Чем больше сохранится в России человеческих жизней, тем меньшими окажутся потери от COVID-19 для ее «кошелька».
Президент России заявил о продлении режима нерабочих дней по 11 мая включительно. Об этом Владимир Путин заявил 28 апреля на совещании с руководителями субъектов федерации по вопросам противодействия распространению коронавирусной инфекции.
Таким образом, данный режим в нашей стране продлится минимум 43 дня, если считать с 30 марта, когда он был впервые установлен. Это шесть недель, или три инкубационных срока нынешней коронавирусной инфекции, который, по утверждениям медиков, составляет две недели.
Неожиданным подобное решение назвать трудно. Пандемия COVID-19, это уже очевидно, поставила весь мир перед известной «дилеммой грабителя»: кошелек или жизнь? И весь мир — Россия здесь не исключение — сейчас вынужден нести финансовые потери в надежде сохранить жизнь.
Цифры здесь очень простые. Каждая нерабочая неделя в противоэпидемическом формате стоит нашей стране в среднем примерно 1,2 трлн рублей, а каждый дополнительный нерабочий день, соответственно — около 240 млрд рублей. Причем кумулятивный эффект из-за разрыва все новых и новых производственных цепочек с течением времени будет становиться все сильнее.
То есть «цена вопроса» для отечественной экономики составит уже минимум 7,2 трлн рублей, или 6,5% отечественного ВВП образца 2019 года, и значительная — может быть, даже бóльшая — часть этой суммы, несомненно, придется на уменьшение реальных доходов наших сограждан.
По состоянию на 29 апреля, число зараженных в России превысило 99 тысяч. При этом умерших с положительными пробами на коронавирус — 976 человек, и, казалось бы, реальная опасность инфекции для общества не настолько высока, чтобы идти на такие убытки. Ведь нынешние 22 «условно нерабочих» дня — это уже почти 5,3 трлн рублей, или формально 5,4 млрд рублей за каждого погибшего.
Но если посмотреть на текущую ситуацию в других странах мира, то картина — во всяком случае, по состоянию на сегодня — будет выглядеть совсем иначе. Приведем эту статистику в виде таблицы, содержащей абсолютные цифры (источник — сайт coronavirus-monitor.ru), а также данные в пересчете на тысячу населения (в промилле, ‰) и по отношению к российским показателям.
Как видим, разрыв с Россией в этих странах по заболевшим составляет разы, а по умершим — десятки раз. То есть налицо практически S-образная зависимость: увеличение уровня заболеваемости в два раза увеличивает смертность примерно в пять раз, увеличение заболеваемости в три раза — увеличивает смертность в десять раз, в четыре раза большее количество заболевших соответствует 70-кратному увеличению смертности, а пятикратное — увеличению уровня смертности почти в 100 раз.
Соответственно, прогноз экономических потерь для других стран колеблется в пределах 10–15% ВВП и выше. Тем более что основной финансовой жертвой COVID-19 повсеместно и прежде всего оказывается сфера услуг, доля которой в странах так называемого «первого мира» гораздо больше, чем в РФ.
Здесь обращает на себя внимание фраза Путина, произнесенная им в конце вступительного слова на совещании — там, где он поручил правительству подготовить программу по выходу регионов РФ из эпидемиологической обстановки после 11 мая.
«Обращаю внимание, стратегическая задача такого общенационального плана действий — не только стабилизировать ситуацию, но и обеспечить долгосрочные, структурные изменения в российской экономике с учетом той новой реальности, которая сейчас складывается в мире», — заявил президент.
Очевидно, речь идет о том, что в свое прежнее состояние пережившая коронавирус планета больше не вернется. А «новая реальность» настолько разительно будет отличаться от старой жизни, что экономике России предстоят структурные перемены на стратегическом уровне, чтобы ей соответствовать — или, правильнее сказать, занять в ней достойное место. И к этому наша страна, по-видимому, готова лучше, чем страны Запада, которые сегодня испытывают двойной шок: от коронавируса и от крушения «экономики услуг».
Так что вывод понятен и прост. Да, потери России неизбежны и будут достаточно велики. Но они окажутся гораздо меньше, чем могли бы в случае применения более мягких противоэпидемических мер или, тем более, полного отсутствия таковых.
При этом объяснять возникший разрыв меньшей плотностью населения России, вакцинацией БЦЖ или другими прививками, а также прочими «фоновыми» факторами вряд ли удастся. Так, в условно 15-миллионной Москве (примерно 10% населения РФ) количество заболевших — 45 490, то есть 3,03‰. Это примерно на уровне Германии и меньше Великобритании, хотя плотность населения в российской столице выше и среднегерманской, и среднебританской. А по уровню умерших с COVID-19 (546 человек) показатель составляет 0,037% — это вдвое меньше, чем в Германии.
То есть чем больше сохранится в стране человеческих жизней, тем меньшими окажутся потери и для ее «кошелька». Этот факт необходимо зафиксировать, даже если озвученная президентом России мотивация относительно национального «генетического кода», основанного на ценностях взаимопомощи, взаимовыручки и солидарности, а также высказанная им уверенность в том, что «все остальное приложится», кажутся кому-то пустым звуком.
