо, да, так и есть — судя по последовавшему за всем этим «открытию занавеса», аплодисментам, сопению и бухтению каких-то зрителей, разбору декораций, появлению на сцене каких-то монтировщиков, выключению света и куда-то разошедшейся публике.
Там Лосев еще в интервью пересказывает их разговор:
Горбачев сказал: «Иосиф, за что вы меня ненавидите?» Иосиф: «Помилуйте, Михаил Сергеевич, с чего вы взяли?» Горбачев: «Ну, значит, меня неправильно информировали».
Вот что значит «позднее зажигание»: только сейчас, т.е. через 30 лет примерно, сообразил, что в той сцене у Бунюэля упавшая на пол с блюда официанта индейка (которую он положил обратно на поднос и подал гостям) — была муляжом, театральной декорацией! То есть можно было и до «открытия занавеса» догадаться, что весь этот ужин ненастоящий — если смотреть внимательно. А я, тупица, все эти годы просто думал, что официант сволочь, а индейка засохшая и несъедобная.
Сообщение «Когда вошел Горбачев — было ощущение, что входит история» появились сначала на Будка гласности.
